Князь Рысев 2 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 6

Я уже знал, какую штуку запрошу на новый год у Дедушки Мороза!

С ног до головы меня охватило чувство того, что вот оно — наконец-то пришла кавалерия.

Как же до бесконечного вовремя.

Копье, сотканное из благости, оставляя за собой золотистые, тающие в воздухе обрывки святых писаний, стальным прутом пробив клеть демоницы насквозь, пронзило и ее саму. Никса гортанно забулькала — ее растерянность обернулась паникой. Злоба бурлила в ней свежими силами, будто ветхая ткань, со звоном разъехались прутья искусственной клети, прежде чем изувеченным заклинанием сгинули в небытие.

Уже не переливаясь, но переваливаясь, пытаясь устоять на обеих ногах, Никса сделала несколько шагов.

Из-за спин инквизаториев выпорхнула девчонка. Огромные крылья, едва ли не в целый дорожный переход, слепили глаза золотым блеском. Бело-кремовые перья витали в воздухе, спеша наземь опавшими листьями. Я дернулся в сторону, но врезался в невидимый заслон: состоящий из шестигранных сот прозрачный щит защищал меня.

И от поиска приключений на пятую точку, и от приключений как таковых.

Дочь неба теперь решила взять все на себя. Она мягко приземлилась, под ее ногами засверкали колеса нимбов. Словно на роликовых коньках, она кружилась на них вокруг дьяволицы, крылья свисали со спины горбом.

Сделав стойку на руках, оттолкнувшись от земли, она врезалась в чудовище светящимися дисками колес — те оставили на теле Никсы глубокие прорехи. Кто сказал, что воду нельзя ранить, тот попросту никогда не видел ангела за работой...

Ей пошло бы сниматься в «Зене, королеве воинов»: с мрачным, холодным выражением на лице она расправлялась с противницей. Нимб, словно чакра, кружился вокруг хозяйки, выступая оружием. Клинком он вспарывал чрево дьяволицы — вместо кипятка наземь брызгала черная смола крови.

Все еще надеясь оказать хоть сколько-то достойное сопротивление, Никса изрыгала из себя потоки воды. Не столь шустрая, как прежде, она не поспевала за юркой фигуркой девчонки.

Замолчали ружья инквизаториев — не желая вмешиваться в каноничную битву добра со злом они отчаянно выжидали: праздновать им победу или отчаянно мстить?

Первое.

Я понял, что ангелица справится, уже тогда, когда отброшенная прочь туша Никсы нелепо попятилась. Ангелица, нырнувшая ей под самые ноги, расправила крылья под встречный поток воздуха и резко, стискивая в руках свежий святой снаряд, словно пуля, пронзила ее насквозь.

Никса булькнула, стараясь срастить невероятных размеров пробоину в груди, прежде чем лопнула. Поток черного дождя ее потрохов залил улицу. Сверкая глазами, дочь неба небрежно смотрела через плечо, будто вопрошая: кто следующий?

Желающих не нашлось.

Были разве что бесконечно благодарные. Чудом спасшиеся посетители кафе спешили ей навстречу, возносили хвалу, обещали отдать последние деньги на богоугодные дела.

Звали ее Славей.

Она не обращала на них внимания, будто все они разом обратились для нее в сборище бессловесных, но до жуткого назойливых кукол.

Взгляд полуприкрытых глаз коснулся меня.

Ну приехали! Эта тоже наверняка не хуже демонов узрит во мне чужемирного гостя. Еще и полудемона в придачу. Интересно, меня ждет та же участь, что и Никсу?

Я не знал, но был готов принять свою судьбу. Девчонка шла на меня неотвратимой карой, для нее как будто разом весь схлопнулся в одну точку, а точка эта — я.

Я, как будто больше нечем было заняться, выдумывал себе последние слова, а как только она остановилась передо мной, нелепо улыбнулся.

Дельвиг и Женька за моей спиной смотрели, разинув рты.

Вместо кары она коснулась меня рукой, огладила плечи, прищурилась.

— Ты ранен, — указала на мою грудь. Перед глазами лог вещал в ярких подробностях, как отважно целебное заклинание лупцует мою боль, прогоняя ее прочь.

А вот опыта за Никсу мне не отвесили ни грамма, все ушло, кхм, в расширение сисек ангелицы. Словно желая компенсации, я осторожно коснулся ее талии, притянул к себе, другая ладонь незаметно скользнула на ягодицы.

Ангел возмущенно и до страшного мило вскрикнула:

— Дурак.

Мою щеку в тот же миг обожгло ударом обидной пощечины.

Я не помнил, как получил ключи от своей комнаты, как и того, как оказался в ней. Пришел в себя лишь тогда, когда увидел перед собой заправленную постель — холод подушки манил нырнуть в нее прямо лицом, а уют тонкого, но теплого одеяла обещал избавить от усталости прямо здесь и сейчас.

Дверь за моей спиной захлопнулась, и у меня не было никакого желания проверять, заперта она или нет. Если Ибрагим говорил правду, то здесь мне может угрожать разве что только сам Сатана. Словно в подтверждение его слов за окном я видел дежурящих инквизаториев — форменный, больше похожий на вытянутый трактор грузовик привез сюда целую бригаду тех, кто должен был бороться с чародеями, чертями и прочей нечистью.

Я рухнул на кровать, закрывая глаза. Сон манил в объятия, но вместо сладких женских рук раз за разом вытаскивал из головы допрос в застенках библиотеки Егоровны. На этот раз глава инквизаториев решила не посещать меня лично. Но я чуял, что ее глаза отовсюду следят за каждым моим движением, внимают каждому сказанному слову. Разодетый в робу, скучающий и мечтающий о чашке горячего чая мужик лет сорока допрашивал меня без особого энтузиазма. Я знал, что в иных комнатах ту же процедуру сейчас проходят и Дельвиг, и Женька.

По сотому разу у меня спрашивали, что я видел. Девчонка — резвая и, казалось, единственная живая среди всех остальных стучала пальцами по клавишам печатной машинки, словно заведенная. Протокол стал смыслом ее сегодняшнего вечера, и она отдавала ему всю себя без остатка.

Когда же бесконечность одинаковых вопросов, наконец, иссякла и сошла на нет, нам даровали долгожданную свободу. Чтобы вырвать меня из цепких лап борцов со всем чародейским, прискакал лично Ибрагим. Наверно, осмелься они не пустить старика внутрь, он бы недолго думая взялся за свой фирменный кортик. Тот болтался на поясе, будто ожидая своего часа, но сегодня был не его день.

Старик что-то говорил мне, когда мы шли в офицерский корпус, я глупо кивал, брякая в ответ что-то однозначное. Память игриво хихикала и говорила, что не отдаст мне эти воспоминания даже под страхом смерти, чтобы даже и не просил.

Я и не просил.

Почему-то засело в памяти, как Дельвиг из раза в раз, не переставая дивиться, повторял, что красивый у меня такой боевой клич, запоминающийся.

Биска.

Я улыбнулся. Ох, попадись мне под руку эта ленивая задница, хорошенько ей всыплю по первое число. Разве для того заключил с ней контракт, чтобы она всякий раз отлынивала, когда мне угрожает опасность?

В зале нас встречали, будто неведомых зверушек. Глупо было думать, что нас воспримут героями, осыплют с ног до головы овациями и будут перешептываться, понимающе и серьезно кивая. Все наоборот — шептались, будто о прокаженных, умудрившихся вляпаться в историю, едва только ступили на порог офицерского корпуса.

Я чуял, как на языке смотревшего нам в спины Орлова гуляют слова, что там, где я только появляюсь, сразу же происходит беда. Горят дома родных и друзей, из ниоткуда и едва ли не посреди самого Петербурга появляются кровожадные убийцы с оружием наперевес.

Ну а уж стоило нам улизнуть на свободные часы, как тут же случился террористический акт.

Но он смолчал, видимо, решив, что оно того попросту не стоит. А может быть, даже в такой высокомерной паскуде есть хоть что-то, да человеческое. Вспомнив о нем, я тут же стиснул пресловутый перстень в кармане. Не знаю, как там у него с человеческим, а вот на пару-другую вопросов ему придется ответить, как бы он ни вертелся.

Не знаю, как ребята, но я чувствовал себя будто выжатый лимон. Все, чего сейчас хотелось — это проваляться в блаженном безделье до самого утра. Нечто внутри подсказывало, что случившееся — оно не просто так, что Белые Свистки сломают всю голову, поребрик будут носом рыть, но раскопают истину, о которой на завтра будут зудеть на каждом переулке и не только в газетах.