Маньчжурия, 1918. Особый отряд (СИ) - Аристов Руслан Иванович - Страница 14

Орлов решил оставить в городе Ванюкова, как опытного штабиста, а командовать отрядом решил лично. Полковник не поверил на слово Скипетрову и созвонился с управлением дороги — поезд действительно готовили, при этом три из пяти пассажирских вагонов и две платформы были блиндированными, как заверил его собеседник. Отправить было решено сто человек при четырех пулемётах. Днем отсыпались, в восемь вечера начали сбор и выдвижение на вокзал — поехали на санях. Женские слёзы нервировали.

— Ну, с богом, — Ванюков обнял Орлова и Франка на погрузочной платформе вокзала.

— Связь через телеграф дороги, телеграфировать буду как можно чаще, обязательно шифром, — сказал ему Орлов.

Вооруженные наганами, шашками и винтовками офицеры и кадеты погрузились в пассажирские вагоны, до этого лошадей завели в теплушки, сани и повозки загрузили на платформы.

До Хайлара ехать было семьсот верст на запад, потом оттуда ещё до станции Маньчжурия полсотни верст, и ещё потом на Даурию — поезд был литерный, ехать должны были не дольше полутора суток до Хайлара.

Паровоз издал пронзительный свист и тронулся.

— Это не вагон, а свинарник, — прокомментировал полковник Франк довольно грязный вагон первого класса.

— Спасибо, что хоть натопили, в наше-то время. Всем спать, господа, — велел Орлов.

— Господин полковник, первая остановка будет в Цицикаре через восемь часов, — сказал подошедший начальник поезда. — Желаете чаю?

Франк высказал ему по поводу отсутствия чистоты в вагоне, на что начальник, пожилой усатый железнодорожник, развел руками и явно обиделся.

— Чай будем утром, — Орлов отпустил проводника.

Они с Франком обустроились в купе посредине первого вагона. Было тепло, все очень скоро развалились на полках. Через полчаса после отбытия состав начал ощутимо набирать скорость, и успокоенный мерной тряской Орлов заснул.

Спал он как убитый и проснулся только утром — кто-то громко смеялся и бренчал на гитаре.

— Где уже мы, Георгий Людвигович? — поинтересовался он у Франка, который с мрачным видом смотрел в окно.

— Проехали Яньшуньтун и приближаемся к Цицикару. Желаете чаю, Николай Васильевич?

— Да, — Орлов потянулся, сел и начал смотреть в окно на бескрайнюю степь.

С другой стороны вагона доносилась музыка и бас одного из офицеров — умельца играть на гитаре и петь различные веселые куплеты, большей частью крайне похабные.

Начальник поезда принес им чайник с кипятком, чашки и початую пачку чая.

— К сожалению, сахар не успели получить, должны были как раз утром сегодня, — обрадовал он их.

— Сахарок найдётся, — вздохнул Орлов — они взяли кое-что из своих запасов.

— Кипятку на весь вагон не хватит, тем более на пять — придётся на станции раздобыть, — зевнул Франк.

— Нам ли привыкать, — усмехнулся Орлов — уже в прошлом году такое положение дел стало нормой на железной дороге, от прежнего порядка мало что осталось, когда после революции рухнули перевозки.

До Цицикара доехали минут через сорок. Орлов накинул шинель и пошёл в тамбур, отвечая на приветствия офицеров.

«Холодина, метель, а в вагоне тепло, даже уютно», — он поёжился, оглядывая двухэтажное здание вокзала — кроме двух китайских солдат под навесом возле двери на перроне никого не было, и те вышли явно для проформы.

— Стоим час, кому надо кипяток — идите в вокзал, — громко объявил он. — Обязательно лошадей напоите теплой водой.

Со всех вагонов вскоре вышли по три-четыре человека с десятилитровыми ведрами — на станциях и вокзалах были специальные емкости с запасами кипятка для проходящих поездов, поэтому можно было разжиться. Кроме того, раз здесь была запланирована остановка, то тем более им должны были обеспечить воду и для лошадей, и на чай.

— Надеюсь, в эти ведра никто не справлял нужду, — пошутил под смех остальных один из офицеров, молодой прапорщик, когда занёс в вагон накрытое крышкой ведро — из-под неё шел парок.

«Мрачно. Русская дорога, а сейчас здесь заправляют китайцы — эти инородцы своего теперь не упустят», — с горечью подумал Орлов, возвращаясь в купе — выходить не хотелось.

Когда тронулись, достали свои запасы, приготовленные женщинами, плотно поели. После этого Орлов прошёлся по поезду — кто-то продолжал бренчать на гитаре, кто-то резался в карты или шахматы, кто-то читал, некоторые спали. Вернувшись в купе, Орлов предложил Франку шахматы — резались долго, азартно, с каким-то фанатичным упорством — часовые партии с чередованием на блиц, с перерывом на обед, потом ужин и потом допоздна. Курили как не в себя — трехдневный запас папирос ушёл за сутки.

— На год вперёд наигрались, — довольно смеялся Франк, который выиграл девять против восьми — часовые, и десять против восьми — пятиминутки.

— Теряю хватку, — согласился Орлов и встал пройтись — шахматы хорошо освежали ум.

«Так говорят все, но в долгом пути из развлечений — разговоры, шахматы, карты и книги», — оглядывал он спящих офицеров.

На следующий день продолжили играть часовые партии, обсуждая предстоящее дело.

Орлов, Семенов. Февраль 1918 года.

На станцию Хайлар прибыли около семнадцати часов — на перроне стоял небольшой почетный караул.

Орлов и Франк, одевшись, вышли из вагона — во главе почетного караула стоял высокий человек в казачьей шинели с погонами казачьего полковника и Георгием на груди, его большой лоб и горящий взгляд кого-то напомнил Орлову.

— Добро пожаловать, господа! — встречающий отдал им честь.

Караул стал смирно. Орлов и Франк откозыряли.

— Я барон Унгерн-Штернберг, комендант станции Хайлар, — представился встречающий. — Господин атаман Семенов находится в своём штабе на станции Маньчжурия и ждёт вашего прибытия, господа.

Орлов представился сам и представил Франка.

— Желаете чаю, господа? — поинтересовался барон. — По плану — часовая остановка, как раз в Маньчжурии будете к ужину.

— Не откажемся, — кивнул Орлов.

Унгерн провёл их в здание вокзала — двухэтажное, добротное каменное строение. Они поднялись на второй этаж, по пути встретив несколько китайцев в русской форме.

— Подайте чаю, — велел он одному из казаков.

Орлов рассмотрел висящие на стене кабинета карты и обратил внимание, что станция Даурия была обозначена как передовая позиция.

— Как обстановка, барон? — усевшись на стул, поинтересовался Орлов.

Унгерн, как-то очень пристально глядя на них двоих, сел напротив, распахнул шинель и отрешенно улыбнулся.

— Месяц назад мы с Григорием Михайловичем разоружили здесь, в Хайларе, две сотни дружинников. Ни одна эта сволочь не оказала сопротивления, мы всех согнали на поезд и отправили в Читу — пусть большевики их кормят. Надо было их выпороть, но я пожалел кнута, не до того было.

Орлов и Франк переглянулись.

— Такое положение очень вдохновляет — обольшевиченные части совершенно разложились, служить и воевать не хотят, сопротивление оказать неспособны! Надо расширять зону действий и брать всё, что сможем — казаки встанут и у нас будет целая казачья дивизия к весне, — довольно пылко продолжил говорить Унгерн. — Наши нерчинцы ещё летом вернулись с фронта и только и ждут возможности восстать против красных!

«Какой-то он очень нервный, будто не от мира сего», — подумал Орлов. — «Хотели бы восстать — уже бы давно восстали».

— Сколько у атамана готовых к наступлению людей? — поинтересовался он.

В дверь постучали — казак принес чай и какие-то пироги.

— Три тысячи человек офицерского состава, казаков, китайские и монгольские добровольцы, — разгладив усы, ответил барон. — Сейчас нельзя ждать, каждая минута промедления — это потерянная возможность, господа. Инициатива должна быть на нашей стороне — дерзость, натиск, смекалка, — снова с удивительной пылкостью проговорил Унгерн.

«Очень это странно — зачем Семенову тогда понадобились наши скромные силы?» — предчувствие подсказывало Орлову, что все слова этого человека надо делить на два или на три.