Сборник забытой фантастики №7. Субспутник - Коллектив авторов - Страница 37

Я сказал об этом Уилсону в тот вечер после ужина. Очевидно, он никогда не думал о подобном, его мысли были сосредоточены лишь на его потерях. Он мгновенно обдумал это в уме, и по мере того, как возможности такого предложения росли в нем, он сказал:

"Если бы в этом проклятом озере была рыба, я бы не взял за это никакой цены, которую вы могли бы назвать. Тогда я мог бы извлечь из воды больше, чем когда-либо извлекал из земли, и при этом все еще владеть ею."

И я знал, что он был прав. Получив рыбу, он ухватил бы весь мир за хвост. Это был бы замечательный летний курорт, поскольку вдоль озера можно было бы построить коттеджи, которые приносили бы высокий доход с арендной платы за сезон. Ему определенно нужна была рыба.

И рыба появилась, но только после того, как мы почти потеряли всякую надежду на то, что она появится. Я стал звездным постояльцем Уилсона, потому что он пригласил меня оставаться у него столько, сколько я захочу, в качестве его гостя. Я проводила дни, помогая Уилсону вести хозяйство. Он был вдовцом в течение нескольких лет и бродил по озеру в поисках признаков рыбы.

Затем, однажды днем, как раз на закате, я увидел, как что-то выныривает из воды. Я крикнул Уилсону, который на бегу ответил на зов и добрался туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как еще одна рыбина выпрыгнула из синих глубин. Он схватил меня за руку и сказал:

"Резерфорд, мне понадобится некоторая финансовая помощь. Если вы поможете мне, мы разделим прибыль. Что скажете?"

Я быстро обдумал этот вопрос, затем сказал ему, что предоставлю необходимый капитал. Мы оставались там, на берегу озера, до темноты, обсуждая этот вопрос и наблюдая, как "доллары", так радостный Уилсон назвал форель, выпрыгивают из воды. Затем мы вернулись в дом, чтобы составить планы на следующий сезон.

Две недели спустя у нас была дюжина летних коттеджей, которые были почти завершены. Мы запланировали построить их побольше, но решили, что для начала будет достаточно дюжины, что показывает, как пара практически новичков может прийти к правильному решению. Мы могли бы сдать в аренду и сотню домов, если бы они у нас были. Позже я пожалел, что вообще додумался построить себе один-единственный коттедж. Но кто мог мечтать о таких последствиях?

Коттеджи, которые были возведены на достаточно большом расчищенном пространстве на юго-восточном берегу озера, были достроены до наступления холодов, и после того, как мы закрыли дощатые ставни на окнах, чтобы защитить их от возможной поломки, мы посвятили наше время планированию кампании на весну.

Нам с Уилсоном казалось, что зима уходила неохотно, но в конце концов она уступила место весне, и вскоре после этого я отправился в город. Там я провел несколько бесед с некоторыми торговцами рыбой, в результате которых, как только открылся рыболовный сезон, на больших витринах были выставлены красивейшие форели, отчего ученики Исаака Уолтона чуть не обезумели в желании забросить рыболовные снасти над местом их обитания. Тщательно придуманная легенда, сопровождавшая презентацию, содержала необходимую информацию. Сезон открылся, все наши коттеджи были заняты, и мы зарабатывали деньги.

Вскоре после этого мы начали слышать странные звуки по ночам. Если бы мы находились совсем рядом с портовым городом, я бы подумал, что звук, хотя и довольно резкий, издает корабельная сирена. Однако, поскольку мы находились более чем в полутора тысячах миль от океана и в тысяче миль от любого другого водоема, достаточно большого, чтобы по нему мог плавать корабль, мы пришли к выводу, что это был лишь громкий гудок с железной дороги, которая проходила примерно в трех милях к западу от нас. Это беспокоило нас около недели, затем, как и все другие шумы, возникающие с регулярными интервалами, он стал совершенно незаметным для нас. Среди дачников возникли другие предположения, но, когда мы сказали им, что этот звук издавал какой-то двигатель, они приняли нашу версию за факт и совсем забыли об этом. Кроме того, что значит небольшой шум, когда рыбалка так хороша? И так оно и было.

Был только один недостаток, который можно было найти у нашего озера и его окружения. Из-за высоты и того дополнительного фактора, что оно расположено так глубоко среди холмов, ночи были слишком холодными, чтобы можно было комфортно отдыхать на озере после наступления темноты. Однако днем было достаточно тепло, так что это не имело особого значения.

Однако примерно в первой половине июля у нас был период очень жаркой погоды. Тепло продолжалось до глубокой ночи, и в ранние вечерние часы озеро было довольно густо усеяно лодками и каноэ, проплывающими взад-вперед у берега и довольно далеко вглубь озера.

Первая перемена в размеренном порядке нашей жизни произошел однажды вечером, как раз во время этого жаркого периода. Уилсон и я были на озере, чистили пойманную форель. Было около восьми или чуть позже, и быстро темнело. Тут практически не было сумерек. Мы только что закончили свою работу, когда откуда-то из юго-западного угла над озером донесся долгий, мучительный крик, словно кто-то был в смертельной агонии. Бросив нашу рыбу, Уилсон и я побежали вдоль берега в направлении коттеджей, только чтобы найти всех женщин и пару мужчин, сбившихся в испуганную толпу, внизу на берегу. В ответ на наши вопросы один из мужчин сказал, что крик исходил от молодого Барнаби, который со своими отцом и матерью занимал один из коттеджей.

Так получилось, что на озере никого не было, кроме молодого человека. Все остальные мужчины, за исключением двух, которые были на берегу, когда мы добрались туда, были в Хэмптоне, пополняли запасы. Когда мать позвала юного Барнаби войти на берег, он ответил, что вернется через несколько минут, но по какой-то неземной причине направился к сгущающейся тьме западного берега. Мать мальчика осталась на крыльце коттеджа, провожая мальчика встревоженным материнским взглядом, когда он уплыл в темень. Двое мужчин, также наблюдавших с берега, обсудили и прокомментировали причуду мальчика.

До этого момента все говорили одно и тоже, затем начались разногласия относительно того, что последовало за ним. Один мужчина сказал, что он был уверен, что мальчик начал пересаживаться в каноэ и при этом перевернул его. Его сосед был также уверен, что он смутно видел, как молодой человек встал в каноэ и ударил веслом по чему-то, а затем внезапно бросился вперед, выпрыгнув из каноэ, крича при этом.

Все это было рассказано двумя мужчинами, в то время как мы вчетвером на двух лодках направлялись к тому месту, где мальчика видели в последний раз.

Хотя человек, который заявил, что несчастный случай произошел из-за попытки мальчика пересесть, все еще придерживался своего мнения, я почему-то чувствовал, что он ошибался. Барнаби, как мне сказали, был отличным пловцом, и, учитывая, что он, должно быть, был недалеко от берега, когда упал в воду, я был убежден, что простое опрокидывание вряд ли вызвало бы такой крик ужаса. Нет! Я абсолютно точно чувствовал, что на него было совершено какое-то нападение и что он пытался отбиться от нападавшего, кем бы или чем бы это ни было, своим веслом, и что ему это не удалось. И когда я попытался понять, с какой опасностью столкнулся несчастный мальчик, мурашки ужаса пробежали у меня по спине.

Я был настолько глубоко убежден, что с Барнаби случилось что-то ужасное и что ему уже ничем нельзя помочь, что вид его перевернутого каноэ, когда мы приблизились к нему, послужил лишь устрашающим подтверждением моих предчувствий. Тем не менее, зная, что это еще не доказано, я настаивал на тщательном поиске и вместе с другими снова и снова звал его по имени. Возможно, они еще надеялись на лучшее, но не я. Я просто знал, что мальчик мертв.

Однако я держал свои мысли при себе, поскольку озвучить мои подозрения значило бы только усугубить ситуацию. Матери было бы отчаянно плохо, поверь она, что ее единственный сын утонул, но я сомневался, что ее рассудок не будет шокирован от того ужаса, который я предполагал. Уилсон последовал моему примеру.