Изгои (СИ) - Погуляй Юрий Александрович - Страница 52

Про Отца он и не вспомнил. Нет, было мгновение, когда холод его вдруг обратился пламенем, в котором сгорел тот Хтон, что когда-то взял под контроль матку Улья, но жрец Королевы уже не заметил его.

Рабыня стала повелительницей, вырвавшись из-под контроля. Совсем как когда-то давно Воннерут победил Королеву Улья на Турк-Лане.

Хтон этого уже не понимал.

Из грузового отсека выкатывались огромные железные ящики. Огромные жукотанки спускались в угрюмые леса, стараясь не раздавить обращённых с мон-го-риана лишённых какой-либо искусственной брони, но всё равно ставших почти неуязвимыми из-за слоёв хитина.

Когда под ночным небом Прокхата появилась тень матки Улья — Хтон преклонил колено и опустил голову, не смея провожать взглядом свою повелительницу. Огромный тоннель, который рыли сотни крупных рогачей, с каждой минутой приближался к горному массиву. Вход в него был совсем рядом.

Матка спустилась в него и поползла. Покорные воле Хтона жуки принялись закапывать и маскировать вход владычицы. А сам жрец с радостной улыбкой, исказившей лицо, обернулся на восток. Он не видел человеческих городов, но знал где они. И знал, откуда ему предстоит начать.

Застонал металл. Повинуясь немому приказу, воины Улья вскрывали железные ящики. С шипением устанавливали их на спины шершней и те, один за другим, с низким гудением, отправлялись в полет. На восток. На север. На юг.

Туда, где были люди.

Туда, где была еда.

Замок пиликнул. Во тьме загудел спрятанный в стене механизм, створка двери скользнула с нежным шелестом. Нара не пошевелилась. Открыла глаза, глядя прямо перед собой, и не видя ничего, кроме темноты. Прислушалась. Гость мягко ступил в её тюрьму, почти бесшумно прошёл через палату и остановился у реанимационной капсулы. Проверил ремни, притягивающие руки и ноги жрицы. Нара снова закрыла глаза.

Память услужливо выудила из прошлого дни перед срывом. Сердце заныло, застыло, горло сжало от стыда. Она сжала ладони в кулаки. Это не был стыд опьяненного глупца, протрезвевшего, наконец и раскаявшегося. Можно забыть многое. Слова, поступки, прилюдно обмоченные штаны, наконец.

Но не то, что делала Нара. Что хотела делать. Она едва не простонала от режущей душу занозы. Прикусила губу. В уголке глаза выступила слеза. Многие жрецы Храма могли бы избавить её от страданий. Вырезать из памяти несколько недель безумия, извращений и пренебрежения чужой жизнью. Но она не могла отказаться от этой боли. Такое нельзя забывать.

Просто... За всё приходится платить. Или как там сказала Луиза?

Под пальцами тюремщика мягко застучали клавиши. Тренькнул результат на панели.

Гость ничем не пах. За те дни, что Нара провела здесь, она научилась определять посетителей. Уборщица источала смесь дезинфекции и малины. Младший медик приносил с собой нежный цветочный аромат. Сама жрица смердела немытым телом.

А этот не пах ничем. Но его единственного Нара видела до того, как наступила темнота.

Стол завибрировал, мягкие волны побежали по телу, валики поднимали и опускали расслабленные конечности. Посетитель молчал, да и она не спешила начинать разговор. В первый день говорила много, переживала, боялась. Даже во второй и третий звала Луизу, каялась, рыдала. Но ей больше не отвечали.

С того дня прошло много времени, посвящённых метаниям от обиды к стыду, от ярости к самопрезрению. Может быть даже несколько дней, занятых тем, как она убивала сама себя, не веря в то, как поступила. Сложно сказать сколько именно, когда ты живёшь в темноте.

Но зато теперь... Теперь смятения больше нет. Ей хватило времени подумать и понять произошедшее. Принять его. Взглянуть на себя трезво, спокойно, без влияния собственной силы. Если раньше она чувствовала себя как летящий по широкой трассе гонщик, лихо поворачивающий руль то влево, то вправо — то теперь зависла над обрывом в предсмертном стоп-кадре, азарт ушёл, и прошлое стало нелепым. А страх перед раскрывающейся бездной не появился.

Усталость. Вот что сопровождало Нару последние дни. Трасса давно осталась позади, автомобиль медленно падал в ущелье, но жрица за его рулём спокойно держала пальцы на кожаной обшивке и, не мигая, смотрела в пропасть.

Потому что в зеркале заднего вида осталась боль, стыд и бессмысленная суета. Туда нельзя было смотреть, и о том, что там случилось — запрещено забывать.

Снова зашелестела дверь, щелканье кнопок прервалось на миг, но затем вернулось, пусть и чуть медленнее чем до этого. Ритуал, неизменный в своей стабильности, только что прервался. Они всегда приходили по одному. Всегда молча. Всегда делали одну и ту же работу, скрываясь во тьме. Обходя чудовище на реанимационном столе стороной.

Душу вновь скрутил спазм. Губы поджались. Нара уже осознала, как же был прав Экзарх Медикариума, когда решил уничтожить следы экспериментов. То, что делала жрица, потерявшая себя в своем таланте, то, о чем думала — не должно было случиться. И если она, одна из любимейших учениц Кая — сорвалась, то что сказать об остальных чудовищах Храма?

Они больше не дети, преданные взрослыми. Теперь они предают себя сами. Нара чувствовала кожей касание благословенной маски-экрана на лице. Как только Луиза догадалась сохранить дар Кая? Как скрыла в мыслях секретное оружие против могущественной подруги?

И какая же она молодец, что подумала об этом.

— Досса Луиза, — хрипло сказал голос у стола. Нара повернула голову, слепо глядя во тьму шлема. Луиза? Она... Пришла?

— Оставь нас... — сказала невидимая подруга.

Они не виделись с дня обращения Золотых Таранов. Небытие, в которое погрузилась Нара в тот день, преобразилось во мглу реанимационной капсулы и глухого шлема. В первые часы после пробуждения оказавшаяся во мраке жрица едва не спятила, но потом ей всё объяснили. Что это для её блага.

— Мать придёт, — сказал тот, кто встретил её после пробуждения. Молодой с безразличными глазами и холодной улыбкой. У него не хватало левой руки, но правой он обращался прекрасно. — Вы должны ждать.

Он не был одним из детей Луизы, но Наре показалось, что это лишь временно. Что он готов пойти на всё, лишь бы принять власть жрицы.

Получить руку. Встать в ряды её Детей.

Всё, что было нужно для поддержания жизни и относительного комфорта — делала реанимационная капсула.

— Луиза? — тихо позвала Нара. — Ты пришла? Я хотела извиниться перед тобой. За то, что сделала тогда. Как поступила...

Забрало шлема посветлело, и жрица зажмурилась от ярких лампа. Приоткрыла левый глаз, щёлочкой, привыкая. Подруга стояла рядом, но пока зрение улавливало лишь силуэт.

— Я чудовище Луиза. Кай знал об этом... Я — как Пустота... Понимаешь?

Та молчала. Привыкнув к свету, Нара разглядела богатый наряд подруги. Просторный, спадающий золотыми волнами и испещрённый знакомыми символами. Круг из черепов, в центре которого угрожающе склонил рогатую голову баран.

— Что это? — спросила она. — Вы изменили герб Таранов? Неужели они пошли на это?

Луиза была бледна и будто не знала, куда деть руки. Нара замолчала. Она сказала уже достаточно.

— Ты едва всё не испортила, — наконец, сказала Луиза. Как выплюнула. На выдохе, словно до последнего не могла решиться. — Едва не испортила...

Нара открыла было рот, вспомнив тех стрелков в нишах, тех боевых лордов, презирающих подругу, но по воле Нары сделавших шаг, чтобы принять власть подруги. Но ничего не ответила.

— Я так хотела, чтобы мы вместе поднялись против храмов, против старой Империи, но ты... Ты все время лезла в мою голову. Ты меняла меня. Управляла! — крикнула Луиза. — Ты... Ты действительно чудовище!

Нара грустно улыбнулась, не зная, видит ли её лицо подруга. Стыд жёг как настоящее пламя. Внутри тем временем заплакала обиженная девочка, затопала ножкой, закричала о том, что она говорила, что предупреждала. Что она не хотела снимать маску, что не просто так боялась. Рот детке закрыла властная ладонь чёрного эго, жалеющего о том, что его заперли. Мечтающего вернуть силу и отомстить.