В поисках смысла (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 52

— То, что господин Петров там остался, хорошо. На тихоокеанском побережье нет российских представителей. Мы вступим с ним в почтовые сношения, но нужен и тайный канал связи.

— Если хорошо, то нужно уладить это с Санкт-Петербургом.

— Конечно, я напишу обстоятельное прошение.

— И про андских казаков?

— Про все. Но я не верю в их скорую помощь при нужде. Впрочем, это хорошая почва для русского влияния на континенте. Так и напишу. Было бы лучше окрестить их в православие.

— Старообрядцам, буддистам и мусульманам их вера никак не мешает быть казаками.

— Время покажет. Как думаете, Левальеха сможет стать президентом отделившейся провинции?

— Только если военным диктатором. Пока же у них разделение полномочий. Орибе, очевидно, займет этот пост когда-нибудь.

— Но отношения у вас лучше с Левальехой?

— Зато с Орибе коммерческие интересы.

— Считаете это надежным?

— В этих странах ничего не может быть надежным. Но серебро кончится, а аппетиты останутся. Тогда можно поторговаться за влияние.

— Забурлила американская кастрюля, — потер руки Лансдорф, — задачу мы выполнили. Не получится у англичан наложить руки на Ла-Плата, как на Фолклендские острова. И все же жаль, что вы не нашли идола, или что они там прячут в пещерах.

— Поверьте, пользы это не принесет.

— Но что-то должно быть. Я не верю, что на вас напала случайная банда. На нас же не напала. Хотя смерть художника экспедиции тоже загадочна.

Лангсдорф все-же попытался отвлечь на себя внимание. Его экспедиция двинулась вглубь Сельвы. Но закончилось все не самым лучшим образом. Половина заболела лихорадкой, один погиб, один сошел с ума. Все-таки тропические леса намного опаснее предгорий Анд.

— Наши новоиспеченные казаки обещали выловить остатки шайки, вот тогда и узнаем все подробно, — ответил я.

Рейд Рио-де-Жанейро заполнялся военными кораблями. Медлить нельзя. К тому же жара мучительная, если проводить время на корабле. Я передал весь запас сулицина Лангсдорфу и забрал почту. Утром подняли паруса.

На экваторе незаметно, что зима заканчивается. Сразу после его пересечения мы попали в шторм. Васильев очень боялся потерять «Марсель». За завесой дождя его не видно. Только вода сверху порывами и снизу волнами. После шторма его паруса мы увидали утром. Все вздохнули, но рано. В обоих кораблях появились течи. Пришлось разворачивать помпы.

В конце марта мы увидели берег Франции. Капитан собрал совещание офицеров и тыловиков наших судов. Прикинули запасы воды и еды. Решили в порты не заходить, а идти сразу домой. Но течь усилилась и капитан взял курс на Брест.

Через шесть дней встали бросили якоря на рейде. С моего согласия Васильев нанял бригаду мастеров. Наши истощенные команды отдыхали перед последний броском. Заодно залили в бочки свежей воды, купили свежего мяса, сухарей, вина и прочих вкусностей. Две недели заняла вынужденная стоянка. Зато щели законопатили, снасти подтянули.

Английский канал прошли без приключений, вопреки моим печальным ожиданием. А пятнадцатого мая нас подтянули к пирсу Кронштадта.

Родина встретила так, словно купец, сытый и довольный, ел калач и запивал чаем. А сзади из темноты положили руку на плечо. И вот купец медленно поворачивает голову, во рту кусок торчит, глаза выпученные, удивленные, но делать что-то надо. Он машет рукой с калачом и мычит. Такие были первые часы нашего пребывания в Кронштадте.

Васильев доложил начальнику соединения и начальнику гарнизона. На палубе показались их недоуменные лица. Отвели их в трюм, показали золото. И началась чехарда. Сразу подняло паруса посыльное судно с нашими рапортами. Тут же на пирсе появилось оцепление. Со стороны моря зашли и встали на якорь три фрегата. Экипаж «Марселя» перепугался, но их очень ласково препроводили в казармы, накормили за казенный счет. Нельзя ударить в грязь лицом. Это же не свои матросы.

А я разбираюсь с оплатой по контракту. Михаил Николаевич наотрез отказался выделить хоть какую-то часть из добычи. «Изволили по описи загрузить, по описи и сдам». Своих денег у меня не хватит и на десятую часть. Нужно около сорока тысяч, если пересчитать на рубли. Я написал письмо Веретенникову с тем же курьером, но быстрого ответа не жду. Сейчас не до таких мелочей. Хорошо, если передадут в ближайшую неделю.

На меня гарнизонное начальство косится и не знает с какой стороны подойти. Левальеха купил корабль на мое имя. В контракте с командой тоже я указан, как частное лицо. Формально, сейчас у пирса стоит мое судно с международным экипажем. При желании я могу отдать команду, и мы вполне законно поднимем паруса. Бросим якорь в Германии. И до свидания. Я, конечно, так не сделаю. Но никто про это не знает. Вижу, как в глазах прокручиваются разные варианты.

Мне «Марсель» интересен только для продажи, чтобы быстро рассчитать команду. В контракте неустойка предусмотрена после разгрузки судна за каждый день простоя. Дорого за него не дадут, но и десять тысяч на дороге не валяются. Остальное будем занимать в ближайшее время.

Мы с Аленой и все мои по местам, в полной амуниции. С кораблей не сходим. Чувствуется напряжение. Так всегда бывает, когда человек обладает информацией, а показать это не хочет. Вот и начальство так же.

До конца не темнеет. Скоро белые ночи. Уснуть не получилось. Уже ночью подошел пакетбот. Вижу суету при его встрече. Почти сразу в нашу сторону пошла шлюпка. Ответ везут? Что-то быстро.

На палубу поднялись четверо. В отблесках фонарей вижу эполеты и ордена. Васильев вытягивается в струнку, бодро рапортует. Но по движению вижу, что высматривают не его. Тут и капитан обернулся: «Андрей Георгиевич, где вы?».

Передо мной озабоченные лица. Гурский Дмитрий Семенович, Викентий Иванович, Уваров Сергей Семенович, и сам Александр Христофорович Бенкендорф собственной персоной. Первый сообразил Гурский. Я утонул в его могучих объятиях. Слабо улыбаюсь и перехожу в следующие руки. Пока не выпустил меня Бенкендорф.

«Они боятся», — дошло до меня. Возможно, слухи проникли раньше нашего возвращения. И не известно еще, какие. Сверхоружие на корабле есть. Если им отдал пироксилин, то что ж тогда себе оставил? Обученная команда головорезов тоже имеется. Ну, как нахватался на загнивающем Западе либеральных идей да шарахну по Зимнему? А, может, зря я так? Люди, как только узнали о прибытии, бросили все и приехали встретить.

— Прошу определить нас для приватной беседы, — Бенкендорф метнул взор в Васильева.

— Извольте воспользоваться кают-компанией. Я прикажу выставить караул, чтоб не беспокоили. Или капитанская каюта в вашем полном распоряжении.

Выбрали кают-компанию за простор и удобное обозрение. Часового поставили за дверью после проверки слышимости. Но и то, говорим вполголоса. Нам принесли кофий, конфеты и булки местной выпечки.

— Завтра переходите в Санкт-Петербург, — произнес Александр Христофорович, — в десять часов торжественная встреча. Михаил Николаевич сейчас прочтет секретное предписание. И пошла плясать губерния. Еще бы, сам Николай Павлович будет. Он сейчас изучает дипломатическую почту, что вы привезли. Очень заинтересовался.

— А вы? — Спрашиваю я.

— А мы здесь готовим свою часть. Вот, новости вам расскажем, — улыбается Бенкендорф.

— Так нужно шлюп в порядок приводить, не только чистоту навести, — забеспокоился я, — лишнее разобрать да спрятать.

— Вот теперь в точку, — кивнул Гурский, — посторонним видеть ни к чему ваши установки. А нам поведайте, что да как. А то разные слухи. Англичане очень недовольны. Их граждане пострадали. Так-то плевать они на них хотели, но не упускают возможность укусить.

Я отдал распоряжение расчетам, а сам рассказал все, как было. Под конец достал толстую папку с протоколами и актом повреждения борта ядром. Везде подписи наши и английские. Александр Христофорович плечом к плечу вместе с Гурским изучают.