«Идущие на смерть» (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 7

— Значит, как я понимаю, ваше сиятельство предлагает оставить в Порт-Артуре названные вами корабли, которые замедлят эскадренный ход? И сам прорыв осуществить не завтра, в хорошую погоду, а послезавтра, при волнении. Вполне разумно, — Витгефт сделал вид, что размышляет над предложением Ухтомского, и тут же неожиданно спросил:

— А как же приказ государя-императора о прорыве 1-й Тихоокеанской эскадры во Владивосток?!

— А разве в Высочайшем Повелении указано, что в прорыв должны пойти все корабли эскадры, даже те, кто просто дойти не может из-за ограниченной дальности плавания?!

— У старых броненосцев она вполне приличная — в три тысячи миль, — парировал Витгефт, — втрое больше, чем требуется для похода.

— Кардифа мало, а на сорном угле едва две тысячи выйдет, и то на экономическом ходу. В бою неизбежно собьют трубы, или в них будут огромные дырки, как на «Цесаревиче», перерасход угля значительно возрастет. А еще придется маневрировать и давать полный ход — так что в лучшем случае запаса угля хватит на шестьсот миль. При самых благоприятных обстоятельствах дойдем до траверза Фузана или острова Дажелет — от него до Владивостока чуть ближе — без малого четыреста миль, раз плюнуть.

Ухтомский откровенно злорадствовал, но Вильгельм Карлович мысленно обрадовался — он получил то, что хотел. И решил спровоцировать ситуацию, радушно показав на пачку папирос:

— Да вы курите, Павел Петрович.

— Благодарствую, но у меня свои, — князь извлек из кармана портсигар, достал из него папиросу и прикурил — пальцы чуть дрожали, и это говорило командующему о многом. И Витгефт тут же спросил, понимая, что может застать собеседника врасплох своим вопросом:

— Как бы вы, любезный Павел Петрович, поступили бы на моем месте, осуществляя прорыв во Владивосток?

— Вышел бы послезавтра утром всей эскадрой — сутки необходимы для того, чтобы закончить подготовку, загрузить углем все ямы до горловин. Даже принять дополнительно, хотя бы в мешках. И дать командам целый вечер на отдых. Но завтра вывести тральщики и прочистить фарватер, а ночью вывести на усиленную охрану канонерки с миноносцами, чтобы японцы мин своих не наставили. Тогда утром в прилив быстрее выйдем и сразу дадим полный ход, пустив головными крейсера Рейценштейна. Я могу пойти с «Пересветом» и «Победой» за ними — ход ведь чуть больше, чем выдадаст ваш флагман и «Ретвизан». Отгоню вражеские крейсера подальше, чтобы не мешали. И увеличим ход до максимальных 15 узлов, машины на волне их дадут. Зато броненосцы Того начнут отставать — форштевнями начнут зарываться в волну. Хотя свои четыре броненосных крейсера японский адмирал в погоню за нами бросит…

— Четыре?!

— Да, четыре — оба «гарибальдийца», «Асаму» и «Якумо». Но опять же — на волне крейсера итальянской постройки начнут зарываться носом, а оставшийся «англичанин» и «немец» вряд ли рискнут драться с «Цесаревичем» и «Ретвизаном». А в Цусимском проливе нас с вами встретят лишь броненосные крейсера Камимуры, но так я думал отправить следующей ночью все миноносцы германской постройки в Циндао. Жаль наш ходок «Лейтенант Бураков» уже выбит, а то бы прекрасно дополнил отряд.

— Жаль, — отозвался Витгефт, с радушной улыбкой на губах — по одной обмолвке князя он уже все понял — внутри закипел гнев. «Сиятельный» мерзавец — вот какое слово как нельзя лучше подходило к Ухтомскому. Ведь он вчера все сделал для того, что бы Вильгельм Карлович сам зашел в рубку, где разорвался снаряд, потому и не предупредил. Под свое командование прорыв готовил, вон, как все детально продумал и связно излагает, собака.

— Отправив телеграмму из Циндао во Владивосток, чтобы к нам заблаговременно вышли навстречу крейсера ВОКа, миноносцы загрузятся отличным углем, и дальности плавания им уже вполне хватит. А с эскадрой могут выйти все наши «французы», взяв лучшего угля в перегруз — для них кардиф можно найти.

— Конечно, найдем, у контр-адмирала Григоровича в портовом хозяйстве хороший уголь еще остался, как раз на все миноносцы и хватит, — Витгефт улыбкой подбодрил князя, и решил задать еще один вопрос, чтобы окончательно прояснить ситуацию.

— А «Севастополь» с «Полтавой» выводить вместе с другими броненосцами в море не будем?

— Необходимо вывести, Вильгельм Карлович, командование над ними может принять контр-адмирал Лощинский. Того может обратить на них внимание. И тогда отправит или крейсера, либо сам пойдет с броненосцами. В любом случае эти вражеские корабли не смогут нас преследовать.

— То есть старые броненосцы должны будут принять бой?

— Обязательно, ведь они отвлекут внимание Того, станут своего рода приманкой. Примут бой и станут отходить под прикрытие батареи Электрического утеса. А если им удастся повредить вражеские корабли, то совсем будет хорошо — они не смогут нас преследовать. И тогда шансы на благополучный прорыв во Владивосток значительно увеличатся.

— Пожалуй, так и сделаем, — Витгефт добродушно усмехнулся, хотя это стоило ему немалого усилиянад собой. Теперь можно было сказать такие слова, которые моментально обрушат все надежды этой «грязи», в человеческом обличии, что так жаждал его смерти…

— Павел Петрович, вы младший флагман, — Витгефт с нескрываемым удовольствием выделил предпоследнее слово, — а в Порт-Артуре останутся два броненосца. Контр-адмирал Лощинский выполняет свои обязанности. А вам следует перенести свой флаг на «Севастополь» или «Полтаву». Вы останетесь в крепости, а я поведу эскадру на прорыв!

На какую-то пару секунд на лице Ухтомского отразилась непередаваемая смесь жуткого разочарования, прямо-таки детской обиды, глаза полыхнули огнем бессильной ярости и ненависти. Но князь быстро взял себя в руки, снова натянув на лицо маску невозмутимости. Только спросил чуть дрогнувшим голосом, в котором Вильгельму Карловичу невольно померещилась малая толика надежды:

— Я был бы полезней эскадре на «Пересвете», а Лощинский справится с двумя броненосцами…

— Нет-нет, уважаемый Павел Петрович, только вам я могу доверить командовать Порт-Артурским отрядом — среди всех контр-адмиралов ваше сиятельство самый заслуженный. К тому же, еще раз подчеркну — вы назначены государем-императором младшим флагманом, и вам теперь надлежит принимать участие, как в обороне крепости, так и навязать противнику активную войну на море, к которой вы столь долгое время всех призывали. Теперь вы будете вправе сами решать, как действовать. И я не сомневаюсь, что добьетесь немалых успехов!

Вильгельм Карлович с удовольствием посмотрел на побагровевшее лицо князя — этот укол он нанес ему, как мог больнее, уязвив последними словами. Однако нужно было еще больше «подсластить» решение, и он, сочувственно посмотрев на князя, добавил:

— Вы нужны именно здесь — это ваше место не только как заслуженного адмирала, но и князя, способного собственным примером вдохновить моряков, и более — генералов, офицеров и солдат гарнизона. Ведь они могут воспринять уход эскадры как факт обреченности крепости, но это не так — флот будет вести войну из Владивостока, а вы отсюда — у вас в под командованием останется внушительная сила…

— Какая сила, ваше превосходительство? Два тихоходных броненосца, да стоящий в доке поврежденный крейсер?!

— А это немало — половина от тех броненосцев, что под началом того. Кроме того, «Баян» вскоре будет отремонтирован и войдет в строй. У вас еще четыре канонерские лодки и все миноносцы русской постройки, а также «Бдительный» и «Боевой», которые можно отремонтировать. Есть еще минный транспорт «Амур»…

— Уже почти не осталось мин на постановки, — тут же парировал Ухтомский, взъярившийся на секунду, но тут же взявший себя в руки. Но Витгефт тут же его «уколол» еще один раз.

— Как видите, силы вполне достаточные, чтобы нанести неприятелю существенный урон. Тем более, главные силы японского флота будут пребывать не на Эллиотах или в Дальнем, а в Сасебо или корейском Мазампо, дабы помешать нападениям нашей эскадры.