Исход чумы - Волков Тим - Страница 38

Вот он – дом.

Тот самый дом, в котором должны были быть его жена и дочь. Должны были, но…

Именно сюда, к матери, его теще, они и направились в тот злополучный день, когда началось заражение. Жена с ребенком уехала, а он, Макс, остался, чтобы порыбачить. Отдохнуть ему хотелось.

А потом приехали люди из министерства и увезли его от родных. Большаков вызвал, давний его друг. Вызвал на помощь с загадочным делом, которое в итоге вылилось вот во что.

Кто знает, если бы все повернуть назад, как бы было? Если бы он поехал вместе с женой и дочкой сюда? Что бы было? Где бы сейчас он стоял? Или лежал…

Но это теперь неважно. Вот дом. Пустой.

Вот он.

Максим смотрел на серую пятиэтажку и все понимал. Никого нет живых. Эвакуация тут не проходила, об этом говорили обустроенные окна, обитые целлофаном и одеялами – чтобы не проникла зараза. Значит, народ пытался спастись своими силами. Но от этой гадости просто так не уберечься. Одеяла и простыни тут не помогут. Все умерли.

К горлу подкатил ком.

Максим рванул в знакомый подъезд, забежал на одном дыхании на третий этаж.

И вдруг остановился возле дверей, обитых черным дерматином. На последнем шаге, когда все было преодолено, все препятствия и испытания, Макс не мог сделать то, что должен был. Он не мог войти внутрь.

Пока он здесь, он был в неведении. Глаза не увидели того, что подтвердило бы его догадки, а значит, была еще надежда. Да, она умирает последней, и даже сейчас, когда все было понятно и так, он верил, что самого страшного не случилось.

В какой-то момент парень даже подумал о том, чтобы просто развернуться и уйти. Так будет лучше. Нельзя убивать в душе последнюю надежду. Пусть будет. Пусть хотя бы она будет живой.

Пусть мысли возвращаются сюда, к этому дому и к этому порогу, раз от раза, чтобы успокаивать себя и убеждать – там не все так плохо, как кажется. Жившие там – ушли. Куда – неизвестно. Во спасение. Ушли, оставив какую-нибудь записку, клочок бумаги. Что-то типа «эвакуировались в центр» или «будем в Смоленцево». И тогда на душе будет спокойней.

Раз от раза придумывая новые версии того, что произошло там, за дверью, непременно только хорошее, оптимистичное, он, Максим, будет жить. Это единственное и будет придавать ему сил жить и идти дальше. И не сойти с ума.

А если он войдет… То все будет не так. Будет лишь чернота, непроглядная, страшная. И он больше не сможет из нее выбраться. Никогда. Все разрушится. И умрет надежда.

Максим плакал. Даже сам не заметил этого. Просто ронял горькие слезы, не мигая глядя на порог.

Дверь была открыта. Парень поднял дрожащую руку, положил ее на дерматин. Давно предлагал поменять его, но теща не хотела – нравилась ей эта обивка. Муж ее когда-то сам сделал, украсив специальными гвоздиками. Выглядело так себе. Тесть умер еще за два года до эпидемии, а менять обивку уже не захотели – какая-никакая память.

Макс не смог уйти. Обманывать себя – последнее дело. Да и в глубине души понимал, что это не поможет. Он должен увидеть правду. Пусть она будет горькой. Пусть потом будет тьма. Но он должен.

Максим толкнул дверь и вошел внутрь.

На полу в коридоре лежал Бублик – игрушечный мишка, которого Максим подарил дочке в пять лет.

Комок вновь подкатил к горлу. Дочь никогда не бросала его, всегда брала с собой: в кровать, когда ложилась спать, в поход, на дачу, в садик. Любила этого медведя.

А теперь он валялся в коридоре, грязный, пыльный, смотря на внезапного гостя черными пуговицами глаз с упреком, мол, чего так поздно пришел? Опоздал, братец. На три года опоздал.

Максим разрыдался. На этот раз во весь голос, не сдерживаясь. Схватил Бублика, отряхнул, положил на тумбочку.

Прошел дальше. Ничего страшного не увидел, ни трупов, ни крови. Просто брошенная квартира. Но и этого было достаточно, чтобы все понять. Да, он опоздал. Слишком поздно. Антидот уже не нужен. Все были мертвы.

Не в силах находиться здесь, он все же прошел квартиру – от спальни до туалета, прошерстил все, заглянул даже в кладовку. Потом вышел в подъезд. Перед глазами все плыло.

Проваливаясь в туман, вывалился на улицу. Морозный воздух привел в чувство, а горсть снега, растертая по лицу, окончательно отогнала дурман.

Иначе и быть не могло. Чего он хотел, зная, что прошло три года? Город умер. Весь мир умер. А он, Макс, по какой-то злой шутке судьбы остался в живых.

Пора было возвращаться назад. Только вот куда – назад?

Макс не знал.

Но уйти из города хотел. Эти пустые дома давили на него, молчаливым упреком смотрели вслед.

Прочь! Прочь отсюда!

Парень побежал. Споткнулся о черный пакет, набитый словно кусками арматуры. На самом деле там была не арматура, гораздо более страшный груз там лежал.

Макс растянулся на снегу, больно ударился. Вставать сразу не стал. Снег холодил, выгоняя страх. А еще привлекло внимание одно окно.

Среди сотни других, черных и выбитых, оно было целым. И в нем горел свет…

– Кто это? – спросила Вика, глядя то на Аркадия, то на Андрея, то на Глеба.

– Чужак, – холодно произнес Андрей.

– Тринадцатый? – едва слышно выдохнула девушка, хотя и сама видела, что это не он.

– Нет. Какой-то бродяга.

– Зомбак? – спросил Глеб.

Каша покачал головой.

– Живой.

И отошел от окна. Вернулся уже с пистолетом. Протянул его Вике.

– Зачем? – удивилась та.

– Возьми, на всякий случай. Мы, – он кивнул на остальных, – сможем справиться с ним и без оружия.

– Справиться? – еще больше удивилась девушка. – Зачем с ним справляться?

Она повернулась к брату, но и тот был полон решимости прогнать незнакомца прочь. А то и больше.

– Вы что, с ума сошли?! Глеб! Очнись!

– Он может представлять опасность, – ледяным тоном произнес тот.

– Опасность? Как ты это определил? Просто потому, что раньше его здесь не видели? А если бы Каша тогда про нас так подумал – что мы можем представлять опасность? Что было бы тогда?

Этот вопрос заставил задуматься всех.

– Перестаньте в каждом видеть врагов! – почти закричала Вика.

И пошла к двери.

– Куда ты? – разом спросили Глеб и Каша.

– На улицу!

– Постой! Да постой же ты!

Брат рванул к ней. Остановил.

– А если он и в самом деле опасен? Что, если он хочет убить нас? Что, если это человек Тринадцатого?

– Да ты глянь на него. Он еле на ногах стоит. И формы нет. Ему помощь нужна.

– Это может быть притворство.

Вика пристально глянула на брата. Задумчиво произнесла:

– Что же они с тобой сделали? Они отобрали тебя у меня.

– О чем ты? – не понял тот.

– Это не он чужак, – девушка кивнула на окно, – а ты стал чужим.

Вика вновь пошла к двери.

– Постой, – тихо сказал Глеб. – Я с тобой.

Они вышли из квартиры.

– Пойми, – начал Глеб. – Я ведь только хочу защитить тебя.

– И в этой попытке готов уничтожить любого!

– Понадобится – уничтожу, – жестко сказал брат.

Вика с укором посмотрела на него, но ничего не сказала.

– Ты слишком добра к людям, – продолжил Глеб. – Помнишь, что с тобой и мной делали люди Тринадцатого?

– Помню. Но и помню, что сделал Аркадий, когда первый раз встретил нас. Он нам помог.

– Ладно, бессмысленный это спор, – нехотя вздохнул Глеб. – Пошли, посмотрим, что там за чудак на улице.

Они вышли из подъезда.

Незнакомец стоял на площадке, прямо по центру, не боясь простреливаемой части. А может, где-то там, в кустах и сугробах, прятались его люди с оружием?

– Здравствуйте! – как можно громче произнесла Вика.

Незнакомец вздрогнул, обернулся.

Выглядел он устало, глаза, очерченные черными кругами от бессонницы, запали, лицо изрезано морщинами, хотя незнакомец был еще не стар.

– Здравствуйте! – повторила девушка, пытаясь понять – вменяем ли он.