Красавчик. Книга пятая. Галопом по Европам (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 19

— Как такое возможно, Ваше Превосходительство? — разгорячённый боем, бросил поводья спешившемуся раньше гусару, Клаузевиц.

— Что опять не так, Карлуша? — тяжко вздохнул Пётр Христианович. Ясно, что не так. Засветились по полной. Куча убитых ляхов на расстоянии в триста даже метров.

— Вы стреляли на тысячу футов почти! — подтвердил его догадку прапорщик.

— Ну, уж тысячу?! Урежь осетра. Поменьше будет.

— Можно мне посмотреть ваши ружья?

— Видел, же сто раз. Ну, посмотри ещё раз.

Посмотрел.

— Как же такое возможно? Это обычная винтовка Бейкера.

— И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг …

— Что? — начал репу чесать военный гений.

— Я говорю, что нужно тренироваться.

— Но такое расстояние?! — чуть не плакал Карл фон.

— Опыт, Карлуша, опыт.

Не поверил. Надулся. Ага, сейчас этому фашистику пулю Петерса показывать. Нет, уж. Пусть сумрачный немецкий гений сам до неё доходит.

— Да, Карлуша, ты там своим скажи, что воевать против России не надо. Больно будет. Лично приду ата-та по попке делать. Прощевай. Дальше сами. Вон уже граница.

Глава 10

Событие двадцать шестое

Давно я не был награждён посмертно…

Владимир Рыльский

С поляков взяли в виде трофеев только две вещи, командир их был в уланском мундире и даже орден на груди имел. Брехт его для коллекции прихватил. В той жизни собирал коллекцию орденов и в этой решил от традиции не отступать. Сейчас их и поменьше к тому же. Проще будет собрать полную коллекцию. Так и война в Европе впереди. Уж там будет этого добра в избытке. Все страны отметятся. Орден был заурядный, без бриллиантов всяких. Вместо них шарики серебряные. Орден выглядит как мальтийский крест, а поверх креста одноглавый орёл белой эмалью покрытый. Где, спрашивается, поляки видели орлов с одной головой? Наверное, просто серебра пожалели. Крест болтался у мёртвого улана на шее на ленточке. Орден и назывался Орденом Белого орла. Николай его потом добавит к орденам Российской империи. А сейчас он ничей. Нет больше Польши. Из допроса пленных выяснилось, что товарищ этот и был владельцем поместья, которое захватили пруссаки. Он собрал поместную шляхту и соседей кликнул и пошёл своё отбивать. И тут Брехт не сильно вовремя для него мимо ехал. Бывает.

Вторым трофеем был штуцер. Пётр Христианович взял себе за правило все возможные штуцера трофеить, мало ли, вдруг какому умнику, что полезное в голову придёт его аборигенную. Пленные на вопрос, а это чего, сообщили псякрёвкая от тумаков, что это их Козеницкий штуцер (польск. sztucer kozienicki). Вот как, и поляки делают штуцера? А интересно, где производство налажено, это теперь территория какой страны? Оказалось, что завод теперь под пруссаками. Ну, и ладно. Потом один чёрт к России перейдёт. Качество штуцера Брехт проверять не стал, завернул в тряпицу и отложил на телегу до лучших времён, чтобы детально его разобрать и осмотреть. Вообще, походил на немецкий Neue Korps-Jägerbüchse. Есть время впереди. Разберётся.

Больше до самой Вены ни одного приключения с черкесским отрядом не произошло. Надо отдать должное автриякам, они поступили без просьб всяких правильно. Прямо на границе, едва вольный город Краков проехали, выделили сначала небольшое сопровождение, а потом и целый полуэскадрон, бдить за послом приставили. То ли за сохранность посла переживая, то ли за сохранность немецких барышень. Кто их этих варваров азиатских знает, может они набрасываются на всё, что шевелится. Вон, какие усищи, вон, какие носищи, вон, какие шапки красивые, разве немочки устоят. Тем более, и не немочки, вполне себе по будущей Словакии сначала ехали. Славяночки. Нет. Словакочки. Один чёрт не устоят. Улежат. Полягут.

В Вену въезжали после обеда, даже под вечер уже. Солнце играло на крестах и в окнах домов. Зелёные крыши всеми цветами этого зелёного и голубого отцвечивали. Красиво. Без всяких сомнений, Вена сейчас самый большой и самый красивый город мира. Памятники, дворцы, парки. Вот в такой город нужно превратить будущую столицу России. Брехт бы её, не задумываясь, перенёс из Петербурга. Да, Москва далековато от границы и это не сильно удобно, особенно при современной скорости передвижения. В случае войны — это плюс, а в мирное время — минус. Он бы в Киев перенёс. Или в Ригу, чтобы раз и навсегда решить прибалтийский вопрос, если девять десятых населения Прибалтики будет русскими или русскоговорящими, то никаких националистов там не появится. Ассимилируются.

В Вене встречали русского посла без помпы. Ни фанфар, ни пейзанок с букетами и караваями, никто вальсы Штрауса не исполнял, военным оркестром с надувающими щёки усатыми музыкантами. Подъехал полковник, представился Кнуттом и предложил проследовать за ним. Высланный заранее офицер власти предупредил и власти эти, со слов посыльного испугавшись вида абреков, решили от греха подальше Брехта с его отрядом изолировать. Отвели ему, спешно очищенные от былых хозяев казармы, какого-то эскадрона гусарского. Большое барочного типа здание, которое находилось в пригороде. Обнесена эта казарма настоящим каменным забором. И больше всего место, куда их препроводили, тюрьму с внутренним двориком напоминало. Ещё бы решётки на окнах и тюрьма — тюрьмой. Были и плюсы, места — вагон целый, если тут обитало сто восемьдесят человек, а сейчас будет всего тридцать, то на тесноту грех будет жаловаться.

Есть и ещё один плюс от пребывания за городом, меньше соблазна у горцев пуститься в улучшение генофонда герцогинь всяких с маркизами и графинями.

И для самого Брехта тоже плюсик имелся, если он решил посмотреть, как вымирают Ротшильды, то такая вот база не на виду это то, что надо. Конечно, за ними установят надзор. Всякие соглядатаи будут крутиться вокруг. Только там, где эти соглядатаи учились соглядатаить, Брехт преподавал. Не будут мешаться, так пусть спят ночью спокойно, а нет, так и исчезнуть могут.

Горцы с егерями вломились в казарму, оглядываясь и, яростно нары деля, вот чего, по пяток на каждого, нет, один чёрт, склоку устроили, а Брехт проследовал в стоящий рядом офицерский домик. Не всё так плохо, его, естественно, пригласили расположиться в центре Вены в особняке какого-то их графа, что сейчас в Сардинии находится, но Пётр Христианович вежливо отказал товарищам, что по дороге его пытались от полковника Кнутта отбить. Все в золотом шитье и орденами. Шишки не иначе.

— Я со своими, и вам спокойней и мне.

— Как вам угодно, Ваша Светлость, господин посол. Об аудиенции императором вам будет сообщено отдельно. В течение недели вас известят. — И порысили на своей карете к центру.

— В течение недели? — помотал головой им вслед князь Витгенштейн, — Медленный у вас император.

В домике было три комнаты жилых и кабинет. Нормально, в одной Василиса Премудрая разместится, в другой Ванька. А он вон ту займёт с окнами на восток, не хотелось изнывать от жары в полдень, когда солнце будет южную сторону пропекать. Ванька, вон, молодой, пусть он мучается. У него здоровье покрепче.

А кабинет был хорош. Огромный дубовый стол с зелёным сукном сверху, письменный прибор с торчащими из стакана серебряного гусиными перьями. Пресс-папье мраморное. Стул весь резной прирезной и даже небольшая софа у стеночки, устал, можно прилечь, о вечном подумать.

Событие двадцать седьмое

Все остальное это просто еда. А шоколад это шоколад

В мире есть только два разряда людей: те, кто любит шоколад, и безбожники-коммунисты.

— Заходите господин! Вы так долго разглядываете вывеску, что я уже отчаялся ждать вас. Заходите не пожалеете. Это самое старое кафе в Вене и самое знаменитое, именно здесь пел свои песни Марк Августин. Ах, мой милый Августин, Авгастин. — Толстенький немец в белом фартуке открыл дверь полустеклянную и призывно махнул Брехту, что стоял напротив и рассматривал вывеску кафе.