Сон-трава. Истории, которые оживают - Воздвиженская Елена - Страница 24

– А зачем ему люди? – спрашивала Айгуль.

– Кто знает, – вздыхала бабушка, – Нечисть она на то и нечисть, что человека не любит, сгубить пытается или на свою сторону переманить.

– Смотри, – добавляла, – Близко к урману не ходи играть, хитрые они, лесные нежити, заманят к себе и следов не найдёшь после.

Айгуль слушалась старенькую бабушку. Близко к урману не ходила. На улице играла, да в саду, днём к речке бегали с друзьями. Вечером-то нельзя, водяная, Су анасы, выходит из воды, волосы зелёные расчёсывает, сидя на мостике, да под луной хороводы водят с другими Су анасы. Ночь – их время.

И вот как-то раз одна Айгуль осталась, друзья кто куда разбежались. Играла Айгуль поначалу на улице своей, после цветов ей захотелось набрать, чтобы венок напоследок сплести, лето уже на исходе, скоро и осень, завянут цветы до следующего года, уснут под покровом снега семенами, чтобы вновь воскреснуть на следующее лето.

Пошла Айгуль по дороге, вот и крайняя изба, за ней луг начинается, за лугом урман. Туда нельзя. Вышла Айгуль на луг, принялась букет собирать. Беленький да аленький, синенький да голубенький – цветок к цветку. Низко наклоняется Айгуль, каждый цветок разглядывает, хочется ей такой букет набрать, чтобы бабушка удивилась и ахнула – где ж ты, мол, внученька, такую красоту-то нашла!

Сорвёт цветок – да в веночек и вплетёт, сорвёт – да вплетёт. И вот почти готов венок, осталось последний цветок сорвать и вплести. Сама не заметила Айгуль, как дошла она до другого края луга. Распрямила спину, подняла голову, смотрит – урман перед ней высокой стеной стоит. Деревья небо подпирают, качаются их верхушки из стороны в сторону, шумят, переговариваются, ветви-руки к Айгуль тянут.

Замерла Айгуль. Стоит и глядит заворожённо. И вдруг разом стихло всё. И такая тишина наступила, что уши заложило от этой тишины. Словно весь мир стал одной большой картиной. Птицы в небе замерли, звуки застыли, деревья смолкли, из деревни, что позади осталась, тоже ни звука не доносится, не мычат коровы, не ржут лошади, не кричат ребятишки на улице… Тишина.

Смотрит Айгуль, а по лугу туман пополз, белый, плотный, густой. Со всех сторон разом заклубился, всё ближе и ближе к ней подбирается. И вот окружил туман её со всех сторон, ничего не видать, не слыхать. Тянет Айгуль руки, а вокруг пусто. И слышит она вдруг сквозь толщу тумана будто зовёт её кто-то по имени. Пошла она медленно вперёд, тело стало, как сонное, ноги тяжёлые, голова словно в угаре.

Вот уже вошла Айгуль под сень высоких деревьев, полумрак тут и прохлада, а туман всё стелется и стелется, а голос всё зовёт и зовёт. А не видно никого.

И тут мелькнуло что-то сбоку. Повернулась Айгуль, а там глаза жёлтые на неё глядят, зависли в воздухе, а кроме глаз ничего нет – ни лица, ни тела, туман один.

– Томанлы – пронзила Айгуль мысль, – Томанлы!

Вмиг вышла она из забытья и закричала во весь голос:

– Бабушка-а-а!

Туман поглотил её голос, приглушил крик, дышать тяжело сделалось. Жёлтые глаза, не мигая, пристально смотрели на Айгуль. Она сорвалась с места и побежала, сама не ведая куда, лишь бы подальше отсюда, от этих неподвижных жёлтых глаз. Спотыкаясь о коренья и падая в траву, цепляясь за сучья и ветви, обдирая руки и ноги, бежала Айгуль всё дальше и дальше. Внезапно ноги провалились во что-то мягкое, мокрое. Булькнуло и стихло.

– Болото, – поняла Айгуль.

Она задрала голову в надежде, что рядом есть хоть что-то, за что можно ухватиться. Но позади была лишь короткая пожухлая трава, а впереди тёмное, дышащее болото. Уже по пояс ушла Айгуль в болото, уже по грудь. Силы оставили её и она поняла, что пришла её смерть.

Внезапно что-то твёрдое, шершавое ухватило её под руки и потянуло вверх. Через мгновение Айгуль лежала на траве, тяжело дыша и отплёвывая болотную жижу. Что-то большое и тёмное склонилось над нею. Когда в глазах просветлело, ей открылась страшная картина. Прямо над нею стоял невысокий человек, ног у него не было, до пояса был он деревом, тяжёлый, бугристый ствол переходил в цепкие корни. Вместо рук у человека поднимались вверх густые, тёмные ветви. И лишь лицо его и тело по грудь оставались человеческими. Это была девушка. Она смотрела на Айгуль и шептала что-то тихо, не разобрать было её слов, казалось, что это ветер шелестит листвой.

– Кто ты? – еле вымолвила Айгуль, объятая ужасом.

– Я Гульбика, – прошелестела девушка.

– Почему ты… такая?

– Я была такой же, как и ты. Но однажды заманил меня Томанлы, а все, кто попался ему становятся такими.

Айгуль вспомнила, как бабушка рассказывала про Гульбику, девочку из их деревни, которая пропала, было это давно, Айгуль тогда ещё на свете не было.

– Я ещё могу двигаться немного, – прошептала Гульбика, – Шевелятся мои руки-ветви, язык мой ещё помнит человеческую речь, а сердце – родной дом, но скоро и этого не будет. С каждым годом всё больше я превращаюсь в дерево, а после никто уже не узнает меня. И нас много, очень много таких. Потерянных, пропавших в тумане, забытых…

По щекам девушки потекли слёзы.

– Возьми эту ленточку, передай моей семье и расскажи им про меня.

Ветви качнулись и среди них увидела Айгуль голубую ленту, необычную, атласную.

– По этой ленте родные поймут, что ты не обманываешь. Отец мне её привёз из города, ни у кого такой не было среди подруг.

Айгуль взяла ленту.

– Гульбика, – спросила Айгуль, плача, – Неужели никак нельзя помочь тебе?

– Нет, поздно, – прошелестела Гульбика, – О себе думай.

– А как же мне выйти из урмана? Туман кругом, Томанлы рядом! Разве могу я уйти?

– Можешь. Томанлы можно глаза закрыть, так, что не увидит он тебя. Ленточку мою в косу себе вплети, она ему глаза отведёт, да одежду свою наизнанку переодень и иди, не бойся. Там тебя уже ждут.

– Спасибо тебе, Гульбика, – плача произнесла Айгуль и обняла шершавый ствол, прижавшись к нему всем телом. Где-то в глубине услышала вдруг она тихий ритмичный стук – это билось сердце Гульбики.

– Прощай! – прошелестела Гульбика.

– Прощай, милая Гульбика, – ответила Айгуль и, повязав ленту на свои волосы, побежала прочь.

Туман стоял плотной стеной, жёлтые глаза мелькали среди клубившегося воздуха, но уже не видели Айгуль. Чуяли, но не могли поймать. Вот и опушка. Выбежала Айгуль из урмана и упала прямо в руки людей. Это бабушка сердцем услыхала её крик и поняла, что беда случилась. Собрала людей и к урману пошла. А вокруг урмана туман стоит. Кричали они, звали, не могли найти Айгуль.

А Айгуль молчала и плакала, растрёпанные волосы её рассыпались по плечам, а в руке она что-то крепко сжимала. Когда разжали её кулак, то увидели там голубую атласную ленту. Кто-то вскрикнул в толпе и зарыдал. Это был отец Гульбики…

Когда ты откроешь глаза

«Жизнь человека имеет смысл лишь в той степени, насколько она помогает сделать жизни других людей красивее и благороднее. Жизнь священна. Это наивысшая ценность, которой подчинены все прочие ценности».

Альберт Эйнштейн

Виталик возвращался домой с работы в ужасном расположении духа. Всё его неимоверно раздражало. Сегодня его уволили с работы ни за что.

А ведь он отличный специалист! Даже эти новые компаньоны-иностранцы, заключившие с ними контракт на производство автомобилей на базе их завода, и те уже успели познакомиться с Виталием Аркадьевичем – инженером, специалистом в своей области. Сам же директор и представил им его, хвалил. И вот сегодня уволил, да чего там, выгнал, как паршивого пса! И было бы из-за чего. Ну выпил он, ну и что. Ну не первый раз, и даже не второй. Так ведь он не вдрызг пьяный был на рабочем месте.