Дочь самурая. Трилогия (СИ) - Лещенко Владимир - Страница 53

Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня.

И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь.

Там, где был страх, не будет ничего.

Останусь лишь я.

Она стояла и ждала, как стояла с того самого момента, когда оябун послал за мечом, (который у него отобрали «черные вороны») опираясь нагамаки о каменные плиты перед собой, и выражение на лице ее отсутствовало. Ни страха, ни ненависти, ни озабоченности, ни даже гнева. Ровно ничего, только холодный взгляд спокойных глаз.

Он внезапно вздрогнул, встретившись с ней взглядом, потому что в пустоте ее глаз было что-то пугающее. Они, казалось, говорили: «Я смерть». Но испугался он только на мгновение. В следующий миг он напомнил себе о своем мастерстве, а потом презрительно фыркнул. Эта шлюшка-полукровка думает, что она – смерть! Он презрительно ухмыльнулся и сплюнул. Она просто шлюха западного дьявола, а глаза ее – просто глаза, какая бы ложь в них ни светилась. Пришло время закрыть их навсегда.

Оябун обнажил меч.

Хикэри наблюдала за тем, как оябун обнажил меч; лезвие заблестело. Его древний японский меч были сделан мастером, который знал, что совершенство невозможно, – и все равно стремился к нему. Тысячу лет кузнецы Японии шлифовали свое мастерство, и даже сегодня оставшаяся горстка их удар за ударом ковала на своих наковальнях сверкающую сталь. Они снова и снова обрабатывали каждый клинок, чтобы добиться великолепной закалки, потом затачивали лезвие так, что до него далеко было любой бритве, и само совершенство функциональности определяло смертоносную красоту формы.

И хотя для современного человека было дико встретиться в бою с убийцей, держа в руках оружие, которое устарело за двести лет до того, как человек впервые улетел к звездам, что-то в этом моменте было правильное. Момент истины. Хикэри знала, что у Оябуна куда больше опыта, что он годами оттачивал свои способности в фехтовальных залах. Но все это не меняло странного ощущения: все именно так и должно происходить.

Она скинула туфли и бесшумно ступила вперед. Разум был так же спокоен, как ее лицо. Она встала прямо перед троном императрицы, прекрасно понимая, что все присутствующие ожидают увидеть ее смерть.

Но, несмотря на всю свою уверенность, оябун думал, что все будет как в фехтовальном зале. Он заказывал убийства, но сам уже очень давно не убивал. Слишком много времени прошло с тех пор когда он встречался с жертвой, когда та вооружена.

Оябун пошел ей навстречу уверенным и гордым шагом завоевателя. Он остановился, чтобы слегка размяться, и она бесстрастно смотрела на него. Он закончил разминаться, и некто уверенный в его сознании снова ухмыльнулся, когда полукровка встала в стойку. Она приняла нижнюю стойку: рукоять чуть выше талии, клинок направлен назад и вниз. Но еще первый учитель фехтования объяснил оябуну, что низкая стойка – слабая позиция. Она приглашала к атаке, а не подготавливала собственную, поэтому он принял позицию, подняв меч в высокой стойке: правая нога чуть позади, а рукоять выше уровня глаз, чтобы ясно видеть противника, готовя клинок к атаке.

Хикэри наблюдала за ним спокойным взглядом, ощущая внутри себя непривычную расслабленную готовность.

Оябун смотрел, как она просто стоит на месте, и в глазах его мелькнуло удивление.

Он сохранил позицию и ухмыльнулся, принимаясь за подавление противника. Он всегда любил эту часть больше всего. Невидимые уколы и ответы, нагнетание напряжения, которым более сильный оппонент заставлял более слабого открыться для атаки… он прямо-таки облизывался, готовясь поиграть с шлюхой.

Но потом он сжал губы и удивленно расширил глаза. Столкновения не было. Все напряжение исчезало, касаясь противницы, как удар меча в бездонную черную воду, которая обволакивает его без всякого сопротивления. По щеке его неожиданно стекла капля пота. В чем дело? Она не могла не чувствовать давления, грызущего напряжения… страха. Почему она не атаковала, чтобы покончить с этим?

Хикэри ждала спокойно и неподвижно, сконцентрировавшись физически и умственно, наблюдая за всеми движениями его тела, но не сосредотачиваясь ни на одном. Она чувствовала его раздражение, но оно было отдаленным и несущественным. Она просто ждала, а потом молнией блеснул нагамаки.

Ни тогда, ни потом она так и не узнала, как она поняла оябуна. Она просто почувствовала это, и все. Какой-то глубинной частью сознания она отметила момент, когда он решился, когда его руки напряглись, чтобы опустить клинок…

Момент, когда он полностью отдался атаке забыв о защите.

Ее тело ответило на это узнавание с удивившей всех реакцией. Никто не заметил движения нагамаки до того, как он распорол тело оябуна от правого бедра к левому плечу. Одежда и плоть разошлись, как паутина, и крик его, вылетев, мгновенно прервался – потому что, когда оябун только открыл рот и начал приседать и сгибаться, инстинктивно прикрывая распоротый живот, Хикэри легко повернула запястья и нанесла удар обратным движением влево – со всей силой своей ненависти. Голова оябуна повисла на почти перерубленной шее. Потом ударил фонтан крови.