И Серый волк (СИ) - Логинов Святослав Владимирович - Страница 1

Вот уж такого добра, как яблоки, в деревне, что грязи. Все сады Михникова засажены яблонями, и по каждому Микшан по-хозяйски прошёлся, яблок нагрёб заплечный мешок, а потом расшвыривал их, где придётся. Жрать их, что ли, зелёные…

Влезть в чужой сад и надрать полный ранец яблоков — дело принципа. Изо всех окрестных садов Микшан не бывал только в Евстихеевых посадках. И что замечательно, другие мальчишки тоже обходили стороной стоящий на отшибе сад. Идти туда далеко, а яблоки у Евстихея самые обычные — белый налив и старостино. На базар с такими выйти — никто и не купит, у каждого свои есть.

И тут кто-то из пацанов, возьми да и ляпни, что Евстихей по ночам сидит в засаде с ружьём, караулит свои яблочки.

— И много он народу пристрелил? — презрительно поинтересовался Микшан.

— Так он не жаканом стреляет и не дробью, а крупной солью пополам с рубленой щетиной. Рана получается не смертельная, но ужасно больная и стыдная донельзя, вот никто и не признаётся, лечатся дома.

— Красиво врёшь. Уж не тебе ли Евстихей соли в жопу запустил?

— Не. Я к нему и за деньги не полезу. Слышал, небось, что про него говорят? Я не про ружьё, двустволка у кого угодно есть. А дядька Евстихей — злой колдун. Откуда, иначе, он щетину для зарядов берёт? Кабанчика у него нету и никогда не бывало. Так откуда щетина?

— Щётку купил в магазине и стрижёт, — нашёлся неверующий Микшан.

— А ты его видел в магазине?

— Видел, и не раз.

— Все мужики водку в магазине покупают и сигареты, а дядька Евстихей — макароны и постное масло. Он, что, баба? Нет, он колдун, и водка у него наколдованная.

— Ты ещё что-нибудь придумай. Может он первач из яблок выгоняет, как тётка Клава. Называется кальвадос. Так ему палёная водка, которая в магазине, и в гробу не нужна.

— У тебя, я вижу, на всё готов ответ. Почему, в таком случае, ты сам евстихеев сад стороной обходишь?

— Кто его знает? — Микшан пожал плечами. — Вот недельки через две соберусь и слазаю.

— А чего не сейчас?

— Сейчас интереса нет. Яблоки зелёные, даже белый налив, поэтому сад никто не караулит. Что я, за смородой полезу? Да и есть ли она там?

Так и получилось, что Микшан прошёл мимо окраинного сада, как бы между прочим, а на самом деле, приглядываясь со значением. Евстихея он видел, тот сидел на лавочке и, вроде бы, ничем особым не занимался. Но его безразличный взгляд был очень похож на безразличный взгляд самого Микшана.

А это значит, что охота началась, и война объявлена.

Яблочки в чужом саду наливаются быстро. По своему садику идёшь, сорвёшь яблоко, с виду румяное, куснёшь, сморщишься и кинешь под куст. А у соседа — ох, какая вкуснотень! Спелым соком налилось, смотри, не забрызгайся.

Наступило полнолуние. В такой период всё огородное и садовое произрастание наполняется соком. Умный хозяин именно в эту пору собирает урожай. А похититель, что, хуже? Ему тоже хочется самого сочного яблочка. Одно беда: в полнолуние, как ни ползи, тебя за сто шагов видно. Ползёшь и подставляешь задницу под соль и щетину.

Была у Микшана одна маленькая хитрость, помогавшая удачно обчищать чужие сады. Другие пацаны идут на промысел часиков в двенадцать, в крайнем случае, в час ночи, не позже. Вору, к вашему сведению, тоже надо выспаться. К часу ночи самые бессонные сторожа засыпают. А Микшан ходил за яблоками от двух до трёх часов пополуночи, когда даже петухи в курятнике спят. Школьный ранец, набитый яблоками, прятал в кустах у реки, утром раскочегаривал костерок, пёк яблоки в золе, угощал своих менее удачливых подельников. Печёные яблоки получаются не хуже печёной картошки.

Проход в ограде Микшан присмотрел заранее. Сад был тёмен и тих, лишь в одном окне мерцал огонёк: ночник или лампадка — не разберёшь.

Микшан раздвинул ветки шиповника, заменявшего в этом месте забор, направился к яблоням, стараясь не наступать на грядки. Потому его не особо и ловят, что он приносит не слишком много вреда. Яблок хозяину обычно не жалко, а начнёшь ломать на яблоне ветви, тут тебе и присолят нужное место, да так, что солонинки уже покупать не придётся.

Яблони казались чёрными пятнами, тёмное на тёмном, но для Микшана такой вид был привычен. Ещё минута и можно будет перекладывать урожай в ранец. Но именно этой минуты судьба ему не подарила.

Микшан почувствовал, как ему заломили руку, и одновременно острая боль пронзила нос.

Микшану приходилось попадать в руки сторожам, и он умел вывернуться из самых цепких лап, но сейчас любая попытка дёрнуться на свободу оборачивалась чудовищной болью. И даже не заорать, как следует, потому что крик, оказывается, отдаётся в нос. Оставалось тихонько подвывать и перебирать ногами, поспешая вслед за победителем.

Хлопнула дверь, под ноги легли ступеньки — бум! бум! бум! — каждая отзывалась лютой болью. В подвал его, что ли, тащат?

Вспыхнул свет, обозначив малую каморку без окон. Никак, и в самом деле — подвал. Но вот диво, стены были каменными. Не из кирпича даже, а из серого плитняка, какого в здешних местах ещё поискать.

Но самое непредставимое, дикое, невозможное, была ржавая, не слишком толстая, мелкозвончатая цепь, которая тянулась от его носа к стене и скрывалась меж плит. На такие цепи навязывают на ночь коней, чтобы они ненароком никуда не убрели. Ещё цепные псы сидят как раз на таких цепях.

Микшан ухватил двумя руками за цепь, дёрнул тот конец, что уходил в стену. Бесполезно, не выдрать. А в носу даже эта попытка отдалась острой болью, так что из носа выдирать цепку лучше и не пытаться.

Осторожно попытал изувеченную харю. Там обнаружилось кольцо, даже на ощупь тяжёлое и ржавое. Кольцо прободило обе ноздри и носовую перегородку. Замочка на кольце не было, а о том, чтобы дёргать за него, пытаясь снять силой, не стоило и думать.

Микшан завыл, безнадёжно, как собачонка, которую волокут к реке топить.

— Что, милок, кислые яблочки оказались? — послышался голос сзади. — Оскома замучила?

И не повернуться, не поглядеть на того, кто за спиной. Стой, уткнувшись в стену. Ещё можно вниз глаза скосить. Там стол стоит, дощатый, некрашеный. Таких в деревне полно.

— Дяденька, пусти! — прогундосил Микшан.

— Ишь, как запел! А как яблоки воровать, так героем был.

— Я же ни одного яблочка не сорвал. Хоть проверьте.

— Ещё бы ты сорвал… Тогда, не знаю, что с тобой надо было бы сделать. А так, пришибить тебя до смерти — и дело с концом.

— Как это, ни за что, и пришибить? Меня искать будут. Милиция с собаками приедет.

— С собаками? Это интересно. Псина возьмёт след и приведёт проводника на берег реки, знаешь, где омут. А там найдётся твоя сумка, с которой ты за яблоками ходил. След там и оборвётся. После этого искать будут уже в реке. Может быть, выловят твой сандаль. Да-да, этот самый, не дрыгай ногой.

Разговор напоминал дурацкие пристёбки, но ржавая цепь и острая боль в носу возвращали происходящее в русло реальности. А в реальности уже не подёргаешься, так что остаётся ныть, как нашкодивший малец:

— Я больше не буду! Честное-пречестное!

— Ты ещё перекрестись или честное пионерское вспомни.

— Чево?

— Видали, не помнит. А я, вот, помню.

— Дяденька, хочешь я честное пионерское дам, что больше за яблоками по чужим садам лазать не буду?

— А зачем оно мне? К тому же, ты не пионер.

Говоривший выбрался из-за спины Микшана на свет. Да, это был дядька Евстихей, тысячу раз виданный, в котором, кажется, ничего особого не было. Но почему-то от этого стало ещё страшнее. Хотелось плакать, но не моглось. Нос не позволял.

Живо вспомнилось, как старухи говорили про Евстихея: «Дьявол, колдун окаянный!»

Евстихей вытащил откуда-то стул, уселся напротив Микшана. Цепь небрежно сдвинул в сторону, заставив Микшана взвыть. Выложил на стол большое румяное яблоко и огромный шприц с тонкой иглой. Такие шприцы Микшан видел у ветеринара. Последней на столе явилась прозрачная склянка, украшенная изображением черепа и костей.