Агония (ЛП) - Тоул Саманта - Страница 4

Я делаю глубокий вдох и нахожу свой голос.

— Это… это проблема?

— Нет. — Он снимает с вешалки командную футболку.

Я стою здесь, прекрасно понимая, что проблема есть, но не зная, как справиться с его негативной реакцией на меня.

Он смотрит на меня через плечо. В нем нет прежней теплоты или юмора. Его глаза пустые и суженные, он смотрит на меня, как на неудобство. Я — жвачка на подошве его новых туфель.

— Мне нужно переодеться, — говорит он, голос холодный.

— Извини. — Я отступаю назад, прижимая его рубашку к груди.

Его глаза опускаются на нее со вспышкой чего-то сродни гневу, и на мгновение я задумываюсь, не предложить ли мне вернуть ему рубашку.

Но я этого не делаю. Я держу рот на замке, поворачиваюсь на пятках и направляюсь к двери.

Не доходя до нее, я останавливаюсь и оборачиваюсь к нему.

— Арес?

Его глаза упираются в мои. Выражение его лица напряжено.

Я делаю маленький шаг вперед.

— Могу я попросить об одолжении?

Он медленно моргает и резко выдыхает.

— О каком? — из голоса сочиться раздражение.

— Я просто хотела попросить… не мог бы ты не упоминать об этом моему отцу… что видел меня здесь…

— Полуголую.

Мое лицо пылает.

— Да. Просто…я… — Как мне это сказать? — Просто я… — Не хочу снова разочаровывать его.

— Я ничего не скажу, — рычит он и снова поворачивается к своему шкафчику. — Нечего рассказывать.

— Спасибо, — мягко говорю я.

Он издаёт саркастический смешок, качая головой, и я чувствую, что, что-то упускаю.

Хочу спросить, почему я его так разозлила. Но я слишком труслива, чтобы сделать это.

Поэтому я снова держу рот на замке и направляюсь к двери.

— Арианна.

Я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо. Он стоит передо мной, на его лице все то же стоическое выражение.

— Что? — говорю я.

— Я хочу получить свою рубашку завтра. Чистую.

Что-то в том, как он сказал «чистую», наводит меня на мысль.

Он думает, что я грязная пьянчужка.

Я вдыхаю через нос.

Я больше не такой человек.

Я чиста, и трезва.

И мне не нужна его дурацкая рубашка. Лучше буду ходить с сиськами на виду, чем носить его одежду.

Я поднимаю подбородок и снова подхожу к нему.

Когда нахожусь в футе от него, я бросаю ему рубашку обратно. Он ловит ее одной рукой, не отрывая взгляда от моих глаз.

— Оказывается, в конце концов, мне не нужно одалживать твою рубашку. — Затем я поворачиваюсь и выхожу оттуда.

Я вхожу в свою квартиру и закрываю за собой дверь, запирая ее на ключ.

Я бросаю взгляд в угол комнаты, где стоят мои краски и мольберт. Я смотрю на чистый холст, стоящий там, на мольберте, и молюсь о том, чтобы почувствовать что-нибудь. Хоть что-нибудь. Даже искра интереса или вдохновения была бы началом. Я была бы благодарен за это.

Но ничего.

Я не рисовала уже шесть месяцев.

С тех пор, как стала трезвой.

Живопись — это все, что я когда-либо знала. Все, что я когда-либо делала.

Я художник, который не может рисовать.

Такое ощущение, что я потеряла конечность.

С тех пор, как бросила пить, я не могу заставить себя приложить кисть к холсту.

В моей жизни был только один случай, когда я перестала рисовать. После того, как моя мать покончила с собой.

Я была той, кто нашел ее. Она висела на перекладине для одежды в их с отцом гардеробной. Это была высокая перекладина. Такой, на которую мой отец вешал свои рубашки. Мой папа высокий. Метр восемьдесят три. Моя мама была маленькой. Как и я. Я так похожа на нее. Иногда я думаю, не в этом ли часть проблемы. Что я напоминаю папе о ней.

Она использовала свой пуф, как подставку для ног.

Я вернулась домой после подготовки к тесту в доме друга. Мой отец был в отъезде с командой.

Она знала, что ее найду я.

И ей было все равно.

В день ее похорон я попробовала свой первый глоток алкоголя.

Мне было пятнадцать. Мой дядя, мамин брат, протянул мне стакан с коричневой жидкостью. Он сказал мне, что это бренди и что я должна выпить его, что он поможет в моем шоковом состоянии, что это поможет мне пережить этот день.

Он был прав.

Тот единственный стакан бренди помог мне пережить ее похороны.

И когда я проснулась на следующий день, и мне все казалось сложным, даже просто встать с кровати, я выпила еще один стакан бренди, чтобы помочь себе пережить этот день.

А где был мой отец, спросите вы? Ну, он был на работе. Вернулся к своей команде. Со своей настоящей семьей. Он оставил мне записку, прикрепленную к холодильнику, сказав, что он ненадолго.

И я осталась дома одна, в доме, где всего пять дней назад покончила с собой моя мать.

Алкоголь стал моим утешением в трудное время и помог мне вернуться к рисованию. Когда я пила, я чувствовала себя живой и вдохновленной.

Это делало все проще.

А теперь, когда у меня больше нет этого… я пуста.

Как холст, который стоит там и ждет меня.

Вздохнув, я снимаю обувь. Я ставлю сумку на кухонный стол, когда прохожу мимо. Затем я стягиваю с себя рубашку, которую одолжил у отца, и иду по своей крошечной прихожей. Я останавливаюсь у ванной и бросаю рубашку в корзину для белья. Я снимаю лифчик и джинсы, затем трусики и тоже бросаю их в корзину.

Я быстро принимаю душ. Оставив волосы мокрыми, я одеваюсь в чистые трусики, старый свитер из колледжа и шорты.

Я иду на кухню и беру стакан из буфета. Подхожу к крану и наполняю его водой.

Прислонившись спиной к стойке, я делаю глоток.

В моей квартире так тихо. Слишком тихо.

Тишина не идет мне на пользу. Слишком много времени для размышлений.

Я делаю еще один глоток воды, мои глаза закрываются, когда я моргаю.

Я медленно глотаю, позволяя воде стечь по горлу.

Мой разум дрейфует…

Водка.

Скользит по моему горлу.

Жжение алкоголя.

Ты помнишь, как это было приятно, Ари.

Ощущение того, как он течет по твоему телу, снимая боль. Освобождая тебя…

Стоп!

Я резко открываю глаза, поворачиваюсь и выливаю воду в раковину, ставя в нее стакан.

Я хватаюсь за край стойки и глотаю воздух.

Дыши, Ари. Медленно и глубоко.

Я вдыхаю воздух через нос и выпускаю его через пересохший рот.

Сухой от потребности выпить.

Нет.

Моя хватка на столешнице усиливается. Мои руки начинают дрожать от усилия, но я не отпускаю. Потому что боюсь того, что произойдет, если я это сделаю.

У меня нет алкоголя в квартире, но я нахожусь в радиусе десяти минут от пабов и баров. Пять минут, если я бегу.

И боюсь, что, если я отпущу этот островок, я начну бежать.

Я зажмуриваю глаза и медленно считаю до десяти.

Мне не нужен алкоголь.

Я контролирую свою жизнь.

Шесть месяцев, Ари. Шесть месяцев трезвости.

Не срывайся сейчас.

Ты прошла через самое худшее.

Детоксикация была самым ужасным опытом в моей жизни. Я никогда не хочу пройти через это снова.

И если я выпью хотя бы одну рюмку, я вернусь туда, откуда начала.

Я не могу этого допустить.

Я не хочу этого допустить.

Я была так называемым высоко функциональным алкоголиком. Я использовала алкоголь, как механизм преодоления трудностей. Я находила любую причину, чтобы выпить. Я пила в одиночестве, дома. Слишком много, слишком часто. Я могла выпить пару бутылок вина дома или пойти на вечеринку, как будто это был 1999 год, проснуться без похмелья и пойти на работу. Некоторые люди могут подумать, что это хорошо — пить без похмелья. Но на самом деле это было не так. Это означало, что за эти годы у меня выработалась толерантность. Я пила слишком много и слишком долго.