Обретение (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична - Страница 2

Стайка пушистых серебристо-серых белок — мать и подросшие детеныши — вихрем пронеслась по поляне и взобралась на ствол ближайшего дерева. Эрфиан прикрыл глаза. Ему хотелось уснуть и спать долго и глубоко. Он поймал себя на мысли, что злится на Миритию — так приятно было думать о том, что он мертв и больше не откроет глаза. Почему солнце светит, птицы поют, а белки сидят на дереве и преспокойно грызут орехи? Его жизнь закончилась в тот момент, когда он понял, что Гриалла не дышит, а они ведут себя так, словно ничего не случилось! Как мир может праздновать начало нового дня, когда у него отняли все?..

Эрфиан вспомнил, как прикоснулся к губам жены — холодным, безжизненным, чужим. Он изо всех сил старался прогнать этот образ, но безуспешно — тот возвращался. Возвращался вместе с мыслью, которая приводила в отчаяние: неужели недомогание Гриаллы было вызвано не усталостью? Что, если она носила его ребенка?

Когда он думал об этом, перед глазами вставала одна и та же картина — мать, сидящая в тени шатра, и наблюдающая за играющими поодаль детьми слуг. Она была беременна, Айше предстояло родиться со дня на день. Отец не находил себе места и приносил матери то фрукты, то сыр, то воду, то свежие лепешки, то теплое молоко. Наконец она жестом пригласила мужа присесть рядом и положила его руку себе на живот, а потом тихо сказала несколько слов. Отец прикрыл глаза и склонил голову к ее плечу. Эрфиан, наблюдавший за этой сценой, растрогался почти до слез, но теперь эти воспоминания вызвали глухую злость, почти ненависть. Думать о том, что кто-то в двух мирах испытывал или испытывает счастье, было невыносимо больно.

— Я увидела, что ты не спишь.

Нежный и тихий, как у маленькой лесной птички, голос прозвучал над ухом Эрфиана и заставил его вздрогнуть от неожиданности. Светлая эльфийка, одна из «подруг» Юлия, опустилась на траву рядом.

— Я не нуждаюсь в собеседниках, — сказал он.

— Я принесла ягоды.

Эльфийка развязала принесенный узелок и показала крупные красные ягоды.

— Они сладкие. Все спят, я чувствую себя потерянной. Ты не будешь против, если я посижу рядом? Я не буду разговаривать. Меня зовут Лидор.

— Лидор? — улыбнулся Эрфиан. — Это мужское имя.

— Я из деревни его величества Тимира. В тех краях мужские имена часто походят на женские. А как зовут тебя?

— Эрфиан.

— Какое красивое имя! Один из первых богов, не так ли? Целитель. Но ты же не янтарный… ох, да. — Лидор прикрыла рот ладошкой. — Ты советник Жрицы Царсины. У тебя умерла жена… это ужасно!..

Эрфиан прикрыл глаза.

— Не думал, что вести распространяются так быстро.

— Вампиры из клана гостили у жрецов богини сладострастия, вернулись вчера, были возле деревни и все нам рассказали. Могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

— Съешь ягоды. Я не голоден.

Эрфиану хотелось добавить, что жевать нужно как можно тщательнее — иначе придется начать разговор. Впрочем, разговор этот был неизбежен — он еще не встречал светлых эльфов, способных молчать больше пяти минут. А светлые эльфийки не выдержали бы и пары мгновений тишины.

Лидор отправила горсть ягод в рот. Как и боялся Эрфиан, говорить ей это не мешало.

— Когда случается что-то плохое, то тебе больно, и ты не способен думать ни о чем, кроме своей боли. Но она пройдет — и ты будешь вспоминать только приятные моменты.

Не дождавшись ответа и расценив происходящее по-своему, эльфийка продолжила, не забывая жевать ягоды:

— Мой отец говорит, что страдания даются нам для того, чтобы возвысить нас над…

— Что за чушь. Страдания превращают тебя в мышь. И ты, как мышь, ползаешь по земле не в силах подняться.

— Я подремлю, — заговорила эльфийка, нарушая молчание. — Ты не уйдешь?

— Разве что если ты меня развяжешь.

Лидор свернулась клубочком и укрылась пушистой шалью, которую принесла с собой. То, зачем она это сделала, осталось для Эрфиана загадкой — день выдался жарким.

— Сладких снов, — сказал он.

Ответа не последовало. Способности эльфийки спать посреди вампирского клана, обитатели которого пусть и боялись солнца, но могли прокрасться к ней в тени и сотворить все, что придет в голову, можно было позавидовать.

Эрфиан проснулся после заката. Эльфийки рядом не было, но она оставила шаль, которой заботливо укрыла нового знакомого. Он лежал, перебирая в пальцах мягкую шерсть, и пытался понять, спал ли — или пребывал в состоянии, похожем обморок. Похоже, что второе, потому что по пробуждении он чувствовал себя отвратительно. Он не испытывал желания открывать глаза и шевелиться, а желание умереть стало нестерпимым.

— У нас гости, — раздался над ухом голос Имри.

— Я с ними поздороваюсь, если ты меня развяжешь.

— С ними не нужно здороваться. Нужно молчать и не двигаться. Притворись, что тебя нет. Иначе твоя голова повиснет на суку, а у Царсины Воительницы не будет советника.

Эрфиан был уверен, что Имри воплотит угрозу в жизнь, но она его рассмешила.

— Что с тобой стало? — спросил он у бывшего друга.

— Я вампир. Если ты до сих пор не заметил. Теперь я боюсь солнца и голода. И только и делаю, что ищу еду. Каждую ночь. И так — целую вечность.

— У низших вампиров вечность короткая, — сообщил Эрфиан. — Ты не будешь долго страдать.

Имри присел рядом и посмотрел на луну.

— А ты тоже превратился в редкостного добряка, — сказал он. — Хотя, знаешь, как-то Табал сказал, что меняемся мы — и поэтому окружающий мир выглядит иначе, равно как и населяющие его существа.

— Ему было бы приятно узнать, что ты его помнишь.

— Да, помню. Иногда я тоскую. У меня было столько всего. А теперь я живу в норе. Что может быть хуже, чем зависеть от еды?

Не дождавшись ответа, вампир бросил на пленника проницательный взгляд.

— К слову, я слышал про твою жену. Тоска. Советник Жрицы Царсины в сопровождении прекрасной дочери торговца Валида выглядел достойнее, чем в одиночестве. Она располагала к себе и обращенных, и вождей смертных племен, и королей светлых эльфов.

— Мерзавец.

— Поблагодари Луну. Она старалась. А вот и гости. Помнишь, что должен молчать?

Эрфиан сел и посмотрел в направлении поляны, на которой ярко горел костер. Они с Имри прятались за стволом дерева, и собравшиеся у костра не смогли бы разглядеть их даже при большом желании.

— Янтарная Жрица Царсина Воительница, — раздался голос Юлия, — супруга Жреца Нориэля Мудрого, эльфийка тысячи сражений…

— Обойдемся без титулов, вампир Юлий. Я пришла по делу.

— Прошу, садись, моя Жрица. Я прикажу слугам принести ужин.

— Накорми моих спутников. Я не голодна.

Царсина пришла в компании пяти воинов, одним из которых был знакомый Эрфиану Белу. Судя по всему, вопрос с предательством разрешился, и эльф не поплатился головой. Каждый отряд армии Жрицы сопровождали следопыты — воины, не носившие парные клинки, но обладавшие острейшим эмоциональным обонянием. Они мастерски находили любые следы. Следопыты наводили ужас на разбойников и диких вампиров, живших на землях Жрецов. Вопреки ожиданиям Эрфиана, ни один из них с Царсиной не пришел — иначе пленника уже давно бы учуяли, а Юлию пришлось бы объясняться. И не на словах.

Гости расселись вокруг костра — все, помимо Царсины, которая продолжала стоять в расслабленной позе, положив руки на пояс с оружием. Ее плечи покрывал пурпурный плащ — в свое время Жрица Эдна вручила его дочери на церемонии инициации, когда та порезала щеку противника в поединке и получила парные клинки. Приглядевшись, Эрфиан увидел, что и первый воин Белу взял с собой этот знак отличия — он держал его на сгибе локтя. Тем, кто был знаком с традициями янтарных Жрецов, пурпурный цвет говорил: держитесь подальше. Обладателей парных клинков и плащей в армии было немного, но каждый из них стоил десятерых.

Служанка принесла ужин. Уговаривать воинов не пришлось — они принялись уплетать угощение. Юлий сложил руки на животе и откинулся на подушку, которую одна из «подруг» положила ему под спину.