Вендетта (СИ) - "shellina" - Страница 47
- Предыдущая
- 47/50
- Следующая
Экипажи их судов, с таким трудом вернувшиеся в родную гавань, в полном составе были приглашены на коронацию, на которой, как им шепотом сказал генерал-лейтенант Рамбург Иван Степанович, вручивший приглашение от имени Адмиралтейства, будет произведена награда всем, кто выжил. Какая награда, про это не знали даже в Адмиралтействе.
— Ну что, Василий Фролович, видно кто там идет? — Иванов сунул в рот трубку, затем вынул ее, потом снова сунул, а после, хлопнув себя по лбу, сунул ее за пояс своей свеженькой формы.
— Эскадра. Три купца в середине, под охраной четырех линкоров. Флаг пока не могу разглядеть, — признался Кондратьев. Бывший боцман же, махнул рукой и вытер внезапно вспотевший лоб.
— Не наши это. У наших по два линкора сзади и спереди, чтобы не запирать купцов. Научены уже, — сказал он, и потянулся за трубой, лежащей на столе, чтобы попробовать самому разглядеть флаг, под которым идет эскадра.
Когда впередсмотрящий закричал про паруса на горизонте, Кондратьев ощутил, как заколотилось сердце. Он впервые вышел в море после того памятного обеда, да ещё и с такой миссией. Он снова поднес трубу к глазу и сейчас уже смог рассмотреть развевающийся флаг идущего впереди эскадры корабля.
— Англичане, — он опустил трубу, пару секунд стараясь угомонить разогнавшиеся сердце, а потом заорал. — Поднять франкский флаг! Всем! Говорить только тем, кто французский знает, хоть одно слово. Остальным заткнуть пасть и даже не материться!
— Это у нас команда из немых матросов получится, — усмехнулся Иванов, отложил трубу и всё-таки закурил трубку.
— Ничего, потерпят.
— Иноземцам-то можно по-своему балакать? — Иванов выпустил ароматный дым, поглядывая при этом на своего командира.
— Иноземцы могут хоть... — Кондратьев осёкся и снова посмотрел в трубу. — Точно Савельев передал, что здесь пойдут, а купцы то еле барахтаются. И кто догадался их так загрузить?
— Так жадность людская, знамо дело. Савельев сказал, что адмирал дюже удивился, когда обогнул мыс Доброй Надежды и вместо привета встретил дружеский салют из всех пушек форта, — Иванов чувствовал себя странно спокойным. До этого думал, что от переживаний руки начнут трястись, а тут вон как получается. — Мне только интересно, как он умудрился так сильно обогнать англичашек?
— Так он же налегке пёр под всеми парусами, а тут как только воду бортами не черпают. Вот уж действительно — каракатицы беременные, — Кондратьев не отрываясь смотрел в трубу. — Так, купцов отодвигаем, чтобы не повредить. Команду в шлюпки, меняем на нашу. Флагман должен уйти, — он словно повторял многократно заученный урок, который сейчас придётся отвечать перед требовательным учителем. — Разгружаем купцов. Всё самое ценное переносим на свои корабли. Всё ватерлиния повыше окажется. А французам и части с того, что останется хватит. А то слишком многого хотят, чтобы просто их флагом у носа англичан помахали. — Он пригладил волосы и перекрестился. — Ну, с Богом. Иванов, помнишь, что флагман должен уйти?
— Помню, не суетитесь раньше времени, Василий Фролович, — он с легкой отеческой усмешкой посмотрел на самого молодого адмирала Российского флота, который существенно расширился за счёт каких-то странных манипуляций государя с голландцами. — Только, как бы у английского адмирала голова не сломалась, думать, отчего это французы на голландские фрегаты пересели.
— Это дело его и его головы, — пробормотал Кондратьев. — Командуй бой.
— Лево руля! Пушки на левый борт, приготовиться! Стрелять по команде! — Иванов заорал команды, которые тут же начали дублироваться среди экипажа флагмана и передаваться с помощью фонариков на другие корабли. Он ещё не привык к тому, что каждая команда была строго прописана, как на человеческом языке, так и для фонариков, которыми подавались сигналы.
Фонарики были разноцветные, и перед каждым капитаном в рубке лежала пока их расшифровка, потому что тренировок перед отправлением было мало, не все всё сумели запомнить. Пётр Фёдорович тогда сказал, что на них, кроме всего прочего, лежит почётная миссия все эти команды протестировать в боевой обстановке. Что на флоте это сделать проще, чем среди сухопутных войск. Но, если при возвращении они скажут, что это удобно, то и пехота скоро перейдет на закрепленные команды, прописанные в уставы, потому что государь уже устал слышать, как все командуют, кто на что горазд. И, как ни странно, это оказалось удобным, было чётко и понятно, не имело двояких толкований и к этому быстро привыкали. Так же, как быстро привыкли лимоны с капустой жрать, а как они заканчивались, то компоты пить. А уж к лекарю с утра очередь выстраивалась, чтобы свою ложку сладенького и вкусного сиропа получить. Даже до самых тупых быстро дошло, что Пётр Фёдорович не просто так под страхом сурового наказания всё это жрать и пить заставил.
Когда ни одного случая цинги уже на российских кораблях в течение года не наблюдалось, списать на что-то другое такое положение дел уже не получалось. Прививку от оспы, правда, пока иной раз силой ставить приходилось, но ничего, всяких бывшему боцману обламывать доводилось, зато дохнуть от разных болезней морячки стали куда реже. Бесконечной сменяемости экипажей стало меньше, некого было сильно менять, что вело к накоплению опыта, и в свою очередь превращало медленно, но верно, флот Российской империи в одно из самых боеспособных боевых флотов в мире. Ещё бы корабли начали поболее сами строить. Но тут только от времени всё зависело, пока же верфи все и так были забиты и расписаны на годы вперед. А к специальным словам скоро все привыкнут, главное, что нововведение в прок пошло.
Корабли подошли ещё ближе, и Иванов неторопливо затушил трубку. После чего посмотрел на Кондратьева и тот кивнул. Новоиспеченный лейтенант поднял руку.
— «Стремительному», залп по левому борту! Остальным — ждать! — он махнул рукой, наблюдая, как шедший впереди их флагмана корабль вздыбился от выстрела, а когда выпрямился, то начал быстро отходить в сторону, чтобы развернуться, вставая к противнику другим бортом. Повторив жест адмирала, Иванов перекрестился. — Ну, давайте, ребятушки. Отомстим за наших парней погибших. Пушки флагмана к бою!
Джордан Флеминг в ярости разорвал кружевной платок, наблюдая, как эти проклятые французы вклиниваются в их строй и оттесняют тяжелые, неповоротливые словно баржи купеческие суда от защищающих их линкоров.
Когда на них напала вражеская эскадра, он поджал губу и презрительно принялся рассматривать в подзорную трубу развевающийся на ветру французский флаг. Почему-то ему казалось, что он и его капитаны легко справятся с этими лягушатниками. Сейчас же, когда он потерял уже два корабля охранения, а потопить сумел лишь один, его самоуверенности слегка поубавилось.
— Проклятье, почему они постоянно двигаются? — пробормотал он, пытаясь понять логику боя, который навязали ему французы. — Неужели нельзя, как порядочным кораблям держать строй? Я могу только понять, что вон тот — флагман, и то, только потому, что движется чуть поодаль от остальных и почти не вступает в бой.
— Господи адмирал, — к нему подбежал молодой офицер. Он был взволнован, и постоянно протирал лоб, то ли пот вытирал, то ли на него действительно вода попадала. Всё-таки ядра изрядную волну уже подняли. — Тот фрегат, который начал тонуть, с ним... С ним что-то не так.
— Что с ним может быть не так? — заорал Флеминг, уже не сдерживая себя. он схватил трубу и посмотрел в ту сторону, где дрейфовал тонущий корабль, который до этого момента не представлял для него интереса. Корабль все также медленно погружался в воду, вот только он уже не стоял на месте. Каким-то образом остаткам команды удалось поставить некое подобие мачты и натянуть паруса. На палубе не было видно ни одного живого человека, а в отдалении виднелись шлюпки, которые с отчаянной скоростью улепётывали от обреченного судна в сторону флагмана, который выдвинулся к ним навстречу, чтобы подобрать оставшихся в живых моряков. Что-то привлекло внимание адмирала, и он снова посмотрел на палубу, погибшего корабля. — Матерь Божья, эти твари сделали из судна брандер.
- Предыдущая
- 47/50
- Следующая