Хозяйка замка Эдвенч (СИ) - Ром Полина - Страница 10

Кроме того, смущали объемы. Сварить литровую кастрюльку супа для себя на два-три дня – это одно. Приготовить еды на двадцать-тридцать человек – совершенно другое. Я слушала и расспрашивала даже тогда, когда проснулась моя соседка по кровати.

У баронессы Гондер было небольшое похмелье, она капризничала и гоняла служанку. Я отсиживалась в углу – Барб запретила мне помогать этой мадам:

-- Вот еще не хватало! Оборони осспади, еще ударить вас надумает!

От мысли, что служанке может достаться оплеуха, мне стало не по себе. Впрочем, с Барб мадам все же чувствовала некую границу – кухарка не забывала ей напоминать, что не нанималась к ней в прислуги. Она помогла женщине одеться и умыться, выставила на стол еду и ушла ко мне, в угол, где и продолжила тихонечко рассказывать о кухонных правилах.

Казалось, поток сведений совершенно неистощим. Я узнала, как хранить всю зиму яблоки и груши – сперва их окунают в теплый воск и только потом пересыпают соломой; как уберечь белую муку от жучков – мешки нужно прокипятить в крепком соляном растворе; как приготовить конфи* – довольно интересный способ заготовки, как оказалось.

-- Тута, ягодка моя, сильно важно, чтобы мясо жирное было и без воды готовилось. Свинину вот хорошо брать, или гуся по осени. На куски разделала и смальца еще щедро кинь, не жалей. И посоли покрепче. И готовить начинай в сковороде большой, а как жижа вся испарится, скидай в горшок. И тама в собственном жиру его томи. А потом прямо в энтом самом горшке и снеси в погреб. Жир застынет, и храниться долго-долго будет. А как запонадобится, так только достань, а оно уже и готовое. В суп можно добавлять али в кашу.

Все это была чистая теория, не подкрепленная практикой, но мне, на удивление, разговор казался довольно интересным. Впрочем, больше делать было совершенно нечего.

Мы плыли еще три дня, и беседы с Барб были единственной отдушиной – мы обе маялись от безделья и скуки. Каждый вечер баронессу вызывали к капитану, и к концу путешествия я готова была прибить ее. Слава всем богам, она не обращала на меня внимания. Если бы было что подстелить, я бы предпочла спать на полу, как Барб. Но, увы, своего одеяла и подушки у меня не было. Приходилось терпеть соседку, благо кровать была рассчитана на семейную пару. Зато утром, когда мадам Гондер отсыпалась, Барб ухитрялась выпросить ведро воды и тихонько стирала наши тряпки, не подпуская меня. Правда, голову помыть так и не получилось, но к концу путешествия мы обе выглядели чуть лучше.

Я обдумывала, не стоит ли попытаться сбежать, пробовала обсудить с Барб, но ей идея не понравилась:

-- Что ты, милая моя, что ты! У нас ить даже и паспортов нет. А вот как три года отслужим, хозяин документы обязан выправить. А без них кудысь мы пойдем? На службу нас никто не возьмет. Нет уж, стара я скитаться этак вот.

Вечером третьего дня, когда принесли ужин, вместе с матросом явился тот самый чернобородый мужик господин Ибран. Был он довольно пьян и, осмотрев меня, сидящую на полу у окна, застывшую посредине комнаты Барб и баронессу за столом, сказал кому-то за своей спиной:

-- Вот, еще тут две. Толстуха – повариха, так что ее подороже можно сдать. Понял? А тощую… Ну, сколько дадут.

Тощая – это было сказано про меня. Ночью мы пришвартовались в гавани города Вольнорка. Утром за нами пришли, и все мои мысли о побеге пропали сами собой: нам обеим нацепили на левую ногу по железному браслету с замком и длинной цепью. Цепь крепилась вторым концом на тяжелое кольцо, которое нес сопровождающий. Это было не больно, но унизительно. Такие же браслеты были и у наших спутниц – трех красивых девушек. Их привели из другой каюты.

Я волокла свой узелок и подушку Барб. Она же скрутила в тугой валик одеяло и взвалила на плечо.

Когда нас вывели на палубу, я поразилась размерам корабля – он был просто гигантский! Высоко над головой тяжелыми скрутками висели паруса, вовсе не белые, а сероватого цвета. Множество канатов убегало куда-то к верхушкам высоченных мачт. Всего их было три.

Я так засмотрелась, что сопровождающий нас мужчина, невысокий, жирный, обрюзглый и недовольный, сильно дернул мою цепь:

-- Пошевеливайся!

Пахло водорослями и свежестью, гулял довольно прохладный влажный ветерок, и я зябко поежилась. На берегу, среди суматошно разгружающих что-то рабочих, нас уже ожидала телега, полная соломы и запряженная двумя старыми худыми конями. На вознице был тяжелый плащ с капюшоном из чего-то, похожего на брезент. Такие же дали и нам. Два моряка помогли женщинам перебраться через высокий бортик телеги, и нас повезли из порта по городу.

_______________________________

* Конфи – древний своеобразный вид консервации мяса. Чтобы приготовить конфи, свинину или птицу солили и очень долго готовили в собственном жире, а затем давали в нем же остыть. В итоге мясо как бы запечатывалось в жировой пленке. В таком виде оно могло храниться в прохладном месте в течение нескольких месяцев.

Берт Стортон брился перед небольшим зеркальцем и морщился – вода была холодной, бритва шла туговато и пара небольших порезов уже слегка кровоточили. Может, стоит отпустить бороду и не возиться?

Проблема была в том, что даже сейчас, когда ему без малого тридцать лет, нормальную бороду не отрастить – будет жиденькое, как у козла, недоразумение, которое не то, что солидности не придаст владельцу, а, скорее, вызовет насмешки своей нелепостью. Берт Стортон, как и все в его роду, был голубоглазым блондином. Приличной бородой не могли похвастаться ни отец, ни старшие братья.

«Ничего, зато седины не видно будет, когда состарюсь», -- утешил себя он, поворачиваясь перед зеркалом и придирчиво разглядывая отражение. Хороший крепкий подбородок, жесткие губы, загорелая золотистая кожа. Загар, впрочем, начал уже сходить понемногу – солнца на новом месте службы не так уж много.

Лучшим в его внешности женщины всегда находили глаза -- ярко-голубые, опушенные густыми ресницами цвета орехового корня, ласковые и чуть нахальные. Берт подмигнул сам себе, прихватил волосы на затылке в хвостик бархатной лентой с богатой золотой вышивкой, которую подарила ему при расставании Альмина, и вышел из комнаты. Его отряд уже дожидается.

Закрывая дверь, он невольно обернулся и поморщился – комната была убогая и пыльная, в углу кучей свалены вещи. Часть из них требует ремонта, а большая часть белья – стирки. «Здесь явно не хватает женской руки» -- подумал он, накидывая на плечи тяжелый и теплый плащ, подбитый мехом.

Разумеется, в дороге ему приходилось иногда ночевать в условиях и похуже. Тут, в замке, по крайней мере, не льет на голову дождь и топят камины. Но сейчас хотелось чистоты, уюта и нормальной жратвы. То, что ставят здесь на стол, не вызывает аппетита. «Надеюсь, сегодня вопрос решится. А то эта тетка перетравит нас всех своей стряпней».

Сквозь грязное окно в коридоре пробивался сноп солнечных лучей. Берт полюбовался на отблескивающий на свету синий бархат плаща, покрепче натянул перчатки и гулко простучал каблуками по каменному полу – стоит поторопиться.

Третий сын небогатого барона, Берт Стортон, был из тех людей, кто сами торят себе дорогу. Семья была слишком бедна, чтобы обеспечить ему сладкую жизнь.

Девять с половиной лет назад в Стортон-холле, в кабинете барона-отца происходил разговор.

-- Вот, это – все, что я смогу тебе выделить, сынок, – отец протянул ему увесистый кожаный мешочек.

Берт подкинул его на ладони, затем, заглянув внутрь и, присвистнув от удивления, благодарно кивнул – там было довольно много. Двадцать золотых львов для их семьи – огромная сумма. Между тем отец продолжал:

-- В столице обратишься к своему дяде. Я отправлял ему послание и получил ответ.