Бездна кошмара (СИ) - "Swfan" - Страница 11

Сгустилась пыль.

Дунул горный ветер, она развеялась, и от дороги не осталось и следа. Сама она обвалилась, а её остатки оказались погребены оползнем. Теперь сложно было даже представить, что недавно здесь пробегала тропа.

Я ухмыльнулся, повернул своё тело, — с этим возникли некоторые проблемы, — и вернулся на поляну. Люди таращили глаза. Некоторые из них взглянули на место, где случился обвал, и по которому они совсем недавно собирались ехать, и сглотнули; другие, в том числе вождь, внимательно смотрели на меня. Не без удовольствия я отметил, что былой страх исчез, и теперь глаза мужчины казались задумчивыми и растерянными.

Я взмахнул крыльями, вернулся на утёс, издал ещё один пронзительный рёв, от которого козы и бараны припали к земле, и полетел дальше, к другой, заранее отмеченной обозревательной площадке, где снова стал дожидаться процессию...

А далее была рутина. Время от времени я возникал перед странниками, предостерегал их от неправильной дороги и показывал верную. Сперва мне приходилось буквально на лапал указывать им безопасный путь. Сам себе я напоминал пастуха, которые пытается вбить толк в стаю недалёких овечек; но потом они наловчились и, натыкаясь на очередную развилку, тут же высматривали силуэт крылатого ящера на горизонте, неизменный, как полярная звезда. Вскоре они уже откровенно шли за мной. Что вождь, что разведчики только в небо и смотрели. В какой-то момент мне даже стало за них немного страшно, ибо они напоминали людей, которые не замечают ничего за пределами экрана своего GPS.

Хорошо ещё в горах не было проезжей трассы...

Прошло несколько дней. Всё это время я исполнял обязанности гида. Впервые моя экспедиция растянулась на такой длительный промежуток времени, но в этом не было ничего страшного. С моим нынешним уровнем «Стабилизации» я мог позволить себе погружаться в иные миры на многие недели, при условии, что в них у меня был носитель. В мире Ямато я не стал этого делать, потому что тамошний туман был особенно густым, и потому что мне не хотелось отнимать у девушки целую неделю жизни. Здесь же — почему бы и нет?

К тому же самое худшее уже случилось, так что какая, в сущности, разница?..

Засветло я охотился на птиц, — ловил их с помощью магии, превращая в льдинки, ибо всё ещё не освоился со своими клыками, — а вечером смотрел на звёзды или наблюдал в тайне за людьми, за их кострами, разговорами, бытом. Это было в меру уютное, хотя далеко не самое весёлое занятие, однако просыпаться мне хотелось ещё меньше. По возвращению в родной мир мне предстояло сделать ужасный выбор, и каждая минута отсрочки от него была для меня на вес золота.

Однако всё, что имеет начало, обыкновенно имеет и конец.

На шестой день путешествия, приземлившись на очередной утёс в ожидании своей паствы, я увидел с левой стороны горизонта зеленеющую горную поляну...

9. тук

Теперь она казалась мне ещё более прекрасной, чем в первый раз. Наверное, потому что за эту неделю горы мне совсем осточертели. И вот что-то новенькое, пускай даже и незабытое старое.

Люди ещё ничего не видели, но, казалось, они чувствовали ветер свободы, ибо в их действиях стало проявляться необыкновенное оживление. К этому времени все пять ручейков, на которые делилось их шествие, сошлись в единую реку, которая уверенно продвигалась к своей цели. Вот они прошли ещё один перешеек, сделали крутой поворот, и всё:

Они пришли.

Первыми на луг вышли разведчики. Вышли, оторопели, вытаращили глаза. Вид простирающегося перед ними зелёного моря в цветочную крапинку поразил их до глубины души. Они замерли, а затем, сами того не замечая, продвинулись вперёд, когда их лошади потянулись и стали жадно общипывать травку. Добрая минута прошла перед тем, как разведчики повернули и с горящими глазами отправились предупредить остальных.

Через узкий каньон, который выводил на поляну, шествие протискивалось в сильной спешке. Образовалось столпотворение. Долина появлялась внезапно, возникая прямо за поворотом, и взгляд, привыкший видеть кочки да уступы под ногами, утопал в ней точно камень, брошенный в озеро. Тем, кто плёлся в задних рядах, снова и снова приходилось толкать оторопевших людей спереди и приводить их в чувства.

А затем пришла радость. Первыми её почувствовали дети. Они немного похожи на животных в том плане, что не вполне отдают отчёт о своих действиях. Только не потому что глупые, а потому что не зашуганные жизнью, свободные. Свободное всегда тянется к свободе, и потому, стоило им только завидеть манящий луг, и он их тотчас притянул. Они бросились бегать и резвиться, кататься и кричать. Родители хотели их остановить, сказать, что нельзя, что это опасно, что они могут свалиться вниз, с горы, и разбиться... а потом они поняли: какой ещё горы? Горы больше нет. Перед ними луг. Всё нормально. И тогда их самих заразило веселье, и они тоже ринулись вперёд с выражением первозданной радости на лицах.

Даже вождь, несмотря на всю свою суровую серьёзность, первое время не говорил ни слова. Он медленно завёл свою лошадь на холмик и просто смотрел с него, как его народ словно ветер резвится на зелёной поляне.

Вдруг мужчина повернулся и прищурился в сторону единственной горы посреди равнины, самой высокой и в то же время стоявшей особняком от остальной гряды. Она была похожа на морскую волну, на кончике гребня которой стоял Я, упираясь лапами в каменный утёс.

Мы переглянулись. В некотором смысле. Между нами было такое протяжённое расстояние, что этот человек, верно, мог разобрать только мои очертания.

Я кивнул, зарычал, а затем прилёг и стал наблюдать...

Когда солнце приподнялось ещё немного выше, люди успокоились, собрали детей, купавшихся в озере и пытавшихся ловить серебристую рыбку, и стал заниматься делом. Построили лагерь, развели костры, осквернили зелёную поляну угольками и стали жарить мясо и строить вольеры для животных.

Трудились они в привычном темпе, даже немного быстрее, чем обычно, — я наблюдал эту картину не раз и не два, — но, когда на небе выступили звезды, неизвестные мне звёзды иного мира, работа была закончена едва ли на четверть, ибо теперь люди сооружали не временную стоянку, но постоянное поселение.

Из моей пасти вырвался зевок. Мои веки слипались. Неужели я хочу спать?.. Нет, мой разум всё ещё был ясным. Это моё тело стремительно погружалось в дрёму.

Жаль... Не выйдет у меня всю жизнь провести в образе дракона. Пришло время возвращаться.

Я уже было собирался пройти назад в пещеру, как вдруг моё внимание опять зацепилось за поселение, которое сияло словно рой светлячков посреди темнеющей долины.

Там происходило некое волнение...

Сперва образовалась толпы из нескольких сотен человек, возглавил которую косматый вождь.

Затем они отвязали тощего быка и повели его в сторону от лагеря.

Шли они в направлении моей горы.

Через некоторое время процессия остановилась. Вождь выступил вперёд, посмотрел на мой утёс и махнул рукой. Привели быка. Вдруг мужчина выхватил свой бронзовый меч и вонзил его в мохнатую шею зверя. Остальные воины схватили его за рога и прижали к земле. Бык заревел и стал вырываться, но все его попытки были тщетны. Вскоре туша его обмякла и распласталась на траве.

На землю хлынула, переливаясь в сиянии факела, густая тёмная кровь.

Тогда люди стали падать на колени. Они прижимали свои головы к земле и кланялись. Горе? Нет — мне. Даже вождь прислонился бородой к траве, провёл в этой позе пару минут, поднялся и пошёл назад.

Остальные последовали за ним.

Бычью тушу они оставили на месте.

Это был подарок? Благодарность? Нет, подарки так не дарят. Это было подношения, тук.

Я проводил процессию глазами, зевнул и замялся. Мне хотелось спать. Мрак пещеры был нестерпимо манящим. И в то же время даже сюда, на вершину горы, холодный ветер доносил дурманящий кровавый аромат...

Наконец я собрал свою волю в лапу, распустил крылья и спикировал в ночь... Через тридцать минут бык, которого я затащил в пещеру, исчез. Я отдался на волю инстинкта, когда его пожирал, и даже не заметил, как от зверя не осталось ни единой косточки. И сразу уважительно отступившая на время трапезы дрёма вернулась, и я обнаружил, что шевелиться мне становится всё сложнее и сложнее. Моё тело стремительно костенело. Сперва оно превратилось в неподъёмный камень, затем — в глыбу серого тумана перед глазами.