Цейтнот. Том 1 (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 21

— Добрый вечер, Петя!

— Добрый вечер, — ответил я слегка заторможенно, поскольку в моей голове как-то очень уж медленно соединялись в единое целое заявление священника о времяпрепровождении Альберта Павловича и вечернее платье Лизаветы Наумовны.

Дама сердца? Вот это новости!

Куратор моей озадаченности не заметил и досадливо посетовал:

— Ни на минуту тебя без присмотра оставить нельзя! — После обратился к спутнице: — Дорогая, идём!

Меня он с собой не позвал, и я двинулся следом по собственной инициативе, но разве что видом обтянутых узким платьем бёдер Лизаветы Наумовны полюбовался да брошенную на трюмо кепку забрал. На пороге кухни Альберт Павлович перехватил меня и вытолкал обратно в прихожую, там сунул в руки пистолет.

— И что с ним делать? — уточнил я.

— Избавься! — приказал куратор. — О случившемся никому ни слова, Городца я сам в известность поставлю. Всё, иди! Не нужно тебе больше необходимого в это дело влезать, лишнее это. Только гильзы на дворе собери и калитку захлопни!

Мелькнула мысль, что сам Альберт Павлович и срежиссировал мизансцену и никакого покушения не было, но сразу вспомнился застреленный пёс, и я выкинул это подозрение из головы, сказал:

— Там опера на перекрёстке! Если остановят?

— Соври что-нибудь, не маленький!

Меня выставили за дверь, я отыскал во дворе четыре гильзы, после чего в полном соответствии с приказом куратора отправился восвояси. Время было позднее, возвращаться на дежурство уже не имело никакого смысла, плюнул на всё и отправился домой. С беспечным видом прошествовал мимо так и стоявшего на перекрёстке автомобиля оперчасти, огляделся по сторонам и пошёл, пошёл, пошёл — затерялся на тёмных улочках городских кварталов. Слежки за собой не заметил, но в любом случае покрутил по району, применил на практике вызубренные на курсах методы избавления от наружного наблюдения.

Сразу в квартиру проходить я не стал, вместо этого по шаткой скрипучей лесенке взобрался на чердак — тёмный, пыльный и с натянутыми меж стропил бельевыми верёвками. Выщелкнув клинок складного стилета, опустился на корточки и загнал остриё в неприметную щель, подцепил и приподнял одну из досок. В немудрёном тайнике лежала прямоугольная жестянка с кое-какими нажитыми неправедным путём сбережениями, туда же опустил завёрнутый в платок пистолет.

Мелькнула мысль, что привычка игнорировать распоряжения Альберта Павловича касательно избавления от потенциальных улик в итоге может выйти боком, но ничего переигрывать не стал, опустил доску обратно, затёр отметину от ножа пылью и спустился с чердака. Дверь отпер своим ключом, но только переступил через порог, и с кухни выглянул Миша Попович.

— О, Петя! Ты рано. Ужинать будешь?

— Быка съесть готов, — признался я. — Без обеда сегодня.

— Режим питания нарушать нельзя! — усмехнулся вполне себе упитанный Миша. — Да! Тебе письмо пришло! На тумбочке посмотри.

Письмо оказалось из дома, помимо нескольких исписанных убористым почерком листов внутри конверта обнаружились ещё и фотокарточки. Я сразу проглядел их, а вот читать послание повременил, начал раздеваться. Когда вытянул сорочку из брюк, на пол упал кусочек мятого свинца. Поднял его, покрутил в пальцах, кинул в мусорную корзину.

Повезло. С нормальным калибром простым синяком отделаться бы не вышло. Впрочем, и так гематома растеклась чуть ли не на полплеча, каждое движение отзывалось острой болью. Придётся самолечением заняться, но это уже после ужина.

Переодевшись в домашнее, я глянул на сорочку и кинул её на стул, а пиджак прихватил с собой.

— Милена! — обратился к подруге соседа, кашеварившей на кухне. — Я тут гвоздь зацепил, не заштопаешь? В ателье заскочить не успел, а если сам возьмусь, только хуже сделаю.

Барышня вытерла руки о передник, оглядела прореху, пообещала:

— Заштопаю, не переживай. — И тут же на меня прикрикнула: — А ну не суй нос в сковороду! Садись за стол, сама наложу. И вообще — ты руки мыл?

Я протиснулся мимо неё к раковине, взял обмылок, открыл кран и, оперируя исключительно одним только входящим потоком, отрегулировал температуру воды.

— Центральный водопровод — большое дело! — прокомментировал мои действия Миша Попович и отложил газету, освобождая место для тарелки. — Большинству населения страны о нём лишь мечтать приходится!

— Большинству населения страны много о чём лишь мечтать приходится, — хмыкнул я, вытирая ладони полотенцем.

— Ой, только не начинайте, мальчики! — потребовала Милена. — Не за ужином!

— Когда я ем, я глух и нем! — вздохнул Миша.

— На отстранённые темы — можно. А если опять о политике заспорите, еда десять раз остыть успеет!

— Подогреем.

— Сам в следующий раз готовить будешь!

Этот аргумент любившему вкусно покушать Нигилисту крыть оказалось нечем, и о политике за столом мы говорить не стали. После ужина я составил пустые тарелки в мойку, поблагодарил Милену за отменный ужин и ушёл к себе. Прочитал письмо, лёг медитировать и вроде бы поначалу даже что-то из разряда самолечения изобразить попытался, но слишком уж увлёкся и уснул.

В итоге утром иссиня-чёрный кровоподтёк нисколько в размерах не уменьшился, да и шевелить рукой было не слишком-то приятно. Впрочем, не страшно — до завтрашней тренировки точно оклемаюсь. Не впервой.

Занятия ничем особенным не запомнились, разве что на большой перемене пришлось побегать по корпусам, дабы вернуть одолженные в субботу конспекты, да ещё наткнулся на стайку подружек Нины, и враз замолчавшие барышни проводили меня столь ледяными взглядами, словно с момента моего расставания с их товаркой прошло лишь несколько дней, а не год с хвостиком. Ох уж эта женская солидарность…

Впрочем, ругнулся мысленно, прошёл мимо с каменным лицом и моментально об этом неприятном инциденте позабыл. Ерунда на постном масле, да и только. А вот если пропущу срок отчёта за полученный в субботу спецпрепарат, вот тогда станет не до смеха. За такое выговор схлопотать — как нечего делать.

И вместо столовой я отправился в лабораторный корпус, по пути наткнулся на Карла со товарищи. Вихрастый Ян сидел на лавочке с гитарой, перебирал струны и напевал:

— Дорогой длинною…

Озябший Костя стоял, сунув руки в карманы брюк. Ну да — для посиделок на улице было ещё слишком свежо.

— Привет-привет! — отсалютовал я студентам.

— О, Петя! — раскинул руки Карл. — Ну ты совсем пропал!

— Да как пропал? На собрании был. И да — поздравляю с избранием в студсовет!

— А-а-а! — отмахнулся здоровяк. — Сплошная головная боль! Каждому поручили проект развития общественной жизни предложить. Я решил на художественную самодеятельность упор сделать.

У меня вырвался смешок.

— Один Ян самодеятельность не вытянет. Зовите девчонок, пусть канкан танцуют. Фурор будет!

Костя хохотнул.

— Не, плохой вариант. Если Карл своей Машке поучаствовать предложит, она с ним неделю разговаривать не будет.

— А если не предложит, то и месяц! — поддержал приятеля переставший бренчать на гитаре Ян.

Карл глянул на него свысока и заметил:

— А кому-то вообще больше никогда не дадут.

Но уколоть Яна оказалось не так-то и просто, он беспечно пожал плечами.

— Так это ты организатор. А если соберёшь труппу, у нас выбор о-го-го какой будет!

Костя кивнул.

— Кстати, тут есть о чём подумать.

— Да идите вы! — отмахнулся Карл и обратился ко мне: — Ты точно завтра на тренировке будешь? Разговор есть, но это не горит.

— А что такое? — насторожился я.

— Да надо у Северянина реванш взять. Время бы согласовать.

— Поговорим, ага. Всё, бежать пора.

Реванш — это хорошо. Реванш — это правильно. Со сверхболом у нашей компании не задалось, но вот что касается вышибал, то в этом неофициальном виде состязаний мы уверенно входили в десятку лучших по всему институту. Объяснялись такие успехи целиком и полностью регулярными попытками выбить дух из шайки Северянина. Получалось это далеко не всегда, но кто бы в очередной раз ни проиграл, право на матч-реванш соблюдалось неукоснительно.