Дело в шляпе (СИ) - Белецкая Екатерина - Страница 3

— Прикольно будет, если получится, — мечтал вслух Шини. — Мы — агенты, представляете себе? Форму, наверное, настоящую дадут, драться хорошо научат…

— Ты бы для начала меня слушал почаще, недотепа, — ругался Ал. — Научишь тебя, как же! Если ты со мной работаешь кое-как, то что тебе, например, учитель-человек скажет? Или когни?

— Учитель — кто? — удивился Шини.

— Человек или когни, — пояснил Ал. — А ты думал, что в Службе только рауф работают, что ли? Там полно разных рас, так-то. Учитель-человек с тобой бы нежничать не стал. Люди, они знаешь какие строгие?

— Ой, да ладно, — отмахивался Шини. — Тоже мне, напугал. Бонни, мы где в этот раз ночуем?

Ночевали они в маленьких придорожных отелях для паломников, и Аквисту это очень не нравилось: ему приходилось оставаться на ночь одному в траурной машине, потому что вид разгуливающего покойника мог бы вызвать у окружающих множество ненужных вопросов. Поэтому, пока остальные нежились в мягких кроватях, бедный «покойник» ворочался на носилках, стараясь укутаться получше — места всё еще были северные, и по ночам машина выстывала.

— Наверное, в лесу, — отозвалась Бонни, разворачивая карту. — Ана, что мы там придумали?

— Или вон тот отель, или можно отъехать в лес, — Ана возникла рядом с Бонни, и указала на две точки на карте. — Что, Аквист, надоело?

— Не то слово.

— Понимаю. Терпи. В общем, два варианта, и… Бакли! Внимание! Тормози, это полисы.

К слову сказать, полисы на Раворе-7 вели себя весьма специфически. Во-первых, служить брали только мужчин, ни женщины, ни гермо полисом стать не могли. Во-вторых, как казалось тому же Фадану, полисов словно специально подбирали для этой работы: они даже внешне были чем-то похожи. Высокие, рослые, зачастую толстые, они имели практически одинаковые лица и почти идентичные выражения на этих лицах. Под длинным козырьком полисовской кепки обычно находилась морда, исполненная брезгливости и презрения ко всему окружающему пространству. Казалось, еще секунда — и полис, не выдержав, плюнет тебе в глаз.

Полисы существовали пешие и дорожные. Пешие таскались по городам и поселкам парами, либо же тройкам, а вот дорожные за городом всегда ездили вчетвером. Машины у них были довольно большие, и, по слухам, быстрые — догнать старенький пикап Бакли такой машине не составило бы никакого труда. Но это были полисы, работавшие на межгородских трассах. В городах транспортные полисы катались по трое на маленьких юрких машинках, способных заехать при надобности в любой переулок или двор.

Особого внимания заслуживала форма, в которую полисы одевались. Форма эта, не лишенная даже некоторого изящества, шилась из мягкой плотной ткани болотного оттенка, и состояла из штанов с множеством карманов, и рубашки с длинными рукавами, в которой тоже карманов находилось — хоть отбавляй. Так же у формы имелся многофункциональный кожаный пояс, на который специальными карабинами крепилось следующее — баллон с плаксивым газом, ярко-красного цвета, погоняло из твердой резины с удобной ребристой рукояткой, наручи трёх размеров (женские, гермо, мужские), и (мечта всех без исключения детишек) большой серебряный свисток, от звука которого можно было оглохнуть, особенно если полис внезапно засвистит рядом.

На голове полисы носили кепки, причем не простые, а тоже функциональные. Справа — наушник рации, спрятанной в кармане рубашки; посредине — табличка с номером участка; слева — пачечка тонких бланков-нарушалок и короткий карандаш для записи.

И вот всё это богатство и роскошь, позвякивая наручами и помахивая снятыми с поясов погонялами, в количестве трёх полисов сейчас направлялось к остановившемуся пикапу Бакли. Четвертый полис остался в машине, видимо, на всякий случай.

— Аквист, быстро лег, — распорядился Фадан шепотом. — Черт!.. Рыбец!..

— А я вот говорил, — проворчал Аквист. Он проворно лег на носилки, и Шини с Бонни спешно закрыли его покрывалом.

— Молчи, — прошептала Бонни.

— Угу…

— Говорить буду я, — Бакли выпрямился. — Не в первый раз. Сидите со скорбными рожами, и молчите в тряпочку.

— Ладно, — шепнул в ответ Фадан.

— Всё, тихо.

Подойдя к пикапу, полисы остановились. Один из них ткнул пальцем в Бакли, и жестом приказал — вылезай, мол. Бакли тут же покорно вылез, раболепно согнулся, и, вытаскивая из-за пазухи документы, поспешил навстречу полисам.

— Что они там делают? — шепотом спросила Бонни.

— Бумаги смотрят, — беззвучно ответил Фадан. По счастью, Бакли не заглушил мотор, и они могли разговаривать. — Не дай Триединый, полезут внутрь.

— А они полезут, — Шеф в этот раз решил остаться невидимым. — Так, быстро сделали нужные лица. Быстро! Они идут сюда!..

Действительно, один из полисов остался снаружи — он и Бакли стояли у дороги, листая документы, а двое других полисов решительно направились к пикапу. Один из них стукнул своим погонялом по двери и велел:

— Открывайте, выходите.

Пришлось послушаться. Фадан вылез из пикапа первым, следом за ним на землю ступила Бонни. Шини вылез последним, уронив при этом себе под ноги пластмассовую бутылку с водой.

— Ой, простите, — забормотал он, поднимая бутылку. — Можно обратно поставить?

— Валяй, — разрешил полис. Шини буквально на секунду скрылся в кабине, и тут же вылез обратно. Уже без бутылки.

— Так… — полис, прищурившись, смотрел на компанию. — Откуда едем? Чего такие невеселые?

— Потому что… потому что у меня муж умер! — выпалила Бонни. — Я что, веселиться должна?

— Муж умер, муж умер… а этот кто? — полис кивнул на Шини.

— Это тоже муж, — пожала плечами Бонни.

— А я их скъ`хара, — расставил всё по местам Фадан.

— Откуда едем?

— Из Аюхтеппэ. Из свадебного путешествия, — пояснил Фадан.

— А чего все вместе-то поперлись? — удивился полис.

— А так было дешевле, — встрял Шини.

Этот аргумент, видимо, показался полису логичным — он кивнул.

— Дешевле, это точно. Я так по отдельности платил, год потом долги отдавал, — согласился он. — Так что там случилось у вас? Чего твой муж-то помер?

Бонни открыла было рот, но тут ей в голову, видимо, пришла какая-то мысль — и она картинно разрыдалась, повиснув на шее у Шини. Полис крякнул, сдвинул кепку на затылок и выжидающе глянул на Фадана: ты, мол, объясняй.

— Он заболел апчихитом, — тихо произнес Фадан. — И прожил только шесть дней после этого. Мы даже быраспас вызывали, но не помогло.

— А как помер-то? — видимо, полису стало интересно. Ну, правильно, что может быть интереснее, чем какие-нибудь жаренные фактики или личные подробности чужой жизни?

— Страшно, — Фадан понял, что нужно добавить обстановке драмы. — Ночью, ближе к утру. Он… он задохнулся. Кашлял, кашлял, и…

Фадан не договорил. Поднес к лицу весьма натурально трясущуюся ладонь и прикрыл ею глаза. И тут ему внезапно, совершенно не к месту, вспомнилась одна давняя студенческая постановка, в которой он принимал участие — играл ученого-археолога. Фадан вспомнил, как безбожно лажали студенты-актеры, и как дело кончилось тем, что один из них неудачно упал, оборвав при этом хилый самодельный занавес… тут Фадан понял, что его начинает, помимо воли, душить истерический смех.

— Простите… — с трудом выдавил он. — Я… не могу говорить… слишком… тяжело…

Полис, видимо, принял этот смех за сдержанный плач — и отступил на шаг.

— Ну, это, соболезную типа, — произнес он. — Кто у вас тут вменяемый-то остался?

Взгляд его упал на Шини.

— Пойдем, покажешь мне это… ну, тело.

— Зачем? — неприязненно спросил Шини, кое-как освобождаясь из объятий Бонни.

— Ориентировка у нас, преступников ловим. Давай-давай, покажешь, и дальше поедете, — приказал полис.

— Показать-то я могу, но… понимаете ли… — Шини замялся.

— Чего — но? — нахмурился полис.

— Три дня едем. Пахнет там плохо.

— Понятно, что пахнет. Иди, показывай.

Шини и полис скрылись в салоне пикапа, но секунд через двадцать буквально выпали оттуда, давясь кашлем и отплевываясь.