Наследие исполинов. Никто, кроме нас - Васильев Владимир Николаевич - Страница 68

И сразу исчезло время. Как в бреду и тумане, Скотч направлял ружье и стрелял; направлял и стрелял. Кто-то рвался навстречу, кто-то падал рядом, кто-то кричал; шипели и хлопали выстрелы, сухо трещали биопарализаторы. А вверху, далеко вверху (кроны деревьев по неизвестной причине больше не заслоняли небо), плыли и плыли десятки и сотни ярких-преярких звезд, чертя на лике ночи контуры невиданных созвездий.

Некоторые из звезд гасли. А некоторые вспыхивали ярче, чтобы на короткое время превратиться в небольшую туманность и лишь после этого угаснуть.

Очнулся Скотч от удара по щеке.

Он лежал на спине и глядел в небо, ставшее из угольно-черного иссиня-черным. Ноктовизора на глазах больше не было, зато руки сжимали теплое, почти горячее ружье. Что-то больно давило в спину, где-то рядом трещал живой огонь — его звук ни с чем не спутаешь, — но горело не дерево, горела явно пластмасса. Поэтому мерзко воняло.

— Вот он! — обернувшись, сказал тот, кто хлопал Скотча по щеке.

Скотч узнал Цубербюллера. Образцовый турист был похож на погорельца, только что покинувшего дотлевающий дом. Лицо перепачкано, комбинезон тоже, волосы всклокочены.

На зов тут же явился Семенов; выглядел Семенов ничуть не лучше. С ним пришли два здоровенных лба, упакованных в какую-то мудреную милитаристского вида амуницию.

Семенов склонился над Скотчем:

— Жив, Вадим? Ты как?

Скотч с трудом облизал растрескавшиеся губы и выдавил:

— Спасибо, хреново. Где все?

Семенов неопределенно махнул рукой:

— Там. Кто уцелел.

— О! — пробасил вдруг один из лбов. — Вот наш капитан!

С помощью Цубербюллера Скотч сел. Тело словно сквозь мясокрутку пропустили — болело все, что могло болеть, и все, что болеть никак не могло. И тем не менее болело — даже ботинки и комбинезон, к слову сказать, перепачканный ничуть не меньше, нежели у остальных.

— Где группа? — спросил Семенов и болезненно закашлялся.

Цубербюллер опустил глаза, зыркнул на Семенова и тихо сказал:

— Вот.

— И все? — похолодел Скотч.

— Ну… Еще Валя Хилько жива, Патрис и Тентор Бот. Орнела ранена. Врач сказал, что может выжить.

— А…

— Жбан убит, — перебил Цубербюллер. — Остальные ваши ранены. Солянка легко, Валти средне. Литтл с Хидденом — сам не знаю.

— А искатели?

— Главный убит, штурман ранен. Веселов и советник целы. Что с научницами — даже не знаю, они остались с первыми ранеными.

Скотч свесил голову на грудь и с трудом подавил желание беспомощно выругаться. В ушах продолжало противно гудеть, а в голове пульсировала тупая всепроникающая боль. Мысли путались и замирали.

Вот и сохранил группу. Вот тебе и столько дней без единой жертвы. Вот тебе и командный дух и никудышные воины шат-тсуры.

Отчаяние захлестывало душу, как штормовые волны припоздавший катер.

Семенов тем временем завел разговор еще с двумя подошедшими вояками-людьми. Один из первых козырнул и доложил на англике:

— Это тот, о котором вы предупреждали, сэр!

— Хорошо, Майки, — отозвался тот. — Я — капитан разведроты, мобильная пехота, военно-космические силы доминанты Земли. А это наш… э-э-э… канонир. Общайтесь, не буду мешать.

И обернулся к своим молодцам:

— Майки! Чак! Готовить платформу!

Разведчики-пехотинцы тут же растворились в наползающем предрассветном тумане.

Действительно близился рассвет.

— Семенов? — спросил канонир.

— Семенов, — подтвердил Семенов.

— Отлично сработано, коллега! Полковник Попов тобой чрезвычайно доволен. Без дураков! Наверху о ваших подвигах на Табаске уже легенды ходят.

При упоминании полковника Попова Семенов мгновенно подобрался; откуда-то сразу проступила военная выправка.

— Ладно, — продолжил «канонир». — Все потом. Теперь мы должны вывезти искателей. Разведка готовит платформу, до космодрома домчим с ветерком.

— А… Сколько нас теперь?

— Нас? — «Канонир» повертел головой. — Семнадцать человек и два орудия. Ну, плюс уцелевшие из спасателей и туристов.

Семенов едва не отвесил челюсть:

— Всего семнадцать человек?

— А что? — не понял «канонир». — Мало?

— Турбазу охраняют…

— Никто ее больше не охраняет. Шат-тсуры эвакуируются. Крейсер вот-вот уйдет со стационара. И мы должны успеть тоже эвакуироваться, пока планету не разнесут на камешки.

— А разнесут?

— Как только командующий вторжением доложит императору, что искателей он не захватил, император тут же решит, что искателей лучше уничтожить вместе с их тайной и с планетой заодно. По принципу «не вам и не нам».

— А вдруг командующий уже доложил?

— Не доложил. Иначе планету уничтожат вместе с командующим и этим чертовым крейсером.

Скотч слушал, затаив дыхание. Даже отчаяние понемногу отхлынуло.

Все еще далеко не закончилось.

— Но времени мало, Семенов…

Словно подслушав его, из тумана донеслось приглушенное:

— Платформа готова!

— Пошли! — без промедления отреагировал «канонир».

Цубербюллер, тоже молча внимавший разговору, помог Скотчу подняться.

Какое-то время ушло на то, чтобы собрать всех уцелевших и убитых. Убитых подобрали не всех — не нашли Воронцова, Фаусто Аркути и Жбана. Искать по затянутым сырым туманом кустам не оставалось времени.

А уже на платформе «канонир», Семенов и один из разведчиков переоделись в комбинезоны искателей. Семенов безошибочно подсказал, из какого рюкзака их достать.

Пронг-32 (Табаска), доминанта Земли

Едва наметился рассвет, МакГрегори, Тамура и Сориал покинули спасительную переночуйку. Как и условливались накануне. Невзирая на ясную ночь, утро снова выдалось сырое и туманное. Сориал все время зевал да ежился. На крыльце МакГрегори протянул Тамуре бласт:

— Держи. Все равно ты с ним ловчее всех…

Тамура молча принял оружие и сунул за пояс. Последние дни на охоте он привык к этому старомодному куску металлопласта, к этому ладному импульснику с лаконичным девизом на рукоятке. «Смерть или слава», «Death or Glory». На двух самых распространенных языках землян, русси и англике. Тамура много размышлял: кому принадлежал бласт в прошлом? Скольким принес он смерть и скольким славу? И скольким — и то и другое? Жаль, что оружие неодушевленно. Оно многое могло бы рассказать о хозяевах, которых обычно переживает, человека за человеком. Вот этому бласту лет пятьсот, не меньше. Наверняка им владели десятки людей. Наверняка бласт вплетался в десятки судеб и наверняка что-то менял в них.

Но кто расскажет эту, без сомнений, захватывающую историю? Скорее всего никто. Разве потом директора турбазы поспрошать, Вадима? Да только жив ли он еще? А если жив — то знаком ли с историей старого бласта? Вполне возможно, что и нет — бласт мог попасть к нему чисто случайно. Как к недавним диспетчерам маленького окраинного космодрома.

Тамура всегда серьезно и уважительно относился к оружию. Тем более — оружию старому и заслуженному. Его далекие-далекие предки тоже уважали оружие, еще не огнестрельное, а холодное. И споры между воинами того времени часто разрешались лишь демонстрацией оружия: тот, у кого меч был хуже, заранее признавал поражение. Во всяком случае, так рассказывали легенды.

Увы. Те времена давно минули. Теперь в моде выстрелы в спину, из-за угла. Выстрелы в безоружных — если у них есть что отнять. Вторжение на Табаску — суть тот же выстрел в безоружного, только заметно масштабнее.

Тамура против воли сцепил зубы. В целом он был добрым человеком, но прощать агрессора не умел.

— Зевай потише! — шикнул на Сориала МакГрегори. — На весь лес подвываешь!

Жорж послушно клацнул челюстью и зажал рот рукой.

Переночуйка быстро растворилась в густом тумане. Тамура уверенно вел товарищей сквозь лес, прямо к месту предполагаемой посадки рискового корабля. По предварительным прикидкам, нужно было пройти километров десять — двенадцать; это двадцать — двадцать пять килоун. И затем — расходиться. Ибо все трое прекрасно понимали: обнаружить корабль будет даже не непросто. Скорее, практически невозможно. Собственно, больше они уповали не на собственную наблюдательность, а на то, что пожаловавшие смельчаки сами их обнаружат и решат пообщаться. Подобное представлялось куда более вероятным.