Князь Рысев 2 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 19

Бережно, словно родную дочь, демон поднял ее на руки. Припадая на правую ногу, борясь с собственной хромотой, стремился испариться в ночи. Он слышал, как один за другим щелкают фотоаппараты — проснувшаяся чернь будто забыла, что ей завтра на работу. Припав к окнам, она взирала, как избитая до полусмерти девчонка сама поднимается в воздух и, раскачиваясь, медленно парит прочь. Ради такого-то можно пожертвовать не одним часом сна.

Я нагнал его в грязном переулке. Склонившись над девчонкой, он будто жаждал спрятать ее хрупкое тельце от чужих взглядов. Выдохнул, зло качая головой, когда моя крылатая туша прокатилась прямо перед ним. Взвились в воздух пуль, мусор и обрывки вчерашних газет, вихрем кружась над нами.

Святочертый разинул голодный зев самой преисподней, надеясь спрятаться в ней от погони. Нырни он туда — и время было бы упущено задаром. Чтобы нагнать его там, потребовалось бы знать, куда именно он нырнул. Биска же, я готов был голову дать на отсечение, лишь отрицательно покачала бы головой.

Демон во мне выдохнул, ревя от возмущения, уходя прочь из моего сознания, возвращая мне контроль над телом. Крылья рассыпались в прах, лопнули мыльным пузырем — из меня будто кто разом вырвал все жилы. Ад воздавал мне болью за могущество: казалось, что еще чуть-чуть — и я услышу, как Бискины сестры по крови, лениво перебирая хвостики в руках, зашепчут мне прямо на ухо, что их кнуты — только по мою спину.

Я поднял на противника взгляд. Жирдяй неповоротливо заметался, брюхом врезаясь в каменную толщь стены, норовя повернуться ко мне спиной, закрыть своей тушей единственное в его жизни сокровище.

Мне почему-то вспомнился тот самый черт, которого я видел, когда проснулся связанный и на стуле — и как отчаянно он жаждал только того, чтобы я освободил томящуюся в банке пленницу. Неужели каждая из этих тварей выбирает себе нечто, за что будет готова расстаться даже с хвостом?

Мне думалось, что еще немного — и я смогу услышать, как скребутся в его уродливой рогатой голове тревожные мысли. Он словно не знал, что ему делать — встретить бой или бежать? Одно было ясно точно — Ночку он не оставит.

— Не так уж и часто от меня убегает сама Смерть, — насмешливо проговорил я, скидывая с себя последние остатки темного морока. Может быть, мой уровень и мал, но сейчас мы с этой треклятой душой почти на равных.

Он сверлил меня полным ненависти взглядом — от былого сарказма не осталось и следа. В его взгляде плескалась самая что ни на есть настоящая обида — как будто впервые за всю свою дьявольскую жизнь он встретил хоть сколько-то достойное сопротивление.

Без своей палки он был ничтожеством.

Ничтожеством с гордостью.

Решение он принял не сразу: я дал ему время отложить Ночку наземь. Словно он где-то таил надежду, что если я его убью, не стану выпытывать у нее, где, как и что. А может, на это и был расчет?

Врата в ад ширились с каждым мгновением, будто обещая поглотить в себя всю детскую площадку и ближайший подъезд. На нас смотрели, в этом не было никаких сомнений. Чужие взгляды были как серпом по яйцам, хотелось, чтобы нас видело как можно меньше народу.

Заревев вепрем, он рванул на меня, нелепо переваливаясь с ноги на ногу. Его бег с трудом походил на медленную ходьбу — знать бы еще, на что он рассчитывал с подобными-то габаритами? Я в мгновение ока оказался рядом с его тушей. Демонические силы мощью обвили мышцы, позволяя принять на себя весь немалый вес его туши. Теневая хватка пронзила поганца насквозь — как и в прошлый раз. Хрюкнув, плюнув липкой слизью изо рта, он вздрогнул, прежде чем потерять всякую волю к сопротивлению. Я швырнул его оземь, придавил сапогом. Носок ботфорта уткнулся прямо в его мерзкий пятачок. Словно все еще на что-то надеясь, он завертелся, будто у него и в самом деле был хоть какой-то шанс высвободиться. Я переместил стопу ему на шею, очень жалея, что у меня не шипастые подошвы.

— Знаешь, — задумчиво поглядывая, как, не обращая на нас никакого внимания, сношались две крысы, проговорил я, — иногда наступает такой момент, когда надо обязательно поговорить. Да вот хотя бы со своей судьбой. Ты так не думаешь?

Хрюканье было мне ответом, копыта заколошматили по земле, но это не дало моему пленнику никакого преимущества. Медленно с небес опустилась Майка — покачнулась, едва устояв на ногах, помотала головой из стороны в сторону, прогоняя навалившееся бессилие. Биска явилась из теней, словно сама Немезида. На ходу швырнула огненной чародейке ту самую флягу, которую я как будто бы осушил целиком. Казалось, что за пережитое унижения дочь Сатаны желает воздать самолично, не обращая внимания на меня. Не отрываясь от своего столь увлекательного занятия, чертовка захлопнула открытый проход в преисподнюю.

— Бися, стой. — Я не сказал, потребовал. Она помедлила лишь на мгновение.

— Это святочертый, — как будто бы это должно было объяснить все и вся, проговорила краснокожая девчонка, выпуская когти. Уж не зная для чего — чтобы противостоять своему офицеру или чтобы изящно и со вкусом нарезать свининку.

Последняя истошно хрюкнула — боль, кажется, нравилась ему куда меньше чем пустые угрозы. Из его глотки потоком лились жалобные стоны. Ужас, который он так любил вселять в сердца предыдущих жертв, сейчас глодал кости его собственного мужества.

Майя пила как не в себя. С таким отчаянием распоследний забулдыга прикладывается к случайно оказавшейся в его руках бутылке спиртного. Дьявольская жидкость будто причиняла ей боль — девчонка сморщилась так, будто ее заставили глотать не разбавленный лимонный сок. Но ману ей восстановить удалось, как и выносливость.

Полуобнаженная, изодранная, бесконечно красивая, сейчас она больше походила на дьяволицу, чем сама Биска. Покажи мне такую кто в прошлой жизни — и я бы без особых раздумий окрестил ее дьяволицей.

— Кто такой этот твой святочертый? — наконец спросил я.

— Падший ангел. Или вознесшийся демон. Такая ли разница? Ему плевать на святые символы, его нельзя изгнать святой водой. А вот он очень даже может сделать больно своим бывшим собратьям. Очень больно. — Она недобро сверкнула глазами.

— А тебя, значит, можно святой водой прогнать? — спросил, не особо надеясь на ответ; его и не последовало.

— Не подпускай, хви-и-и-и, не подпускай ее ко мне! — Свинья готова была принять смерть от моей руки, лишь бы только не оказаться в жаждущих мести объятиях дьяволицы. Той нравились его визги, и она этого не скрывала. Отпихнув мне в сторону, нависла над ним, женственно раскачивая бедрами из стороны в сторону. Хлопнула себя ладонью по ним.

— Нравлюсь, Иоганн? — Она, оказывается, знала его имя. Я присвистнул от удивления, Биска же решила поведать немного истории. — Этот поганец раньше был моей личной прислугой. Подставкой для ног.

Я кивнул с пониманием дела. Теперь понятно, почему он выковал под своими копытами святые кресты и отчего ему так нравилось стоять на Биске. Дьяволица резко изменилась в лице, улыбка слетела с него, сменившись яростью. Глаза вспыхнули злобой, чертовка занесла босую ногу над его головой, что есть сил впечатала в его мерзкий пятачок — он, кажется, даже не пытался увернуться.

Я удержал ее от второго удара — мягко и осторожно, словил на себе ее непонимающий взгляд. Ей казалось, что она имеет полное право распоряжаться им так, как ей заблагорассудится.

— Тише. Сначала дело, потом все остальное, помнишь?

Она нехотя, но кивнула в ответ, я продолжил:

— Не смотри, что он визжит: он жаждет, чтобы его убили как можно скорее.

— Я сделаю это как можно больнее.

— Позже, — успокоил ее, склонился над поверженной свиноподобной тушей. — Ну что же, Иоганн. Давай с тобой потолкуем? Авось, может так статься, что ты в самом деле послужишь мне судьбой.

— Тебе нечего, хр-р-р, предложить тому, кого… хви, хр-р… собираешься убить.

— О-о-о, не будь столь уверен, — за меня ответила Майя.

Словно мешок, она за ногу подтащила Ночку. Девчонка, не приходя в себя, застонала. Пламя нежного оранжевого цвета юркнуло с ладоней Майки, облизнуло тело велески. Мне казалось, что огненная чародейка собирается самым нещадным образом жечь свою соперницу. Но, вопреки моим ожиданиям, огонь скользнул по лицу коровки, возвращая его прежнюю красоту. Мычание стало ответом, Ночка выгнулась дугой, плавно опустившись на спину. Сладкий сон не желал выпускать ее из своих объятий, продолжая удерживать в плену.