День космонавтики (СИ) - Батыршин Борис - Страница 38

— Но если грузы на станцию будет доставлять так просто, то зачем же на орбите ещё и гидропоника? Не легче ли возить свежие овощи и фрукты с Земли?

— На всякий случай, студент, на всякий случай. И потом — будет ведь ещё постоянное поселение на Луне, и когда ещё там смонтируют приёмный «космический батут»? А провизия и кислород понадобятся сразу. Его ведь тоже будут строить с размахом, не на десяток-другой учёных, а сразу на несколько сотен обитателей — так что и гидропоника ох, как пригодится!

— Скажите, Геннадий Борисович… — Димка слегка замялся, но всё же решился спросить. — Почему вы мне так легко всё это рассказываете? Ведь раз никто — из обычных людей, я имею в виду, — не знает ни о гобийском артефакте, ни о лунной находке, ни об истинной подоплёке «Программы Трёх» — значит, всё это держится в секрете? А я ведь всего-то подписку о неразглашении давал…

— Ну, подписка — дело серьёзное, и я бы не рекомендовал тебе с ней шутить. — усмехнулся Димкин собеседник. — но дело, конечно, не в подписке. Ты прав, разумеется: вся программа наглухо засекречена — «чернее ночи», как говорят наши американские коллеги. Но фокус в том, что работы вышли на такую стадию, когда у них задействовано огромное количество людей, и скоро скрывать что-либо станет уже невозможно. Так что в течение ближайших двух месяцев о программе «Великое Кольцо» — такое официальное название она получит, решение на этот счёт уже принято — будет объявлено с трибуны ООН. А после этого… — тут инженер снова улыбнулся.— После этого, друг ты мой Дмитрий Олегыч, наш мир изменится до неузнаваемости.

VIII

Вот он, сбывшийся кошмар попаданца: оказаться в мире, на первый взгляд в повседневных, бытовых деталях неотличимый от того, ты оставил — и внезапно выяснить, что на некие фундаментальные СУЩНОСТИ это сходство не распространяется! Что послезнание твоё не стоит выеденного яйца, что решительно всё здесь,— от карьер основных политических деятелей до тенденций технического прогресса — пошло по иной колее. И даже книги и письма здесь пишут — и будут писать! — другие. Нет, не принципиально иные, но всё же, отличающиеся от известных тебе. К примеру, Ефремовский «Час «Быка», в моей реальности вышедший в виде отрывков в технике Молодёжи» в шестьдесят, кажется восьмом году — надо будет отыскать этот номер в библиотеке, хотя я и без того уверен, что увижу там совсем другое произведение, мало похожее на то, чем я зачитывался в своей юности. А с чего бы ему спрашивается, быть похожим? Я, конечно, тот ещё литературовед — но знаю, что в «том, другом» варианте истории «Час Быка» создавался под впечатлением культурной революции в Китае. Впрочем, не буду настаивать: может я и не прав, и могучий интеллект Ивана Антоновича обошёлся бы и без столь явных ассоциаций. Возможно и то, что он упорно представлял свой роман как антимаоистский, на что ясно указывали журнальные иллюстрации, заранее предвидя обвинения в идеологических ошибках и клевете на советскую действительность — привет Юрию Андропову, поднявшему этот вопрос аж на заседании Секретариата ЦК! И недаром, наверное, Ефремов так высказывался о своём творении: „Ярая книга! Пропитана яростью, которая накопилась у нас. Это удивительно! Я их понять никак не могу. Они рубят сук, на котором сидят…“

Но ведь здесь этот сук никто не рубит, верно? Ладно, бог с ним, с Китаем, в котором «культурная революция», хоть и состоялась, но обошлась без уродливых перегибов и, соответственно, не вызвала такой реакции в нашей стране! Сам СССР стал другим за эти тридцать семь без малого лет — если принять за точку бифуркации обнаружение «звёздного обруча» гобийской экспедицией Ефремова в сорок восьмом, что тоже, строго говоря, далеко не факт. История вышла… светлее, что ли? Добрее к людям и их судьбам? Мне трудно подобрать подходящие определения, но факт остаётся фактом — Карибского и Берлинского кризисов здесь не случилось, Вьетнамская война, как я уже успел выяснить, хоть и состоялась, но в лайт-версии, без того ожесточения, да и закончилась на три года раньше. Да, ядерные субмарины с межконтинентальными ракетами на борту всё ещё бороздят океаны и прячутся подо льдами, а другие ракеты ждут своего часа в бетонированных стартовых шахтах, но, похоже, угрозу ядерной войны никто больше не рассматривает всерьёз, и ядерное разоружение, полное или частичное — не более, чем вопрос времени. Чехословацких событий шестьдесят восьмого здесь тоже не случилось, обошлись полицейскими мерами. Не было, надо полагать, и Новочеркасского расстрела, не в последнюю очередь спровоцированного идиотскими решениями лысого кукурузника — а ведь все эти невесёлые события как раз и пришлись на то время, когда Иван Антонович работал над своим романом…

Для меня же вывод более, чем очевиден: обычное для попаданца занятие вроде «спасения СССР» не прокатит. Потому что — не от чего его спасать! Я иронизирую, разумеется, но ведь то, что я успел узнать и увидеть собственными глазами более всего напоминает мне тот светлый, полный надежды и грандиозных ожиданий мир, из которого стартовали космонавты "Зари" — и неудивительно, что здесь этот фильм практически не отличается от того, что я видел в своём детстве. Или же, прошлое той Земли, где жила Алиса Селезнёва, и летали по всей галактике звездолёты и был в Москве удивительный «КосмоЗоо»…

Размечтался? А как тут не размечтаться, если в недавнем выпуске «Очевидного-невероятного» Капица долго и пространно рассуждал, когда люди доберутся до Юпитера и Сатурна — через три года, или всё же придётся подождать ещё десяток лет? И ведь не на пустом месте спорили — наш руководитель развесил на доске плакаты, демонстрирующие действие «орбитальной катапульты» и долго растолковывал нам, как это устройство приблизит человечество к Дальнему Космосу. Кстати, оказалось, что специалисты называют его «космическим батутом» — услыхав это, я хрюкнул, сдерживая смех, поскольку на память немедленно пришёл язвительный совет Рогозина, данный в своё время американцам: «летать на орбиту с помощью батута». Выходит, здесь они — да и мы тоже! — этому совету последовали?

Всё это здорово, разумеется — но мне, попаданцу, что теперь прикажете делать? То-то, вот и я понятия не имею. По всему выходит — просто жить. Жить — и радоваться тому, что здесь вполне могут сбыться те надежды, которые не сбылись там.

Хотя — может, я чего-то ещё не знаю, и на самом деле картина не столь радужная? Как говорили, в недоброй памяти девяностых: «Если ты не понимаешь, кто в схеме лох, это значит что лох — ты сам». Что ж, в любом случае — как говорят в Одессе, будем посмотреть…

— Не секрет, что за семейные обстоятельства такие, что надо пропускать целый учебный день?

Беседа состоялась на следующий день, после пятого урока, которым был русский. Я передал классной дедову записку, получил официальное разрешение не приходить в школу в ближайшую субботу, так что на вопрос русички свободно можно было и не отвечать. Но — зачем?

— Дед собирается в Запрудню, это посёлок под Москвой. Там его родня — живут там, работают, и всё такое. Дед ездит иногда к ним в гости и вот, решил взять мня с собой.

Строго говоря, я сказал правду: в Запрудне немало дедовых родственников, и даже егерь дядя Семён, служащий в местном охотхозяйстве, приходится деду сколько-то юродным то ли племянником, то ли братом. Хотя — чего мне скрывать? В конце концов, истинную цель этой поездки при некотором полёте воображения можно воспринять, как стремление пойти по стопам иных русских писателей, немало когда-то походивших по среднерусским лесам с ружьишком и собакой.

— А ещё мы собираемся поохотиться. Собаку вот попробовать, как она по вальдшнепу будет работать. Молодая, ещё, года нет учить-то её учили, а на настоящую охоту до сих пор не брали — надо же когда-то и начинать? Да вон, Титова её видела, мы живём в соседних домах и каждый вечер вместе собак выгуливаем…

Ленка в ответ только захлопала глазами — с ней-то я своими планами поделиться забыл. Ещё две девчонки из нашего класса, слышавшие мой разговор с Татьяной Николаевной, изумлённо уставились на меня, причём Кудряшова (вот уж, действительно, в каждой бочке затычка!) даже изумлённо приоткрыла рот. Похоже, к моей репутации первого школьного хулигана и странного всезнайки добавился ещё один штришок — весьма, надо сказать, многозначительный…