Линкор «Альбион» - Конофальский Борис - Страница 12

– Купите себе что-нибудь, дорогуша.

Дама тут же схватила монету, а журналист поднял на Квашнина глаза и небрежно протянул ему руку для рукопожатья:

– А, Вайс, это ты?

Аполлинарий Антонович пожал руку и, не дожидаясь приглашения, сел за стол напротив Крауса. Дама же встала и, зажав денежку в кулаке, переместилась за другой столик.

– Привет, Зигги.

– Конечно, у тебя ко мне дело, – журналист снова стал что-то писать.

– Да, хочу знать, что происходит в городе.

– О, в городе много всего происходит, что тебя интересует?

– Не знаю, – Квашнин сделал вид, что задумался, а сам положил на стол гамбургский талер, – Ну, что-нибудь не совсем обычное.

– Банда богемских цыган этой ночью в Зюльдорфе подожгла сарай и, пока его тушили, увела из конюшни господина Цвингли породистого скакуна.

– Нет, неинтересно, – сразу произнёс Аполлинарий Антонович. Он мог бы для ускорения процесса задать собеседнику пару наводящих или уточняющих вопросов, но не хотел этого делать. Зигги был вовсе не глуп, не нужно ему давать поводов для размышления. «Пусть сам всё предложит».

– Проститутка на Кённиг-штрассе вязальной спицей проткнула клиенту живот, когда тот попытался вытащить у неё свои деньги из ридикюля. Якобы за плохое обслуживание.

Квашнин даже поморщился: ну что это?

– Ограбление складов? Пьяная поножовщина в порту? Обворованная гримёрка у звезды варьете…, – продолжил журналист и тут же сам отказался: – Я понял, понял…

Он сделал паузу, внимательно посмотрев на Квашнина, и спросил:

– Кстати, Вайс, ты всегда всё спрашиваешь, спрашиваешь, даже платишь за это, а теперь мне хотелось спросить тебя, а где ты работаешь? Просто ради любопытства.

«Просто ради любопытства».

Аполлинарий Антонович не любил этого всего. «Ну вот к чему все эти лишние вопросы?». Но раз уж спросили… для этого у него всегда была готова добротная легенда:

– Я представляю интересы одной крупной страховой компании. Грузы, корабли, риски – это всё мой хлеб.

– И компания та, скорее всего, британская? – продолжал интересоваться журналист.

– Речь сейчас идёт не обо мне, и не о моём работодателе, – ответил Квашнин и многозначительно постучал ногтем указательного пальца по монете, лежащей на столе.

И тогда Быстрый Зигги взглянул на монету и сказал:

– Кажется, я знаю, что тебя заинтересует. Это происшествие на аэровокзале.

Брат Аполлинарий указал на журналиста пальцем: в точку.

– Утром там ловили воровку.

Это было как раз то, что нужно, но Квашнин показательно скривился:

– Краус! Ты хочешь мне рассказать про вокзальную воровку?

– Нет, там не всё так просто, – оживился журналист.

– И что же там такого интересного?

– Её убили, – чуть понизив голос, отвечал Быстрый Зигги, – мне телеграфировал один из моих парней, – так журналист называл полицейских, которые были у него на содержании, – когда я приехал, её труп уже выносили из здания аэростанции. Она, кажется, была молода.

– Ты, что, видел её? – сразу спросил брат Аполлинарий. Ему стоило усилий, чтобы держать себя в руках.

– Руку, из носилок было видно её руку, на ней была хорошая одежда, а рука была… Ну, не старой женщины – точно.

– Как её убили?

– Об этом мой человек ничего не знает, он с товарищем брали какого-то чеха, с которым та женщина общалась.

– Чеха?

– Да, мой парень говорит, это был здоровый такой мужик из Богемии или Праги. Ну, судя по выговору.

– Его отвезли в участок?

– В том-то и дело, что нет. Это меня и удивило, я хотел перекинуться с задержанным парой слов, но мне сказали, что его уже отпустили, – «Отпустили… Конечно. Его забрали англичане». От этой мысли Квашнину стало ещё хуже на душе. Мало того, что они потеряли прекрасную и умную девушку, так и ещё одного товарища. Не сдержавшись, он даже тяжело вздохнул, а чтобы журналист не заметил его состояния, ногтем толкнул ему через стол монету: держи.

Тот неловко остановил талер и продолжил неожиданно:

– Там ещё были трупы.

«Конечно, Зоя была отлично подготовленная девушка. Должны были быть трупы, должны!», – с некоторым удовлетворением подумал Аполлинарий Антонович. Он достал из кошелька ещё одну монету и, вертя её в пальцах, продолжал слушать журналиста, а тот рассказывал:

– Эти двое убитых… У них нет имен.

– Как так?

– А так, мой человек в управлении говорит, что имен убитых на вокзале у него нет, в общем, никто не знает кто они. Но, кажется, убила их та женщина.

– Ты же говорил, что это была простая вокзальная воровка? – напомнил ему брат Аполлинарий.

– Это официальная версия полиции, – журналист снова понизил голос. – На самом деле там были… англичане.

– Это всего лишь твоя догадка?

– Нет, это сказал мне мой парень, они ловили женщину, но её поймать живой не смогли.

– Давай подведём итог, – Квашнин положил талер перед журналистом. – Ты сам видел три трупа. Один из них труп женщины. Больше ты о них ничего не знаешь?

– Да, так и есть.

– Там были англичане, и полиция также схватила ещё одного человека, какого-то чеха, которого тут же отпустила.

– Получается так, – произнёс журналист.

– Спасибо тебе, Краус, – сказал Аполлинарий Антонович, отдавая монету собеседнику. – Твоя информация мне пригодится.

– Заходи почаще, Вайс.

Они пожали друг другу руки.

Прабабка лорда Кавендиша, восьмого герцога Девоншира, леди Джорджиана, сидела за большим письменным столом, какие как раз недавно вошли в моду; за её спиной было огромное, выходившее на юг, на набережную окно, через которое в залу могло бы проникать немало солнечного света, но леди Джорджиана последние пару лет не любила солнечный свет. Глаза почтенной леди не выносили его и начинали слезиться, едва им приходилось сталкиваться с ним. Поэтому даже в её прогулочной коляске стекла были темные. Впрочем, она почти никогда не покидала днём своего дворца у озера на фешенебельной улице Юнгфернштиг. Если только дело не было неотложным. А на прогулки выезжала исключительно с наступлением сумерек. Она приказывала прислуге плотно занавешивать окна, предпочитая электрический свет или свечи. Хотя её огорчение последних лет, её бестолковый третий муж всё время требовал у слуг убрать занавеси с окон. И когда те медлили с этим, он безжалостно применял хлыст. Но даже после этого слуги не спешили повиноваться ему, так как они боялись его намного меньше, чем саму леди Джорджиану Кавендиш, герцогиню Девоншир. И почти всегда все окна во всех покоях, кроме личных комнат мужа, были плотно закрыты шторами. Это была одна из её маленьких побед над супругом, которая его так раздражала.

И сейчас под зелёной настольной электрической лампой она как раз раздумывала над окончанием своей новой статьи или, правильнее говоря, доклада, в котором герцогиня снова поднимала вопрос о финансировании флота Её Величества. Леди Кавендиш скрупулёзно искала, подбирала доводы, которыми хотела убедить парламент, что новые, баснословно дорогие корабли, эти самые броненосцы, необходимы Великобритании. Она хотела донести, что именно в этих стальных чудовищах будущее их страны. Конечно же, почтенная леди не собиралась упоминать тот факт, что её седьмой праправнук, юный и очаровательный Дарси Галахер, который не имел никаких шансов хоть на какой-нибудь титул, но к которому она питала странную, если не сказать болезненную привязанность, вложил всё полученное от покойной матери наследство в акции двух верфей. Ну, об этом лордам знать вовсе не обязательно. Им нужно помнить, что Британия – гроза морей, и чтобы поддерживать этот статус, ей необходимы дредноуты, линкоры, броненосцы. И доводы она находила правильные. Ведь там, на той стороне океана, набирал вес новый хищник. Тот хищник был молод и голоден. После кровавой междоусобицы он быстро обрастал конструкторскими бюро, верфями и военными заводами, быстро набирал жир в виде банковских капиталов. Вызов, который он непременно бросит Британии, был только делом времени. И это если не считать европейских конкурентов. Дело было не только в вечных конкурентах за Ламаншем, в этих лягушатниках, которые хоть и отстают от Британии всё больше, но всё ещё пыжатся, стараются тоже что-то демонстрировать. Не забыла леди Кавендиш и про пузатую немчуру, этих вечно воняющих пивом сытых пожирателей колбасы; их клочковатые земли усилиями бедной, но злобной Пруссии и мужлана Бисмарка всё быстрее сворачивались из разрозненных и рыхлых образований в нечто мощное и монолитное. Это не могло не побеспокоить высокомерных лордов. Они должны были понимать, что единая монета, за которую ратует Пруссия и Бисмарк, единая таможня, единая железная дорога обязательно закончатся единой, многолюдной, промышленно развитой и очень мощной страной. И всё это не считая лапотной России, которая хоть и была отсталой, тем не менее всё ближе и ближе подбиралась к главной жемчужине Британской короны – к Индии. В общем, доводы у герцогини были, она почти не сомневалась, что обе палаты одобрят новую, тщательно подготовленную программу постройки стальных чудовищ. И когда герцогиня взяла перо, чтобы уже начать излагать все эти доводы на бумагу, автомат-страж, выполненный в виде хорошенькой женщины с фарфоровым лицом и в пышном платье и стоявший в углу, недалеко от входных дверей, призывно щёлкнул и моргнул лампочкой в левом глазу. Это означало, что к её кабинету кто-то приближался. Леди Кавендиш отложила перо и подождала, пока к двери не подойдут. Ей не нужно было ждать стука или открывающейся двери, чтобы понять, кто находится за порогом. Она видела ментальный портрет пришедшего даже через дверь, и едва услышав стук, сразу ответила ровным и чётким голосом, голосом госпожи: