Солдат никому не пишет (СИ) - "Маркеллиан Летучий" - Страница 8

Хоть взгляд Рохарда и был устремлён на беззаботные языки пламени, однако дума его отстояла несколько дальше, там, где сейчас вершили своё дело беспечные мародёры и искатели наживы. Битва при Вернском лесу оказалась первой серьёзной стычкой в недавно вспыхнувшем противостоянии между Землями, где участие приняли северные и восточные флодмундцы. Ощущение от сражения всё ещё довлели над умами почти всех ополченцев, впервые проливших человеческую и зверескую кровь, и увидевших смерть во всём её кошмарном величии. Скрытая дрожь тревожила душу, мучила разум, крутила и растягивала его на прокрустовом ложе, вызывая в нём страшные воспоминания. Рохард закрыл глаза.

Вот он, стоит, в стёганом поддоспешнике и с мечом среди таких же, как он. Рядом с ним располагаются Бренделл, Гаврус, Олфирр и Кинрир, выдающие своим обликом озабоченность, растворению в пучине жгучего подаваемого страха. На них, словно осиный рой, стеной, кучным облаком обрушиваются вражеские стены, точно таких же, как они, флодмундцев, одетых в точно такие же поддоспешники и вооруженные точно такими же мечами. Лавина стрел производит естественный отбор, забирая в лучший мир самых тугодумных бойцов, коим не хватило ума вовремя подставить вверх сыромятный щит. Совершив обстрел, противник сворачивает ряды и кучной волной обрушивается на северных флодмундцев, накрывая их с головой. Стоящие перед Рохардом ряды встречают супостатов, но под силой напора неприятеля и, что ещё больше, под действием собственного страха, страха за свою жизнь, они мешаются, теряют строй и, под конец, начинают хаотичное отступление, внеся сумятицу в последующие ряды, грозящую перейти в повальное бегство. Наконец, Рохард оказывается лицом к лицу с противником. Офицеры дают команду готовится к бою. Сердце его сжимается в последний раз и… вдруг он решительно отбрасывает всяческая сомнения, в его разуме восстаёт образ семьи… Он выживет! Точно выживет, и не только выживет, но и не покроет свою семьи прахом позора. Вооружившись храбростью и ратным духом, он вступает в схватку, где гул голосов, невнятные воинственные крики, звон оружия и рокот от щитов, стоны, предсмертный хрип, запах крови и пота, мешаются в одно целое и единое, теряют свои отличные особенности и теряются в общей картине, затуманившей всё сознание. Линии теряют чёткость, фигуры сливаются в единое целое, перед ним мелькает то окровавленный Кинрир, в безумном раже сея смерть среди соотечественников, то взбудораженный Бренделл, мечущийся среди воюющих с вытаращенными глазами и периодически пускающий в ход оружие, то собственные руки, натыкающие на острие клинка чью-то очередное тело.

Столь же внезапно туман спадает и открывает ясную картину, — Рохард видит себя с друзьями, впереди них бегут резервные полки, добивая отступающих неприятелей. Но что это? Фанфары оглашают своей песней поле битвы, а вслед за их протяжным гласом с фланга срывается вражеская конница. Офицеры, видимо, озадачены, кавалерия редкий гость на полях местной междоусобной брани. Раздаётся команда к смыканию строя, вслед за которой беспорядочно кишащая человеческая масса принимает некий вид порядка, растягиваясь в длинный ряд. В глаза Рохарда западает лежащий поблизости лук, послушно лежащий в ещё горячих руках хозяина, он машинально оглядывается, — как можно устоят перед таким искусом? Вновь вооружится дальнобойным луком и быстролётными стрелами взамен этого презренного клинка? Вырвав лук у мертвеца, Рохард переводит внимание на залихватского вида всадника, облачённого в сияющий пластинчатый доспех, скачущий во весь опор на вороном коне во главе остальной лавины, словно орёл перед стаей соколов. Гейбрин уверенно вложил стрелу, натянул тетиву и затаив дыхание, прицелившись, выстрелил. С свистом вылетел смертоносный посланник и, преодолев разделяющие его от цели расстояние, аккурат преодолел щелочку между пластинами доспеха, со злорадством впившись в грудь всадника. От боли и неожиданности наездник потерял управление конём, благодаря чему свалился из седла на полном ходу. Падения всадника вызвало видимое замешательство у всех прочих кавалеристов, так как те изо всех сил пытались не задавить несчастного, а некоторые, спешившись, пытались предоставить ему помощь. Естественно, что подобные действия коренным образом повлияли на ход атаки, забрав добрую часть бравого наскока и внеся в неё шатание и разброд, разрушивший весь эффект от внезапной атаки.

Пешие воины, взбодрённые злоключениями противника, издают победоносный клич — в полной уверенности, что горланят его не понапрасну — и смело кидаются в бой, по приказу офицеров целенаправленно целясь по ногам скакунов. Обилие бездыханных и бренных тел мешают всадникам проводить эффективные манёвры, к тому же, значительная часть нападавших целиком перекинулась на охрану и транспортировку раненого предводителя, оставив, таким образом, своих более рьяных собратьев по оружию без должной поддержки, что и обернулось для них самым роковым образом. Передовые ряды наездников было относительно быстро перебиты впавшими в воинский азарт флодмундцами, а вторая часть поспешно скрылась, унося с собой тело раненого лихача. По рядам прогремели возгласы радости и победы, смешенные с смутными и жестокими нотками, не обещающими ничего хорошего побеждённым.

Лишь позднее, подслушав разговор двух офицеров, Рохард узнал, что подстреленный им всадник был не кем иным как ильфатом — воеводой — восточных флодмундцев, и что именно по этой причине они перебросили внимание с атаки на его спасение. Так как полководец не знал, кто именно сразил ильфата, — а, может быть, просто не хотел знать, — то никаких благодарностей, почестей и подобной мишуры Рохарду предоставлено не было. Впрочем, ему было всё равно.

— Друзья, прошу-с разойдитесь-де, тут нет места для коня.

Чья-то рука повелительно выдернула Рохарда из цепких объятий царства воспоминаний и решительно поставила в владычестве реальности в том же самом месте, откуда он из него вышел. Полуобернувшись, он увидел Гавруса, усталого, но вместе с тем и страшно довольного. В руках у него виднелась голова и грива коня, которого он схватил с истой кошачьей ловкостью. Позади послышался голос Бренделла:

— Давайте быстрее расчехляйтесь, я уже устал тарабанить это несчастное животное.

Всё ещё не отойдя от погружения в прошлое, столь дерзко нарушенное бесцеремонным настоящим, Рохард вместе с Олфирром и Кинриром машинально повиновались и, встав, отошёл на пару шагов назад от костра. Тотчас на освободившиеся место Гаврус с Бренделлом не без самодовольства с грохотом и пылью обрушили тушу подстреленного в бою коня.

— Друзья, наконец-то мы сможем отведать настоящей-с пищи, — мечтательно отметил Гаврус, мысленно пожирая жаренную конину.

В ответ на это заманчивое предложение брови Олфирра сдвинулись самым незаманчивым образом:

— Что-что? Есть коня? — Вопросил морфит в деланном недоумении. — Ради Мелитэ скажите, что вы просто шутите.

— Шутим? — прогремел бойкий голос Бренделла. — Да, мы тащили эту тварь беговую две с лихвой мили, чтобы ты только поворотил своей хорошенькой мордашкой. Что вы соизволите, мессер? Кабана или орланов?

— Что угодно только не это, это же боевой конь, — разве вам невдомёк, что тут одни жилы.

— Не знаю как жилы, но на фоне отсутствия перекачиваемой пищи, это можно счесть за благословение духов, — вмешался Рохард.

— Итак, дорогой Олфирр, ты подавляющие меньшинство, поэтому не обессудь, — с ноткой ехидства заключил кот, доставая свой клинок с недвусмысленной целью. — Всё-таки не зря меня учил отце свежеванию.

Рохард, Олфирр и Кинрир отвернулись и пересели спиной к костру, чтобы не видеть столь малоприятный, но необходимый процесс.

Перед ними, однако же, вырисовывалась подобная же картина, как некие молодчики заканчивают свежевать будущий ужин, — дело понятное и повсеместное, голодная орава флодмундцев не применит побрезговать пищей, когда она столь любезно им преподается. Офицеры делали вид, что не замечают происходящего действия. Это было мотивировано весьма благоразумным рассуждением о том, что замечание по этому поводу может вызвать в головах голодных и экзальтированных солдат настоящую бурю, унимать которую никому не хотелось. Если следствия не бывает без причины, то зачем же выдавать этому самому следствию благоприятную причину?