Цивилизатор в СССР 1978 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич - Страница 19

Я тупо боюсь оставлять свой почерк в письме. Для подписей конверта — без альтернативы, придётся печатными буквами.

Пусть не Брежневу, пусть не на имя главного чекиста Андропова…

Пониже, попроще. Не на столь большие высоты. Туда, в столицу, сразу — страшно и есть сомнения, что дойдёт.

Да и если даже в 21 веке, когда выплыло столько мемуаров, столько рассказов очевидцев, увидели свет кое-какие документы… и было столько конспирологии. Это я к теорийке, что Андропов — главный махинатор, отвечающий за воцарение Горбачёва в Кремле.

У меня сейчас — тело пятилетнего, минимум степеней свободы и убегающее время. Я просто не рискнул («в Москву»), и не нашёл лучшего варианта, кроме как через «заход с низов».

Да и там, около высокого трона дряхлеющей, вместе со своими вождями, коммунистической империи, она же царство рабочих и крестьян с интеллигентствующей прослойкой… кто прочтёт его? Через сколько рук пройдёт, если даже дойдёт до тех, кому, по идее надо бы думать над его содержимым?

А про этого человека я точно знаю — и в 21 веке, когда его догнала таки костлявая, он оставался убеждённым коммунистом.

Не то чтобы для меня это идеал. «Твердолобый» — тоже ещё та характеристика.

Но… — не предатель. Не купи-продаец. И уже тем более не патологическая либдемшиза, для которой солнце встаёт за Фашингтоном, сгори он в ядерном огне!

Короче, единственный более-менее приемлемый вариант. На который я ставлю всё.

У меня нет больше времени, у страны больше нет времени… Я и так позволил себе два месяца на вживание в реалии 1978-го…

Начало октября 1978.

Больше всего я трясся над тем, что родители где-то меня застукают. Во первых, почти полное отсутствие времени дома, без пригляда родителей, во вторых — боязнь того, что они будут прибирать в моём ящике, в котором лежат не нужные уже мне игрушки и в котором я прятал то, что им нельзя видеть ни под каким видом!

Поэтому я ловил момент и продумывал письмо. Краткое, но максимально интригующее, и обещающее.

Адрес легко был уточнён в областной прессе. Да и «дом Советов» уже несколько лет, как я точно знаю, построен. Он мой ровесник.

Пермь. Ленина, 51.

Верхние этажи этого здания занимает обком КПСС. Ниже — облисполком. Поездки в Пермь в школьные годы по разным поводам обеспечили этим знанием из рассказов взрослых. Думаю, что и сейчас также.

Но всё равно, подписал письмо я чётко, с указанием личности адресата. Но не отправителя. Анонимки пока ещё читают!

Почти гарантированно, что сам адресат его сразу не прочтёт. Но надеюсь, что его секретарь, разбирающий почту, всё же обратит внимание начальника на странное письмо…

Сам текст письма я продумал ещё в августе. Едва не заучил на память.

Стыренный из домашней стопки чистый конверт и точно такая же оторванная марка… позже протёрты ваткой с одеколоном. Конверт надписывал в маминых осенних перчатках, на которые как раз пришла мода. Что-то блестящее, похрустывающее и чёрное, не столь эластичное и мягкое, как материал «под кожу» более поздних лосин и леггинсов, но мне было без разницы. Перчатки… больше для личного спокойствия. Моих «пальчиков», если адресат начнёт сразу буйствовать и «задействовать органы» у них пока не будет. Как и возможных отпечатков пальцев родителей, покупавших конверт и марки.

Листы с текстом были же пересняты на одну из запаса в 8 штук чистых плёнок, которые были подарены мне вместе со «Сменой».

Подписывание конверта в маминых перчатках, оригинал для пересъёмки собственно письма, его пересъёмка на отцовский ФЭД с макрокольцами… в конце сентября я поймал моменты для этих дел по вечерам.

То родители со спокойной душой — Ванечка залип (или как сейчас говорят?) на книги, уходят на вечерний сеанс в кино. В другой раз они относят какие-то «заготовки на зиму» в «яму», в гараж. В третий раз — отец там же что-то ремонтирует у «мотика», а мама гуляет с одной из своих двух подруг на всю жизнь. Той, которая сейчас работает следователем в районной прокуратуре, а позже станет помощником прокурора.

Даже пятилетний, при должной изворотливости и слепом доверии родителей к нему, может что попало творить под их носом!

Осталось дождаться выходных. Мы снова поедем в Пермь. Там, без пригляда, на прогулке, мне хватит пяти минут, чтобы мотнуться с улицы, где началась моя «вторая жизнь», на соседнюю. Где на пятиэтажке есть почтовый ящик.

Пока ни к чему светить населённый пункт, где я живу…

Середина октября 1978.

…Из конверта с очередной анонимкой, судя по штампу, отправленной из Перми, выпали две фотографии.

Фотографии письма? Ну надо же… чего только не придумают! Кто такой с выдумкой и боязнью разоблачения? Чего там пишет такого, что требует таких мер? И всем обязательно пожаловаться первому секретарю!

Окулов Иван, многолетний помощник первого секретаря, разгребающий ежедневную почту Бориса Всеволодовича, начал вчитываться в не очень чёткое, но всё же достаточно видимое содержимое…

Дважды перечитав письмо, он хмыкнул. Такого в его жизни ещё не было!

Желание порвать и спустить в мусорную корзину, не регистрируя как входящую корреспонденцию, было немалым. С другой стороны… — какая изобретательность! Такого ещё никто не сочинял! С другой стороны, желание списать малосодержательную и безумную анонимку на дело рук шизофреника, который в фазе обострения строчит то, что рождается в его больной голове, может выйти боком. Продолжит ведь, если действительно так. И не успокоится, в Москву начнёт жаловаться. Может, проще вывести на него врачей. Проколют чем надо…

Да и шефу показать всё равно нужно. Забавное письмецо… ближе к концу рабочего дня, когда закончится совещание на заводе…

Тот же день. Коноплёв Борис Всеволодович.

…Первый секретарь Пермского обкома КПСС, уже почти шесть лет занимающий этот пост, потёр глаза и снова надел очки.

Иван был прав. Занятное письмо. Какой же безумец такое сочинил! Понятно, что больной…

И ведь нашёл, чем зацепить!

«…История СССР завершится в 1991-м! Маховик событий, результаты которых пока не представляет никто, ни в Москве, ни в Вашингтоне, уже раскручивается…»

Может, провокатор какой? Передать письмо Николаю Ивановичу Щербинину (К.И. — начальник областного управления КГБ) и пусть разбирается…

С другой стороны — «история мира на 40 с лишним лет вперёд… сотни фамилий, событий и фактов… в том числе тех, которые предстоят уже в 1979-м…»

И просит… разумное. Минимизация лиц, знающих о письме. Понимание о недоверии… и всего лишь — «встреча на пару часов. С вами, или с тем, кому вы доверяете, как себе…».

Чтобы проверить пишущего такое!

«Никто в мире не может знать содержимое ещё не вышедших фильмов, текстов песен будущих времён и прочего… вплоть до тенденций науки и технике и того, насколько не представимым образом изменится мир к 2023-у…» и того, «что увидев и услышав это от меня, вы поймёте, что я тот, за кого себя выдаю…»

Кто же он такой, что так о себе заявляет?

У кого так голова поехала?

И «способ связи» любопытный…

«чтобы понять, что именно вы, Борис Всеволодович, прочли это письмо…».

Почему именно мне? Безумцы, с планами мировой революции и подобным, сразу же рвутся на самый верх…

(название главы — цитата из романа «Тихий Дон» Шолохова М.А. Слова персонажа Григория Мелехова в 3-м томе. В 4-м они же звучат так: «Ждать да догонять — самое постылое дело.»)

Вторая половина октября 1978. Большая, находящаяся по центру «Дома Советов», протяжённостью примерно в 40 % от седьмого этажа, лоджия. Главный редактор областной газеты «Звезда» Пичугин Николай Фёдорович.