Уйти и не вернуться - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/62
• Следующая

Черненко положил трубку и начал собирать бумаги.

Обычно в кабинете Брежнева во главе стола справа и слева садились Суслов и Косыгин. Даже Подгорный, будучи формально руководителем государства, не смел занимать их места, усаживаясь после Косыгина. Рядом с Сусловым всегда сидел Кириленко. Так они разместились и в этот раз. Справа оказались четыре секретаря ЦК КПСС — Суслов, Кириленко, Черненко и Пономарев. Слева сели Косыгин, Громыко, Устинов и Андропов.

Председатель КГБ всегда подчеркнуто скромно садился в конце стола. Не изменил он себе и на этот раз, любезно улыбаясь, он пропустил Громыко и Устинова.

Брежнев не любил долгих заседаний, длинных докладов. Вынужденный часами читать никому не нужные отчеты, он не любил, когда другие долго и много говорили.

Андропов это хорошо знал. Он докладывал коротко — рассказал о зверствах Амина, об убийстве Тараки, о согласии Бабрака Кармаля. По его поручению была подготовлена большая справка Управление «Р» Первого Главного управления КГБ.

Управление «Р» занималось вопросами оперативного планирования и анализа. Вместе с 8-м отделом ПГУ, занимавшимся проблемами неарабских стран Ближнего Востока, сотрудники управления составили подробный анализ проникновения в Афганистан вражеской агентуры, включая американскую, китайскую, пакистанскую и иранскую разведки.

Информации было чуть больше, чем обычно, но она производила впечатление. Все молчали, ожидая выступления Громыко.

Обычно очень осторожный, взвешивающий каждое свое слово, министр иностранных дел на этот раз был более красноречив.

Последние провокации сильно разозлили его, а Кэмп-Дэвидская пощечина горела до сих пор.

Громыко выступил за немедленный ввод войск, добавив, что они уже проводили ряд рабочих совещаний вместе с военными и представителями КГБ.

Суслов, знавший об этом от Андропова, не обратил внимания на эти слова.

А вот Черненко насторожился. Значит, Громыко, Устинов и Андропов собираются где-то тайком, не поставив в известность общий отдел ЦК КПСС. А где протоколы этих бесед, стенограммы совещаний? У него хватило ума промолчать, не выскакивать со своими обидами. Но с этого дня он перестал доверять Устинову и Громыко, считая их сторонниками Андропова.

Поднявшийся Устинов коротко доложил, что армия готова выполнить свой долг. Он слышал про убийство Тараки и как глубоко порядочный человек презирал Амина, решившего расправиться со своим бывшим руководителем таким варварским способом.

Позднее многие журналисты будут описывать заседание Политбюро как сбор выживших из ума старцев. На самом деле, несмотря на очевидные старческие промахи Брежнева или Суслова, сидевшие сегодня за длинным столом, покрытым зеленым сукном, люди были совсем не теми карикатурными персонажами, которыми их стали позднее изображать.

Устинов доложил о мнении начальника Генерального штаба маршала Огаркова, считавшего, что некоторые части афганской армии могут оказать сопротивление. Андропов резко возразил, заявив, что нынешняя афганская армия просто не способна на подобные действия.

Устинов тем не менее добросовестно передал все замечания Огаркова, но поддержал решение о вводе войск.

Затем слово попросил Косыгин. Он рассказал о неоднократных просьбах афганского правительства ввести войска. Об этом просил и подлец X. Амин. Об этом просят теперь и афганские товарищи, выступающие против режима Амина.

Косыгин не сказал больше ни слова, ни «за» ни «против», и это очень не понравилось Андропову.

Неожиданно вмешался «главный идеолог» страны Михаил Суслов. Он потребовал немедленного ввода войск. В отличие от более реалистичных прагматиков Андропова, Громыко, Косыгина, Устинова, он жил еще вчерашними романтико-революционными воспоминаниями. Революция в Афганистане была под угрозой. Убит лидер страны. Этого одного было достаточно, чтобы Суслов выступил решительно «за».

Андропов понял, что более никто не выступит против. Это уже невозможно.

Сразу высказались Кириленко и Черненко. Разумеется, они были «за». Молчавший Пономарев был «за» вторжение еще до самого Андропова одним из первых в ЦК КПСС, призывая ввести войска. Он считал, что социализм в Афганистане находится в серьезной опасности.

Брежнев слушал молча. Он любил армию, гордился ею, справедливо считая, что мощь государства определяется и степенью боеспособности армии. Но человек по натуре мирный, он действительно не любил войну, не любил крови, сражений, несчастий, катастроф.

Насмотревшийся на войну в сороковые годы, он искренне считал, что делает все, чтобы война вновь не повторилась. Правда, он дал согласие на ввод танков в Чехословакию в шестьдесят восьмом. Но тогда была «явная угроза» делу социализма в этой стране. А эти понятия были для него священны.

Так и теперь.

С одной стороны нужно было отстаивать геополитические интересы великой державы, и это было самое важное обстоятельство. С другой стороны, революция в Афганистане, о которой они столько говорили, явно буксовала. Более того, была прямая угроза ее завоеваниям, как сумели убедить Брежнева.

И, наконец, он просто симпатизировал убитому Тараки, так подло преданному его заместителем. Сам Брежнев, правда, забыл, что в свое время он тоже «сдал» своего руководителя — Никиту Хрущева. Но, в отличие от Амина, он его не убивал.

Все было решено. Брежнев поручил Черненко готовить решение Политбюро.

На следующий день осторожный Громыко все-таки зашел к Брежневу. Батальоны и полки уже грузились в самолеты.

— Леонид Ильич, — попросил министр иностранных дел, — не стоит ли решение о вводе наших войск оформить как-то по государственной линии?

Брежнев молчал. Долго молчал.

Потом поднял телефонную трубку.

— Михаил Андреевич, — попросил он Суслова, — зайди ко мне. Есть нужда посоветоваться.

Пока Суслов не появился, Брежнев спросил:

— Думаешь, будут осложнения?

— Все может быть, — уклонился от прямого ответа Громыко.

Без доклада вошел Суслов.

— Добрый день, — отрывисто бросил он Громыко, усаживаясь за стол.

Брежнев коротко рассказал ему о просьбе Громыко, добавив:

— В сложившейся остановке, видимо, нужно принимать решение срочно — либо игнорировать обращение афганцев с просьбой о помощи, либо спасать народную власть.

— Обращение будет? — спросил Суслов.

— Андропов обещал, — ответил Брежнев.

— У нас с Афганистаном уже имеется договор, — медленно произнес Суслов, — и надо обязательства по нему выполнять быстро, раз мы так решили. Андропов и Устинов настаивают. А на ЦК обсудим позднее. Это не так спешно.

На следующий день началось вторжение…

— Нужно продумать маршрут и снаряжение группы, — задумчиво произнес Асанов, — там очень трудный, горный район.

— Ты еще не назвал своих людей, — напомнил Орлов.

Асанов подвинул к себе лист бумаги. Взял ручку.

— Номер первый — майор Машков. Воевал в Афганистане, Таджикистане, Абхазии. Хорошо ориентируется, имеет опыт общения с местным населением, владеет языком. Как командир группы прикрытия будет очень полезен.

— Согласен, — Затонский поставил цифру три.

— Следующий капитан Борзунов. Очень опытный, жесткий, прагматичный офицер. Когда нужно, вытянет операцию на своих нервах. Отличный стрелок. В горах просто незаменим. Выносливый, храбрый, злой.

— А почему злой? — спросил Орлов.

— Это ты у него спросишь, — пожал плечами Асанов, — просто даю ему характеристику.

— Следующий, — попросил Затонский.

— Старший лейтенант Чутов. Надежный, внимательный, выдержанный. Зону сегодня прошел впереди группы и показал себя совсем неплохо. Правда, не знает языков, но для группы прикрытия вполне подойдет.

— Раз вы так считаете — согласен. Дальше.

— Еще двое офицеров для связи с местным населением. Подполковник Рахимов — казах, знает языки, легко сойдет за местного и капитан Чон Дин. Он кореец из Сибири. Знает китайский, корейский, киргизский языки. Очень хорошо подготовлен физически, увлекается разными восточными единоборствами. Он легко сойдет за кого угодно, только не за русского шпиона. После развала СССР в Афганистане считают, что все российские офицеры должны быть светловолосыми.

• Предыдущая
• 8/62
• Следующая