Стать Магом (СИ) - Клеттин Антон - Страница 11

Огонь разводить не стал и вместе с Ромчиком (так я решил назвать своего пегого жеребца) мы поужинали всухомятку захваченными в замке припасами. После чего завалились спать.

Утром я завтрак пропустил, а вот Ромчик, скотина, был иного мнения, поэтому вовсю мешал мне себя седлать, подъедая слегка пожухшую за ночь, но все еще довольно бодрую листву на моей постели. За что и получил моральный втык, полностью им, впрочем, проигнорированный. Следовало бы, наверное, наподдать и физически, но, к его лошадиному счастью, я закончил с ним раньше, чем вышел из себя.

— Будешь хреново меня слушаться, пущу на колбасу, — пригрозил я ему на чистом великом и могучем, закидывая на него седельные сумки.

Конь посмотрел на меня умными глазами и фыркнул. Да так, что забрызгал слюнями мне все лицо.

— Скотина ты, Ромчик, — с досадой проговорил я, вытирая лошадиные слюни, — как есть скотина. Вот что я тебе плохого сделал, что ты плюешься?

Ромчик мой вопрос проигнорировал, вновь потянувшись к таким привлекательным для него листикам на изрядно обглоданной постели. Я не стал его одергивать. Пусть жует, раз хочет. Меньше овса переведет на навоз.

До Вохштерна я добрался где-то часа за четыре неспешного хода. Время, хоть и поджимало, но я прекрасно понимал, что несущийся галопом всадник привлекает больше внимания, чем едущий с обычной скоростью. Да и Ромчика было жалко. Чего конягу зря напрягать? Тем более обожравшуюся? Да, этот конь педальный за то время, пока я неторопливо собирался в дорогу, умудрился полностью обожрать весь верхний слой моего ложа. И куда только все влезло?

Кстати, что передо мною именно Вохштерн, а не какой другой город я узнал от дедка, которого встретил по дороге. Дед был хоть и седым, как лунь, но по-прежнему крепким и очень гордился тем, что такая важная шишка снизошла до общения с ним, хоть и старался не показывать этого. Он-то мне и рассказал как называется город, что раскинулся в долине в паре километрах снизу и о том какие сволочи там стоят на воротах и как они с доброго люда деньгу дерут, а барон-то и не знает каких змеюк пригрел. Рассказал в какой постоялый двор лучше обратиться такому знатному человеку, как я, и кого там из девок спросить, чтобы ночь провести как надо. И много-много еще чего интересного и не очень. От него же я и узнал как добраться до следующего городка и что находится он в неделе езды на телеге от Вохштерна.

Поблагодарив дедка и одарив того серебряной монеткой, чем, похоже, на долгое время лишил его дара речи, я попрощался со словоохотливым крестьянином и двинулся дальше, прикидывая как бы мне незаметно объехать раскинувшийся снизу городок.

Вохштерн, видимо, был рыбацким поселением. Даже отсюда, с холма на котором я находился, была видна целая куча лодок и лодчонок, притулившихся у импровизированных пирсов. Так что о том, чтобы проехать город вдоль реки и речи не могло идти.

Оставалась противоположная сторона. Но тут все было еще хуже. Там раскинулись огромные поля, засеянные какой-то сельскохозяйственной культурой. И все бы ничего, но культура эта была не особо высокой, Ромчику где-то по колено, и не смогла бы скрыть не то что коня, но даже меня. К тому же, там сейчас копошился какой-то народ. Крестьяне, скорее всего. Вряд ли они обрадуются, если мы такие красивые попремся прямо по посевам, вместо того, чтобы как все белые люди ехать через город. Да и заподозрят что-то, как пить дать.

Почему бы не обойти поля спросите вы? А потому, что тот, кто строил этот город, был чертовым гением. Вохштерн находился в самом узком месте долины и был зажат между полноводной рекой с одной стороны и несильно высокими, но очень крутыми скалами с другой. И, собственно, все свободное пространство между городом и скалами было превращено в вышеозначенные поля.

Можно было, конечно, дождаться темноты и спокойно пересечь открытое пространство. Но тому было несколько препятствий. Самым главным из которых был Ромчик, не обладавший моим зрением и вряд ли бы осиливший подобный ночной переход без травм. А освещать ему путь, значило себя выдать. Любой, даже самый маленький огонек, будет хорошо виден со стен и может вызвать вполне закономерный интерес у городской стражи. К тому же, до темноты оставалось еще очень и очень много времени, никак не меньше шести часов. И что прикажете мне делать все это время? Медитировать? Так я не умею. А потенциальная погоня? Зачем давать ей время? Вот и получалось, что у меня, в принципе, и выбора-то особого и нет. Тяжело вздохнув, я вновь взобрался на Ромчика и неспешно потрусил прямо к воротам Вохштерна.

На входе стояли двое утомленных солнцем и заклеванных начальством и женами стражника в видавших виды, местами побитых ржавчиной, доспехах. Деда-кузнеца, учившего меня в детстве метать ножи я не имел, поэтому в подобных железяках разбирался слабо. Могу лишь сказать, что классических рыцарей эти два уже пожилых, по местным меркам, мужичка не напоминали совершенно. Да и из доспехов, собственно, на них были только шлемы, чем-то отдаленно похожие на пожарные каски, только с широченными полями. И выпуклые нагрудники, надетые на набивные поддоспешники черно-зеленого цвета. В остальном же — обычная для этих мест одежда. Хотя нет, вру, было еще одно отличие — сапоги. Настоящие, кожаные. Никаких тебе деревянных ботинок или лаптей.

— День добрый, ваша милость, — первыми, глубоко поклонившись, поприветствовали меня стражники, когда я подъехал вплотную к воротам.

Я окинул их высокомерным взглядом (так мне казалось должен смотреть на чернь молодой и спесивый аристократ), и, после некоторой паузы, небрежно бросил:

— Как дела в городе?

— Боги миловали, ваша милость, — сделал странный жест, будто что-то стряхивал с двух рук, один из стражников.

— А новости есть какие интересные? — задал я новый вопрос, от всей души желая, чтобы никаких новостей не было. Особенно тех, в которых сообщается о странном нападении на замок местного барона.

— Ну, — хмыкнул в пшеничного цвета, но уже слегка траченые сединой усы, один из стражников, — у Долима корова отелилась второго дня.

— Ну, корова — это хорошо, — оценил шутку я, — думаю столь знаменательное событие стоит отметить, как считаешь, воин? — обратился я к шутнику, бросая тому серебряную монетку.

— Благодарю, ваша милость, — поклонился тот, после того как ловко словил брошенное подношение, — только проезд в город конному стоит две серебряных монеты.

— Так я это лично вам, чтобы день рождения теленка отметили, — усмехнулся я, доставая еще две монетки и протягивая второму стражнику, — а вот это уже за проезд.

— Храни вас Дволика, господин, — вновь поклонились оба.

— И вам не хворать, парни, — ответил я, въезжая, наконец, в город.

Первое впечатление было… разочаровывающим. Где, я вас спрашиваю, дикая вонь на улицах? Где крысы, размером с котов и коты, размером с собак? Где помои, что выливают прямо из окон второго этажа? Где серые, изможденные, люди? А нет их!

Вохштерн больше всего напоминал большую деревню, только без спутниковых тарелок и гелендвагенов с майбахами, припаркованных за высокими заборами. Обычная такая деревушка с небольшими, преимущественно одноэтажными, каменными и деревянными домиками. С грунтовыми улочками, ведущими к выложенным брусчаткой площадям. С брехливыми собаками, сидящими за невысокими плетеными заборчиками. С наглыми котами, периодически зыркающими из-под полуприкрытых век, удобно устроившихся на покрытых дранкой крышах.

«Настоящий» средневековый город я встретил уже ближе к центру. Тут и пованивало сильнее и домики были, по большей части, каменные, покрытые коричневой черепицей. И люди казались чуть более озабоченными, чем на окраине.

Тут же, в центре, я впервые смог лицезреть казнь. Казнили, если верить глашатаю, какого-то раба (так я впервые узнал, что в этом мире существует рабство) за то, что он изнасиловал свою хозяйку. Правда, я был склонен согласиться с тем мужиком, что стоял неподалеку от нас с Ромчиком и громким шепотом рассказывал соседу свою версию произошедшего. Да, в то, что его хозяйка, немолодая уже женщина, сейчас находящаяся тут же, рядом с помостом, сама раздвинула ноги перед молодым и, даже на мой совершенно непрофессиональный и далеко не прогрессивный взгляд, смазливым парнем, верилось охотнее, чем в то, что он сам мог покуситься на такую как она.