Подводные камни - Робертс Нора - Страница 15

– Скажите, что именно говорил Зейн?

Подкрепившись кофе, Дэйв пересказал все, что вспомнил, добавив кое-каких деталей.

– Хорошо. Возможно, придется вызвать вас еще раз, но пока можете ехать.

– Лучше подожду Эмили и Бритт. Только жену предупрежу.

Ли склонил голову набок.

– Жену? То есть вы с мисс Уокер… не вместе?

– Что? – Дэйв, впервые за время разговора прояснившись в лице, хохотнул: – Нет. Я семнадцать лет как женат. Или восемнадцать? Не помню точно… У меня двое детей. На Уокеров я работал в юности, еще в школе, наверное. Хорошо знаю и Эмили, и Элайзу. Мы с Эмили – и моя жена, разумеется – давно дружим.

– А с Элайзой Бигелоу, получается, нет?

Веселье в глазах Дэйва угасло.

– Нынче мы им не чета. Она допустила, чтобы такое случилось с детьми. Может, Элайза и жертва, но ребята пострадали по ее вине.

Дэйв встал.

– Подожду вместе с девочками.

Ли подсказал, куда идти, потом молча откинулся на спинку стула. Выходя из участка, он надеялся попасть домой после шестнадцатичасовой смены и выпить перед сном пива… Теперь, видимо, впереди маячил только кофе и еще один ужасно долгий день.

Он включил компьютер, проверил данные по Зейну Бигелоу, его родителям, тете и Дэйву Картеру. Нашел телефон отеля и принялся за работу.

Зейн, вспоминая худшую ночь в его жизни, потом отмечал мелкие детали. Запах фургона – стальной, пропитанный страхом и отчаянием. Шорох колес, полный страдания. Невозможное одиночество.

Что бы доктор Маршалл ни дала от боли, та не ушла совсем, затаившись под кожей. Зейн знал, что скоро она вернется, но пребывал в таком оцепенении – и телом, и душой, и разумом, – что не переживал.

Глаза у охранника были похожи на мраморные шарики – такие же твердые и холодные. Водитель всю дорогу молчал. Зейн был единственным заключенным. Потом он узнал, что отец использовал все свое влияние, чтобы обеспечить его транспортировку в столь поздний час.

– Похоже, тебя здорово отделали, а? Вот что бывает, когда кидаешься на мать и сестренку.

Зейн не отвечал. Какой смысл? Он не поднимал голову.

Позднее, помимо прочего, ему стало известно, что неприязнь охранника с мраморными глазами была вызвана тем, что доктор Грэм Бигелоу оперировал его сына после автомобильной аварии.

Страшно не было. Страх, как и тревога, не мог пробиться сквозь оцепенение, охватившее Зейна.

Однако испуг взял свое, когда жалобный писк шин сменился тихим шуршанием, и за фургоном лязгнули железные ворота. В животе расцвела паника, прорастая щупальцами в грудь. Сверху будто посыпались камни, острые и тяжелые. От слез защипало глаза, но некий инстинкт, скорее всего первобытный, предупредил, что если хоть одна скатится по щеке, его ждет настоящий ад.

– Добро пожаловать домой, придурок.

Охраннику пришлось помогать Зейну вылезти из фургона. Если он и испытывал жалость к трясущемуся мальчику с перевязанной рукой и бандажом на лодыжке, то ничем ее не выдал.

Зейна провели через стальную дверь и металлоискатель. Ему пришлось долго стоять, прислонившись к стене, щуря глаза от яркого света и с трудом балансируя на здоровой ноге. Он назвал свое имя, дату рождения, адрес.

Юношу отвели в другое помещение, забрали одежду. Раздеться сам из-за шины на руке он не мог, поэтому пришлось вытерпеть новую порцию унижения, когда его раздели догола и обыскали.

Зейну выдали новую одежду: оранжевую рубашку, оранжевые штаны, оранжевые ботинки. Точнее, всего один. Одевали его тоже чужие люди.

Потом Зейна поместили в камеру – точнее, капсулу, как ее называли. Зейн представлял ее совсем иначе. Решеток не было, только кровать, унитаз и раковина. Окон тоже не было.

– Встанешь, когда скажут. Застелешь кровать, дождешься, когда тебя отведут на завтрак. Съешь, что дадут. Пройдешь обследование в лазарете, потом отправишься к мозгоправу и расскажешь все, что у тебя на уме. Будешь делать, что велено. Только моргни в сторону – пожалеешь.

Охранник с мраморными глазами шагнул к двери.

– Твой отец – великий человек. А ты – пустое место.

Он вышел. Дверь захлопнулась, лязг эхом отозвался в ушах.

Свет погас.

Зейн неуклюже шагнул вперед, пытаясь нащупать стену, и ударился голенью о край койки. Залез на нее. Его трясло не на шутку, дыхание вырывалось из груди хриплым скулежом.

Хотелось свернуться калачиком и обнять себя, но не получалось. Зейн мечтал уснуть, однако боль не позволяла.

Теперь он мог дать волю слезам. Его никто не видел, всем было на него плевать. От рыданий трясло, ныло в груди, в животе и горле. Наконец истерика прекратилась, а с ней прошла и паника.

Зейн лег на спину, чувствуя, как дрожит все тело и умирает душа.

Несколько часов назад – совсем недавно – он целовался с девушкой, любовался на звезды и танцевал под цветными прожекторами.

А теперь его жизнь кончена.

Темнота и одиночество – вот все, что ему осталось. Он цеплялся за них, потому что боялся того, что ждет за дверью.

Ли коротко, на пару часов вздремнул, потом напился черного кофе и доложил о расследовании своему начальнику, окружному прокурору, службе по делам несовершеннолетних и судье, подписавшему ордер на арест Зейна Бигелоу.

Нынче он сидел в кабинете Тома Боста – человека, которого давно знал и уважал от всей души.

– Это не ваше дело: оно не в юрисдикции Эшвилла и не криминал вдобавок. Это наша работа.

– Раньше была вашей, – пока еще мягко согласился Ли. – Теперь нет. Том, вы пропустили парня через систему. Поперли напролом, решив обойти правила, хотя мальчик сильно пострадал. Вас попросили об одолжении, и вы, подергав за ниточки, отправили его за решетку.

На щеках у Боста заиграли пятна.

– Мальчишка избил мать, сестру и отца, да так, что они оказались в больнице! Я исполнил свой долг, и не смейте приезжать в мой город и упрекать меня в халатности.

– Я не стану молчать.

– Ли, вам это дорого обойдется. Грэм и Элайза с ума сходят из-за пропажи Бритт. Не знаю, что за хрень нашла на Эмили Уокер, я думал, у этой дамочки больше мозгов, но ей предъявят обвинение в похищении ребенка. Когда Грэм закончит с ней, свой значок потеряете и вы.

Ли положил на стол Тома копию первой тетради Зейна.

– Почитайте. Зейн все записывал. Дату видите сами. Читайте.

– Пока вы держите у себя девочку, становится только хуже.

Бост все-таки взял распечатки.

– Это чушь, Келлер. Мальчик – псих.

– Скорее, его родители. Я звонил в отель, куда они ездили двадцать шестого декабря позапрошлого года. Разговаривал с управляющим, с горничной, с менеджером. Знаете, что они сказали, Том? Все, как один. Они сказали, что Зейн упал с велосипеда, сломал нос и сильно расшибся. Приехал в синяках. Все праздники просидел в номере – Грэм Бигелоу велел его не тревожить. А что сказали вам, Том?

– Бред какой-то. Зейн упал с лыж.

– Эмили и бабушке с дедушкой заявили, что Зейн на Рождество был болен. Мол, подхватил грипп. Не пустили даже проведать. Бигелоу сказал, мальчик слишком заразный. Их показания тоже зафиксированы.

Кривясь от отвращения, Ли вытащил бумаги из папки и кинул Босту на стол.

– И показания Бритт заодно. – Он бросил еще несколько листов. – Все, что описал мальчик, – чистая правда. Вы даже не пытались провести расследование.

– Не указывайте, как мне работать, – огрызнулся Бост. – Я хорошо знаю и Грэма, и Элайзу.

– Неужели?

Вздернув подбородок, Бост ткнул в Ли пальцем.

– Хотите сказать, Грэм избивал жену с детьми, а они врали, чтобы его выгородить? До вчерашнего вечера из этого дома ни разу не поступал вызов в Службу спасения.

– Именно это я и хочу сказать. Зейн стал вести дневник в тот самый день, на Рождество. У вас перед глазами первая тетрадь. Он все записывал. Тычки, пощечины, оскорбления, угрозы. Мать была с мужем заодно. Тринадцатилетняя девочка рассказывала мне, Бост, как отец, избив ее мать, занимался с ней сексом, а потом покупал дорогие подарки. Я заставил ребенка смотреть мне в глаза и рассказывать, что ее матери такое нравится.