Застрянец (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 39

— Отличный выбор! Дубовый эль — наш самый ходовой товар, — принялся нахваливать продавец. — В меру крепкий, но без лишней горечи. После варки хранится в дубовых бочках. Отсюда и название.

Старик ушёл в подсобку и вернулся через минуту с небольшим бочонком, объёмом около пяти литров.

— Свежее. Пятьдесят золотых!

Последние слова старик сказал слишком громко. Услышали кочегары, обернулись. Я вытащил купюру и положил на стойку:

— Вам от Седого привет. Эль для него. На день рождения.

— Правда?! — обрадовался Татищев. — Ну раз такое дело… Погоди!

Продавец засуетился, посмотрел по сторонам и убежал в подсобку.

— Пивом не угостишь? — рядом подсел один из кочегаров. С добротным животом, который растёкся по его грязным чёрным штанам. Он хотел заглянуть глубже под капюшон, но я отвернулся.

Продавец забыл забрать деньги. Пятьдесят злотых так и лежали на барной стойке. Я протянул руку, чтобы их забрать, но волосатая закоксованная лапа упала на купюру быстрее. Громыхнуло дерево, стойка затряслась.

Кочегар улыбнулся:

— Откажешь завсегдатаем Большой Кружки?

Проводив взглядом нахальную лапу, я промолчал. Кочегар заскрипел костями, поднялся и, возвысившись надо мной на две головы, похлопал по плечу:

— Спасибо, дружище!

Возвращаясь, он помахал своим друганам купюрой, те загоготали:

— Живём!

Проводив кочегара взглядом, я сжал кулак. Пятьдесят золотых — это тебе не мелочь, которой не хватает на бутылку пиво. Как минимум — бочонок отличного эля, а для этих мурзиков — долгий и весёлый вечер низкосортной бормотухи. Да и фиг с ними!

Татищев вернулся со стеклянной бутылкой и поставил рядом с бочонком:

— Это от меня, — улыбнулся он.

— Спасибо, я передам, — сказал я и положил ещё один полтинник.

Татищев посмотрел на купюру, почесал голову. Сообразил, что прежде на столе уже лежала одна, а потом исчезла. Бросил косяка на кочегаров и, стесняясь, подтащил деньги к себе.

Ничего не говоря, развернулся и ткнул пальцем в первую, вторую, третью бочки. Затем приложил палец к бороде и задумался, будто ему предстояло решить сложную задачу. Налил в кружку из второй бочки и поставил передо мной:

— Фирменное.

Пахло вкусно. Уйти сухим нереально. Напиваться не хотелось, тем более что я почти три недели не пил, но смочить горло пенным — почему бы и нет?

Из подсобки показалась девчонка в рубашке и длинной юбке до самых пят. Посмотрела в зал, откуда ей тут же крикнули:

— Тащи ещё по две!

Татищев заполнил кружки и поставил на поднос. Девчонка нехотя мне улыбнулась и понесла напитки.

— Погоди-погоди! — крикнул кочегар в вязаной шапке, которая сидела на самой макушке. — А грязное убрать?

— Ах-ха-ха!

Он поставил пустой бокал на стул себе между ног, откинулся на спину и взглядом зазывал девчонку взять его. Девчонка скривилась. На секунду мне показалось, она долбанёт его подносом по башке. Но вдруг выпрямила спину, вспомнила, что нужно быть вежливой.

— Поставьте, пожалуйста, на стол.

— Не строй из себя целку! — кочегар одной рукой прихватил её за талию, а ругой полез в разрез корсета.

Официантка подалась назад, но второй мужик придержал её за задницу:

— Ты там проверь, а я тут посмотрю! Ах-ха-ха!

Два глотка. Два вкусных, освежающих и мягких глотка. Именно столько я успел сделать. Всё остальное вместе с глиняной кружкой расфигачил о башку того, кто лапал официантку. Напиток и пена застелили ему глаза. Он даже не понял, от кого прилетели следующие два удара. Сломал под собой стул, сполз на землю и застонал.

Я оторвал грязную лапу от груди официантки и приложил кочегара коленом в нос. Третий так накидался пивом, что не смог подняться со стула. Получив от меня ногой в грудь, он откатился к стене и завис на откинувшемся стуле.

Шаловливую ручонку я положил на пол и восемь раз ударил пяткой. Когда я закончил, кисть походила на отбивную. Покраснела, размякла и странно оттопырилась.

Последний вскочил с пола, ломанулся к выходу, что-то крикнул. Кажется, звал на помощь. Идиот.

Официантка проводила меня до барной стойки пристальным взглядом. Будто я её не от домогательства спас, а предложил секс втроём:

— Спасибо, — опомнилась она, глядя, как я ухожу с бочонком под мышкой.

На улице я увидел кочегара. Он бегал от двери одного дома к другому, кричал и показывал в мою сторону пальцем. С примыкающей улицы свернула чёрная телега. Кочегар ломанулся к ней. Я же развернулся и как ни в чём не бывало пошёл к набережной.

— Эй! — крикнули мне.

Чёрт. Зря я отпустил этого козла. Не доходя до набережной, я свернул в первый переулок, а оттуда в следующий. Не бежал, дабы не привлекать лишнего внимания. Но шёл довольно быстро. И всё же недостаточно быстро. Спустя минуту дорогу мне преградил Шеремет.

Узнал я его даже не по надменной харе, а по торчащей из-за спины плётке.

Оглянулся и подыскал путь для отступления. Без шансов. В переулках Мещерского у Шеремета преимущество.

— Не могу поверить своим глазам! — крикнул он. — Глинский?!

— Чего тебе?!

— Это мне чего?! — Шеремет выпучил глаза и медленно двинул вперёд. — Вообще-то, ты заявился на нашу землю и устроил в баре погром!

Шеремет был один. Видать, от безделья говнюк разъезжал по городу на карете и искал к кому бы докопаться. Увидев убегающего мужика, бросил и карету, и извозчика.

Левую руку Шеремет держал в кармане, а правой похлопывал себя по бедру. Не терпелось поскорее выхватить плётку.

— Это был не погром, — поправил я. — Три чумазых ублюдка хотели изнасиловать девчонку. Я им популярно объяснил, что делать этого не стоит. Всё прошло гладко, не считая пары поломанных стульев. Могу за них заплатить, — я порылся в кармане и достал двадцатку. — Передашь Татищеву?

— Очень интересная история, вот только Мещерский потребовал…

— Ты бы мне спасибо сказал.

— Что? — Шеремет сморщил лоб и остановился в пяти метрах.

— Требование Мещерского я исполняю. Он попросил меня не высовываться. Я не высовываюсь. Инцидент в баре — чистая случайность. И ты должен сказать мне спасибо. В баре, который платит вам налоги, я навёл порядок.

Умом я понимал, что ситуацию нужно сглаживать. Ничего страшного не случилось. Максимум, что он может сделать, побаловаться своим прутиком.

Но внутри всё кипело. Его надменное улыбающееся лицо напрочь приклеилось к той картине в амбаре. Не Шеремет обезглавил Раису, и не он сделал её прислужницей про́клятой твари. Но он был там. Он был частью всего этого.

— Ты сделал мою работу? Даже не знаю, как тебя благодарить, может…

— Для начала можешь снять свой латексный костюм, а то кровь из глаз.

— Спасибо, господи! — Шеремет запрокинул голову к небу. — Думал, придётся искать повод, чтобы прикончить тебя.

Он выхватил плётку и ударил. Я повернул корпус, и припрятал бочонок за спину. Живой наконечник цапнул воздух и вернулся к хозяину. Лицо Шеремета исказилось злостью. Он не привык промахиваться.

— Вот потому, Глинский, ты оказался на самом дне! — крикнул Шеремет. — Потерял всё, что у тебя было, но продолжаешь беспокоиться о бухле!

— Неплохое оправдание. Но на самом деле всё не так.

— А как?!

— Дело в твоей примитивности. Бочка с пивом под мышкой — слишком лакомая цель. Разбить её ударом и облить меня пенным напитком. Твой туповатый мозг посчитал это отличным планом. Вот только он не подумал, что я опередил тебя на два шага.

Шеремет оскалился. Я прям чувствовал, как каждое слово ранит его сильнее, чем пули. Самооценка латексного придурка была завышена, и в то же время она была его слабым местом.

— Почему на два шага? — спросил он.

— Вот второй…

Сделав шаг вперёд, я развернулся и словно метатель ядра, занёс бочонок для броска. Выпрямил руку, но в последний момент загнул кисть и лишь эмитировал бросок.

Шеремет повёлся. Ударил хлыстом перед собой. Плётка распрямилась и выдала целый залп в том месте, куда должна была лететь бочка.