Гуль (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 17

— Следующий полетит в тебя!

— О, Гульсподи! Аха-ха-ха-ах! — Мохнатый прикрыл рукой гнилые зубы. — Ты откуда ж такой наивный взялся?! Аха-ха-ха! Следующий полетит в меня, охо-хо-хо-хо! Да если бы мне чисто по-гульски не было интересно, чего ты собираешься вытворить, твоё тельце равномерно распределилось бы по стенкам этой комнаты, кусочками не больше указательного пальца, — Мохнатый приподнял нож чуть выше. — Повеселил старика! Ещё есть, что сказать или будем заканчивать? — Мохнатый подал плечи вперёд, его глаза вспыхнули красным. Он собирался прыгнуть, но затем вдруг потряс головой, вернул глазам обычный цвет и спросил. — Слу-у-ушай, а тебя кто обратил?

— Эгон, — послушно ответил я, понимая, что старик-то может и не шутит.

— Ах, Эгон…, — мохнатый кивнул. — Тогда понятно. Этот чертяка всегда хорошо разбирался в людях. То-то я вижу: ты совсем… Зародыш-зародышем, исхудавший и обессиленный, а скалишься… Ладно, Эгона потомство не буду искоренять. Он же такой же, как и я, понимаешь? Старый гуль.

Бросив нож на стол, Мохнатый медленной походкой добрел до табуретки и сел, придерживая поясницу.

— Иди, садись! — показал он на соседнюю табуретку. — Раз уж хватило у тебя дебилизма и смелости старому гулю угрожать, то я найду для тебя немного времени. Я ж всё понимаю… Ну, гуль тебя дери, раньше точно понимал… А ведь нам ещё тяжелее было. Сейчас вон у вас — телефоны, интернет. Если в башке больше, чем одна извилина, то додумаетесь что-нибудь почитать, прикинуть, на себя примерить. А раньше?! Хорошо, если в библиотеке можно было книжку какую по древней мифологии найти. Но только кто до этого додумывался? Два-три зародыша из сотни. Да и те, если в жопе мира были обращены, то до хорошей библиотеки им без мяса и не добраться-то было. Ну а на других гулей с ножом… хе-хе-хе! Это ты, конечно, малец… И ладно бы по силам кого нашел, а то… Ишь ты, гуляка!

В течение следующих двадцати минут мне так и не удалось задать ни одного вопроса. Да, что там вопроса, и я и звука-то ни одного произнести не мог. Мохнатый, видать, совсем одичал на этой скотобойне, а поболтать любил, вот его и прорвало. Сначала я его внимательно слушал. Он рассказал, как в шестьдесят третьем (правда, я так и не понял какого столетия) упал с повозки и ногу сломал. Кто-то, рыжий пизд*бол, посчитал, что салагу с поломанной рукой в школу не возьмут, и бросил его в лесу. Там-то Мохнатого гуль и нашел. Обглодал ему пол головы, а когда аппетит притупился, сжалился над мальцом и обратил. С тех самых пор на восстановившейся коже черепа ничего и не росло. Потом Мохнатый рассказал, как «еб*чие фронтовики» терроризировали деревню, где жил их альгуль. Тут-то я и понял, что разговор затянется, а перебивать не смел. Что-то подсказывало мне, что я и так отделался малым. Я сидел кивал и сдерживался, чтобы не зевнуть, и только когда Мохнатый перешел к настоящему, вернул внимание.

— … осточертело, хоть желчью от перееданий блюй! — Мохнатый поднёс два пальца к открытому рту. — Скольких убил, уже и не сосчитать. И своих, и чужих, и тех, и других, и с белыми царапался, пусть бы гули драли их в задницы… Гулем мне не быть, — Мохнатый перекрестился. — не могу больше и всё! Старый стал. Как подумаю, что нужно опять кого-то искать, охотиться, убивать, а потом тащить куда-то, разделывать… нет, не могу больше. Договорился тут с одними, они для меня всё и делают, а я так… Чтоб навык с ножиком не терять, на свиных тушках развлекаюсь. Мда…, — Мохнатый замолчал и покачал головой. — Пора бы мне, наверное, в землюшку-то уже закапываться.

Мохнатый причмокнул, опустил голову и надолго задумался. Потом почесал затылок и уставился на меня:

— Тебя когда обратили?

— Пару недель назад.

— И ещё держишься?

Я пожал плечами.

— Мда-а-а… Отвороты, привороты, в рот компоты, пробовал?

— Да.

— Суицидился уже?

— Было дело, — я склонил голову.

— Ясно, — Мохнатый понимающе на меня посмотрел. — Ещё недельку терпимо, а потом — всё…

— Что всё?!

— Дар возьмет над тобой верх. Тебе уже и сейчас кажется, что всё — край, дальше некуда, но это фигня. Потом скрутит так, что ты будешь не в состоянии мыслить. Хоть цепями себя приковывай, сам их перегрызёшь. А потом сожрешь соседку. Такова цена…

Меня пробил холодный пот.

— И ничего не сделать?

— А что сделать?

— Ну-у-у… излечиться? Лекарство, там или…

— Излечиться?! — кожа на голове Мохнатого собралась одной огромной складкой от лба до макушки. — Какие ещё лекарства? Сказок что ли начитался? Или ты переломаться хочешь?

— Переломаться?

— Голодовку пройти хочешь?

— Я не понимаю.

— Да знал я тут одного… тоже избавиться от дара хотел…

И Мохнатый рассказал историю гуля, которого звали Грач. Он придумал какой-то способ, основанный на голодании. На голодании, от которого тело ломает свои собственные кости, и, сходя с ума, ты орёшь так, что выплевываешь свои внутренние органы (и это была не фигура речи). Мохнатый знал об этом не много, но слышал про результат:

— Он теперь ни на гуля, ни на человека не похож. Выродок какой-то… я бы лучше сдохнул.

На территорию приехала машина, хлопнули двери. Мохнатый сказал, что привезли тару, сказал, что можно сидеть спокойно, но не болтать. Пятнадцать минут мы просидели в тишине, пока машина не уехала. Мохнатый почесал нос:

— Ты чего спросить хотел?

После всей его болтовни я уже и сам забыл, чего пришел. Про лекарство хотел спросить, а получается ответ уже получил. Вот только ожидал услышать что-то совершенно другое. Вся моя прыть и желание действовать куда-то делись. Накануне вечером голова разрывалась от количества вопросов. Я столько всего хотел спросить, и вот он шанс, но… Если мне суждено стать гулем, то… Я посмотрел в пол и почесал затылок. Пальцы коснулись шрама, который мне оставила Москвина. Ну хоть про это спрошу.

— Железы? — переспросил Мохнатый, прищурился и хищно улыбнулся. — Какой-то ты слишком шустрый зародыш. Тебя как звать-то хоть?

— Тимофей.

— Тимофей…, — Мохнатый почесал шею. — Ещё гулем не стал, а уже про железы спрашиваешь… Ну, слушай.

И Мохнатый рассказал мне о железах. Он, в отличие от Москвиной, которая слепо верила своему Игнату, не был так уверен на их счет. Мохнатый склонялся, что, скорее всего, железы, как очень сильное питательное вещество, могут поспособствовать трансформации гуля в альгуля, но это не было также напрямую связано, как трансформация зародыша в гуля после первого приёма пищи. Мохнатый сказал, что секретной формулы или точного рецепта вообще не существует. На мой вопрос: «А как ты считаешь, почему гули становятся альгулями?», он ответил немного философски: «Альгулями становятся сильные гули». Позже пояснил, что имел в виду. Речь шла о доминации, силе характера, воле, физическом превосходстве. Одни становились альгулями со временем, если регулярно и хорошо питались; другие действительно переходили на следующую ступеньку эволюции, пожирая железы; третьи объединяли вокруг себя более слабых гулей и трансформировались, как лидеры; четвёртые — изменялись, оказываясь на грани жизни и смерти. Гуль, которому в схватке посчастливилось убить альгуля, тоже мог эволюционировать. А сам Мохнатый сталь альгулем, потому что:

— От старости, думаю, — сказал он. — Обычных гулей, доживших до моих лет, я и не видел-то ни разу. Под старость дар усиливается, и ты перерождаешься, чтобы умереть, приблизившись к вечному…

— Ясно, — я задумался, а потом вспомнил чуть ранее сказанное. — Ты сказал, что железы — очень сильное питательное вещество?

— Ещё какое! Очень сильное, а временами — очень опасное…

— Это как?

Мохнатый сказал, что железы вполне могут служить питанием для гулей. Съев одну железу, а в голове гулей их насчитывается от трёх до пяти, гуль утолит голод на неделю. Другое дело, что для некоторых гулей железы становятся зависимостью.

— Как наркота, — сказал Мохнатый.

Попробовав железы один раз, они больше не могут остановиться. Их привлекает вкус, особенное чувство насыщения и несравнимый прилив энергии. Вместе с ползущими слухами о том, что поедание желез сделает гуля альгулем, в мире образовался отдельный класс.