Три правила ангела (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 25

– И как же?..

– Как, как, – Петров снова откинулся на спинку, потянулся. – кредит взяли. У о-очень больших людей, – Макс опять усмехнулся. – В коробке-то не только зарплата для рабочих лежала, но и деньги на сырье для заказа, на отливку, на формы. В общем, на многое. Его за этот кредит потом чуть не грохнули, не сумел во время проценты вернуть. Мать пугали, звонили по ночам, пальто в подворотне ей порезали. Мне морду основательно начистили. Отец нас с мамой к двоюродной тётке под Астрахань услал, чтоб не украли, понимаете ли. Мы только потом узнали, что он в этом веселье ещё и первый инфаркт заработал. Ну и как думаешь, полез он эту коробку спасать, будь у него такая возможность, или решил бы, что жизнь важнее?

– Ну так он то за своё, а вы за чужое ломанулись!

– Ле-на, а как же «помогай ближнему своему», ибо «аз воздам»? – тихонько засмеялся Макс.

– Да ну вас! – надулась Ленка, отвернувшись.

– Ну вот, сначала меня пилила, как порядочная жена, а потом да ну! – веселился Петров. – Всерьёз, что ли, обиделась? Лен, а, Лен! – он подёргал за рукав свитера, как школьник. Старообрядцева гордо не отреагировала. – Ну всё, придётся вымаливать прощение.

Макс поднялся, обошёл диванчик, присел перед ней на корточки и вдруг оказался так близко, что даже неудобно стало. Да и с его физиономии улыбка слиняла, теперь Петров по своему обыкновению смотрел сердито, исподлобья. И в чём опять провинилась? Геройства его не оценила?

Да тут он ещё отколол такую штуку: поднял руку и самыми кончиками пальцев, вот почти не касаясь, провёл ей по брови, скуле, губы словно обвёл. Это не было неприятным, только немного щекотным и очень-очень странным. Настолько странным, что у Ленки все мысли разом вышибло, ни одной не осталось, и сердце колотилось, будто в бочке.

– Нельзя, – сказал Макс глухо, хрипловато. – С тобой всё слишком серьёзно будет, понимаешь? – Лена честно замотала головой. – Жаль. Было б проще. – Петров резко поднялся. – Пойду, узнаю, как там дела.

И на самом деле ушёл куда-то, хотя у кого и что он узнавать собирался, Ленка так и не поняла. Врач-то из своей ординаторской с вечера носа не высовывал, даже медсестра задремала за столом, подперев щёку рукой.

Честно говоря, Старообрядцева вообще ничего не поняла. И того, что сейчас произошло, тоже.

Глава 7.3

Просыпаться оттого, что тебя за плечо теребят, всегда не очень-то приятно. А если мерещится, что это мама в школу будит и, значит сейчас придётся выбираться из тёплой постели, почти километр плестись до трассы, до остановки, а потом ещё сорок минут болтаться в промёрзшем до фар автобусе типа «ПАЗ-Раздолбанно», то жить перестаёт хотеться ещё до того, как успеваешь глаза открыть.

– Мам, я, кажется, заболела, – пробормотала Ленка, – у меня горло саднит.

Шея на самом деле ныла, но почему-то не спереди, а сзади и голова была тяжёлой, словно в неё кирпич сунули.

– Девушка, – прошипели над самым ухом, – просыпайтесь, девушка. Давайте быстрее, пока доктор ещё не вышел. Ну вы идёте или нет?

– Куда иду? – уточнила Старообрядцева, садясь на неудобном диванчике и хлопая глазами, как сова, попавшая под софит.

– К бабушке идёте? Главврач же велел вас пустить, а Олег Сергеич запретил. Ну так идите скорее, пока он не пронюхал. Проснулась ваша Петрова-то. Только не долго. Или вы чего, не хотите?

– Я хочу, – заверила сестричку Ленка, так до конца и не осознав, что от неё требуется. – А где?.. – спросила, ошалело оглядываясь.

Макса не было. Куртка тут, почему-то Лена ей укрыта была, шкура несчастного волка тоже, даже ключи из кармана выпали, а хозяина нет.

– Не знаю, – отозвалась сестра уже раздражённо. – Вышел куда-то. Но его я не пущу. Больно надо! Приказы приказами, но начальство далеко, а доктора тут, поблизости. Ну?

– Я иду, иду, – зачастила Старообрядцева, нашаривая скинутые ботинки, одновременно пытаясь волосы пригладить, влезть в протянутый халат и высмотреть Макса.

Толком ничего не вышло: ни высмотреть, ни привести себя в божеский вид, ни обуться, так и пришлось бежать за насупившейся медсестрой в ботинках с замявшимися пятками, да ещё норовившими сползти больничными бахилами поверх.

Элиза Анатольевна выглядела откровенно плохо. Будто разом высохшая, опутанная какими-то трубками, укрытая до груди слишком тоненькой бумажной простынкой, она казалась странно маленькой, ключицы торчали птичьими косточками, под глазами тёмные круги, бледная, аж в синеву. Она впервые на Ленкиной памяти выглядела на свой возраст.

Лена подошла к кровати и замерла, не зная, что дальше делать.

– А Макс где? – говорила Элиза Анатольевна так тихо и непохоже на саму себя, что Лене примерещилось, будто кто-то из-под койки шептал.

Старушка ещё так и не подняла морщинистых, будто у черепахи век, отчего стало совсем жутко.

– Он сейчас подойдёт, – облизав пересохшие губы, тоже шёпотом ответила Ленка.

– Ещё чего! – фыркнула хозяйка. – Лучше сразу помереть, чем показаться в таком виде мужчине, пусть даже он тебе сыном приходится. В их памяти нужно оставаться молодой и прекрасной. Это единственный способ отомстить им по-настоящему жестоко. Пусть любуются собственным отвисшим брюхом и вспоминают тебя, такую великолепную. Эту мудрость я завещаю вам.

– Может, с завещанием ещё подождём? – предложила Старообрядцева, понимая, что улыбки, да ещё до ушей, сейчас не к месту и не ко времени, но всё равно улыбаясь.

– Можно и подождать, – согласилась Элиза Анатольевна. – Лично я никуда не спешу. – И, наконец, открыла глаза – как всегда яркие, блестящие, удивительно молодые, и мигом перестала напоминать ссохшуюся старуху. – Вы уже перестали изображать вселенскую скорбь? Тогда присаживайтесь. У меня к вам будет три просьбы, Лена. Вы единственный человек, на которого я могу положиться. Так что придётся вам их выполнить, не отказывать же умирающей бабке в последней воле.

– Не похожи вы на умирающую, – заметила Ленка, пристраиваясь на краешке стула.

– Это я просто ещё в роль не вошла. Вот сейчас проснусь окончательно и такого «Лебедя» выдам, Павлова обзавидуется[2]. Значит, просьба номер один, присмотрите за Люком. На Махрутку надежды никакой, да у неё и ключей-то нет. А вы запасные возьмите у Макса, скажите я велела. И хоть иногда разговаривайте с ним, он очень тяжело переносит одиночество.

– Макс? – невесть зачем уточнила Лена.

– Ну, вообще-то и он тоже, – эдак задумчиво протянула Элиза Анатольевна, – но сейчас я имела в виду кота. Впрочем, и за сыном присмотреть не помешает. Считайте, моё материнское благословение у вас есть. И всё забывала сказать, будьте поосторожнее с Андреем, он не слишком порядочный человек, особенно с женщинами.

– Это я уже поняла, – хмыкнула Старообрядцева.

– Да? Это лишний раз доказывает, что вы куда умнее моего сына. До Макса это за тридцать лет так и не дошло. Впрочем, в вашей сообразительности я нисколько не сомневалась. Теперь вторая просьба. Только, пожалуйста, не сочтите меня за впавшую в маразм кошёлку. В подтверждение здравого ума и твердой памяти… Или наоборот полагается? Короче говоря, хотите, я таблицу Менделеева перескажу?

– Не надо.

– И правильно, потому что я её и в лучшие годы не знала. Послушайте, Лена, – Элиза Анатольевна взяла девушку за запястье холодной, прямо таки ледяной рукой, и Старообрядцевой опять стало страшно. – Я ведь всё-таки дозвонилась до этой Степашки. Вернее, до дома, где она живёт. Дом, по всей видимости, очень не простой. По крайней мере, пробиться мне удалось до какого-то весьма странного молодого человека, по-моему, секретаря секретаря хозяина или что-то вроде этого. Ну, я с дури и выложила ему всё про парюру. Не в подробностях, конечно, просто сказала, что драгоценности эти мои и будто у меня есть доказательства того, как они стали не моими. Наплела что-то про документы, про фотографии.

– Элиза Анатольевна! – ахнула Ленка.

– Говорю же, с дури. И разозлилась я очень, – поморщилась хозяйка. – Ну да простим мне эту маленькую слабость. Главное, что дозвонилась-то я дня за два до юбилея, потом меня уже ни с кем не соединяли, ни с секретарём, ни с кухаркой, сразу трубку бросали. А на юбилей эта Степашка явилась, хотя её я точно не приглашала. Нет, я, конечно, понимаю, проникнуть в банкетный зал много ума не требуется. Но не понятно, зачем она явилась. Сунуть мне под нос кольцо со стекляшкой? В общем, я тебя прошу, попробуй узнать адрес этой певички. Номер телефона, по которому я с молодым человеком беседовала, у меня в записной книжке, а та в столе. Помечено как «Бриллианты».