Гуль (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 24

— А как понять, что стал зависимым? — спросил я, опасаясь, не проиграл ли я в эту чудовищную лотерею.

— Ты бы уже понял, — успокоил меня Мохнатый. — У нас всё прямолинейно и доходчиво. Если ты чего-то хочешь, то ты этого хочешь. Не только мозг решает, что ему нужно. У нас каждая клетка, как отдельный организм. Если мы чего-то хотим, то хотим этого всем своим естеством… Ну а ты, малой, конечно даёшь! Железы раздобыл! Это же надо!

Когда я уходил, Мохнатый сказал, чтобы я заходил ещё, если захочется поболтать. Он бросил это через плечо, по локти залезая в свиную тушу. Тогда мне показалось, что это был сарказм, и старый гуль наоборот не желал меня видеть, но я ошибался. Я пришел в третий раз. Мохнатый с удовольствием меня принял.

Он усадил меня за стол, ушел куда-то, а потом вернулся с упаковкой пива. Выпучив глаза, я смотрел, как старый гуль усаживается на ящиках и выковыривает зубами пробку. Отказываться я, конечно, не стал, хоть и понимал, что есть в этом что-то неправильное, что-то уже свершившееся, с чем я ничего не мог поделать. Дело в том, что, оставаясь зародышем, я чувствовал вкус еды и мог ей наслаждаться на протяжении довольно долгого времени после приёма железы. Также, как я мог испытывать и другие человеческие чувства в полной мере, пока голод не набрал своё. С гулями всё было иначе, а с альгулями — подавно. Я знал, что они могут почувствовать себя хорошо и приблизиться к забытым человеческим ощущением только в первые часы после кормежки. Избавляясь от чувства голода, они на короткий миг воспаряли над своим бренным бытием и могли снова чувствовать. Получалось, что сидящий передо мной альгуль, потягивающий пиво из горла, совсем недавно полакомился. Это было странно и неправильно. Передо мной сидел убийца. Да, на самом деле не он умертвлял свою еду, но сути это не меняло. Мохнатый был заказчиком, а значит и вина за смерти лежала на нём. И вот передо мной сидел этот убийца и пожиратель человеческой плоти. Такой же мерзкий, кровожадный и бесчеловечный, как те гули, которых я прикончил. Получалось, что и Мохнатый заслуживал смерти. Я имел право убить его. Не имел сил, но имел право. Вот только хотел ли я этого? Ещё месяц назад я бы однозначно ответил: да. А теперь уже и не знал. Многое изменилось.

Мохнатый наслаждался вкусом прохладного пенного. Он чуть похрюкивал, шевелил носом, будто водил усами, только там не было ни одного волоска. Я пришел с вопросом. Я всегда приходил с вопросами. Но внутреннее ощущение подсказывало мне, что сейчас я должен помолчать. Я должен уважить старика, дать ему насладиться тем немногим, что у него ещё осталось. И в то же время злость и ненависть к его наслаждению после того, что он сделал совсем не давно, рвались наружу. Я не выдержал и задал вопрос. Но не тот вопрос, с которым пришел.

— И тебе совсем не совестно убивать и жрать людей?!

Мохнатый в этот момент опрокинул бутылку высоко вверх. Он медленно глотал с закрытыми глазами, а услышав вопрос, глаза открыл. Тут я вжал голову в плечи и подтянул колени поближе. Наверное, зря я так грубо. Вспомнилось и несколько моментов из наших прошлых бесед. Когда Мохнатый увлекался рассказом, его могли захлестнуть эмоции. Он мог сделаться злым, агрессивным. В такие моменты я побаивался, как бы его на старости лет не замкнуло. Альгуль мог прикончить меня чисто случайно. Переборщил с подзатыльником — и всё! «Зря я спросил», — подумал я искосился на дверь. Да ещё так грубо. Жрать людей…

Мохнатый опустошил бутылку, вытер плечом губы и с наслаждением выдохнул.

— Нет.

— Что?

— Совсем не жалко и не совестно. Мне нейтрально, — спокойно ответил Мохнатый.

— Но как?!

— А вот так, — Мохнатый потянулся за второй бутылкой. — И тебе станет. Рано или поздно ты пой… хотя, — мохнатый улыбнулся. — Конкретно на счет тебя, гуляка, я не уверен. Хе-хе! Уж слишком ты чудной зародыш получился! Хотя, всякие бывали. Как и людские детёныши рано или поздно начинают ходить, так и мы. Рано или поздно, все понимают.

— Что понимают?

— Свою исключительность.

— Опять ты про свой дар, — я повертел бутылку в руке. — А что, если это и не дар вовсе, а?..

— Сейчас я не про дар, — сказал Мохнатый.

— А про что?

— Про исключительность на клеточном уровне. Или на эволюционном, если хочешь. Вот представь, например… корову!

— Зачем её представлять?

— Большое, красивое животное. С чувствами и инстинктами? Да. Соображает? Конечно. Имеет память и ощущает родственную близость к потомству? Ещё как. Коровы — не хищники. Хотя, гуль меня побери, так их обозвали люди. Они почему-то свято верят, что косить траву и обгладывать кустарники — это более гуманно, чем есть мясо. Я вот, например, так не считаю. И то, и другое живое. Веганы просто слишком ссыкливые по своей натуре, чтобы принять на себя ответственность за геноцид огурцов, помидоров, пшеницы и, гуль ещё пойми, как дохера других культур.

— Ну, трава и огурцы хотя бы не чувствуют боли.

— И это даёт тебе право без угрызений совести убивать и жрать другие живые организмы? — Мохнатый посмотрел мне в глаза. — Но раз уж мы об этом заговорили, то вернёмся к нашим коровам. Тебе нормально спится по ночам? Плачущие телята не приходят? Не жалуются, что у них больше нет мамы, ведь это ты её сожрал?

— Но ведь!.. Да как можно вообще сравнивать людей с коровами?! В конце концов это же каннибализм! Ты ведь пожираешь особей своего вида!

— Вот! — крикнул Мохнатый и вскинул вверх кривой палец. — Вот тут-то и кроется разгадка!

— В смысле?

— Это ты пожираешь свой вид, — он показал в меня пальцем, — а я пожираю особей, стоящий на предыдущей ступеньке эволюции.

— Это же!.. Но как?.., — я развел руками. — То есть ты на самом деле смотришь на людей, как на коров?!

— Точно, — Мохнатый утвердительно кивнул. — Также, как ты на коров.

— Но это же п*здец!

— Только на первый взгляд, — Мохнатый пожал плечами и поднёс бутылку ко рту. — Перестройка собственного восприятия — это лишь вопрос времени. И я говорю не про самообман. Конечно, гулем мне не быть, на первых этапах и он сойдет. Чтобы сохранить дар и продолжение рода. Но позже придёт настоящее осознание. Хочешь ты этого или нет, но рано или поздно понимают все. Гуль — это следующая ступенька эволюции человека.

Мохнатый был тем ещё ублюдком. Каннибалом, пожирающим плоть монстром, мразью, грязным вурдалаком. Я ненавидел его всеми фибрами души, потому что осознавал: в словах, льющихся из его грязного рта, есть доля истинны. Они граничили с безумием. Если бы у меня хватило сил, я бы прикончил его за эти слова. Но они звучали. Лучше бы я их не слышал. Старый, отупевший альгуль…

Вторую бутылку пива Мохнатый выпил в тишине. Я тоже пригубил и помалкивал. Не хотел развивать тему. Все человеческие детеныши планеты рано или поздно встают и начинают ходить. К черту! Значит я стану тем, кто сразу начнёт летать! Вот об этом, кстати, и стоило поговорить. За этим я и пришел.

— В первый раз ты говорил про переломку или голодовку? Был какой-то гуль, который ставил эксперименты.

— Грач.

— Точно. Он жив? Я могу его найти?

— Ты барахтаешься сильнее остальных, — Мохнатый улыбнулся, поднял руку и сделал кистью волновое движение, будто изображал плывущую рыбу. — Держишься на поверхности, плывёшь против течения и, используя все силы, выныриваешь. Ты делаешь это всё усерднее и усерднее и, надо сказать, что у тебя получается неплохо. Ты захватываешь больше кислорода. Получаешь новые силы и надежды. Мне нравится наблюдать за тем, как ты барахтаешься, малец! Гуль меня побери, я скажу, где ты можешь найти Грача, хоть он и не будет этому рад. Беда лишь в том, что ты попросту тратишь силы. Пора уже принять тот факт, что ты рыба. Перестань выныривать! Опустись наконец на глубину и насладись возможностями этого неизведанного мира.

… … …

Витальевну я нашел в семидесяти километрах от города, куда меня привезла электричка. Бабка почти ослепла, но на удивление хорошо управлялась с хозяйством и домом. Я представился троюродным племянником её постояльца и попросил на него посмотреть. Она сказала, что до вечера он будет спать, потому что всегда спит до вечера, ну а раз уж я приехал, то должен помочь по хозяйству. Разобравшись с дровами, сорняками и огромным пнем, корни которого расползлись по всему огороду, я попил воды из колодца.