(Не) Сокровище капитана (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 20

Я прикусила губу, чтобы не разреветься. Нельзя плакать. Не стоит ни показывать свою слабость, ни расстраивать маму. Хотя она и так расстроится.

Генри осторожно взял птицу в ладони.

— Лорд Оливер, примите уверения в моем почтении к вам. — Показалось мне, или в голосе промелькнула насмешка? — Мое имя — Генри Блад, и оно должно быть вам известно. Леди Белла попала на мой корабль, и я бы хотел компенсировать расходы за ее пребывание и обратную дорогу до Наровля.

Нет, ну каков же наглец! Расходы! Как будто я ему сама навязалась и…

А ведь в самом деле навязалась! На шею повесилась в буквальном смысле и… Нет, я не буду думать об этом сейчас! Все равно уже ничего не изменить.

— Пятьсот золотых. Не стану скрывать, я отправил вестника не только вам, но и человеку, которому ваша дочь может быть дорога. Мне совершенно все равно, от кого из вас я получу эту сумму, но я должен ее получить. Думаю, не стоит вам напоминать, что пиратский корабль — не лучшее место для леди. Пока я слежу за ее безопасностью, но у капитана корабля хватает забот и без того, чтобы приглядывать за взбалмошной девицей.

Взбалмошной? На себя посмотри! Да я вела себя практически идеально, пока ты не начал меня пугать! И дразнить, провоцируя на дерзость. И целовать было вовсе не… Ох, хорошо, что я не выпалила все это вслух!

— Как только в отделение скайдорского банка на имя Генри Блада поступит пятьсот золотых, я усажу леди Беллу на корабль до Наровля и сообщу вам, в каком порту ее встречать. Надеюсь на ваше благоразумие, лорд Оливер, и желаю вам всего доброго.

Птица вспорхнула с его руки и тоже исчезла за окном. Я сглотнула горький ком. Спросила, чтобы прогнать воспоминания о доме:

— Ты обещал рассказать…

— А ты любопытна, сокровище мое? — рассмеялся Генри, снова беря мои руки в свои.

Легонько погладил тыльную сторону кисти, и мне разом расхотелось вырываться, лишь бы он и дальше так касался моих ладоней — тепло и бережно.

— Сойка говорит о том, что человек, ее посылающий, готов до конца стоять на своем — возможно, готов даже применить силу, чтобы добиться желаемого. Я бы не удивился, если бы она стала вестником юноши. Но ты-то явно не юноша.

При этих словах он снова погладил мою руку, и в этот раз касание вовсе не выглядело невинным. Я вырвалась, отлетела так, чтобы между нами оказалась спинка стула — как будто эта жалкая преграда могла защитить меня от его поползновений!

— А… дрозд?

— Дерзость. Агрессия. Соблазн поддаться страстям, темным страстям. — Генри ухмыльнулся. — Выбирай, что тебе больше нравится, сокровище мое.

Да уж, отличный выбор.

— Впрочем, многое зависит и от отношения к адресату, — продолжал он. — Было бы странно, если бы моим вестником к Роджерсу стала горлица. Или голубь. Они куда лучше подошли бы тебе, но появилась сойка. Интересно.

— Получается, создавая вестника, нельзя скрыть свой истинный нрав или настоящее отношение к человеку?

— Не столько истинное, сколько… — Он покрутил рукой, подбирая слова. — То, что есть именно сейчас. Бывает ведь, что мы злимся на тех, кого любим, или готовы простить того, кого ненавидим. Да, от того, кто помнит, что олицетворяет птица, трудно скрыть подобные вещи. Наверное, потому в старину вестниками почти не пользовались, предпочитая гонца на лошади. Но это помнят далеко не все. Роджерсу не понадобится знать трактовки, чтобы понять, как я к нему отношусь, а вот поймет ли твой отец, что ты…

— Ты хочешь сказать, что я плохая дочь?!

Да когда ж он перестанет меня оскорблять?

— Я хочу сказать, что не понимаю, зачем ты пытаешься вылепить из себя кроткую овечку. Все равно же не выйдет.

Я смешалась, не зная, что ему ответить. Следовало бы возмутиться или отвернуться с видом оскорбленного достоинства. Девушке полагается быть кроткой, скромной, послушной и так далее и тому подобное, а он заявляет, будто мне даже и пытаться не стоит. Но, будь я в самом деле той леди, которую пытались из меня воспитать, наверняка не оказалась бы здесь.

Но Бладу и не нужен был мой ответ.

— Впрочем, оставим это. Пойдем, покажу тебе каюту лекаря.

Каюта лекаря, как оказалось, соседствовала с капитанской.

— А господин Дезо? Где он живет?

Не хотелось бы постоянно сталкиваться с ним лбами.

— Он живет в каюте, где принимает. Видела ширму с краем?

— У него нет своей комнаты?

— Отдельная каюта есть только у меня и квартирмейстера. Господин Дезо должен был делить каюту с боцманом, но предпочел операционную. Еще одну каюту делят старший канонир и плотник. Кок ночует на камбузе. Остальные в кубрике.

Так, кажется, потребовав отдельную каюту, я здорово ошиблась. Возможно, стоило потерпеть неудобства? Нет, я просто не смогу глаз сомкнуть, оказавшись в одной спальне с капитаном! Я же вовсе не хочу возвыситься над корабельным хирургом или остальными членами экипажа, мне просто нужно уединение! Я привыкла к нему и…

— Прошу. — Генри открыл дверь, оборвав мои мысли.

Внутри было вовсе не так уютно, как в капитанской каюте. Обои на стене, где было окно, отсутствовали, среди темных досок выделялись светлые, свежие. Пол тоже кое-где перестилали, в щелях между половицами до сих пор торчали опилки. У стены ютился стол, и больше мебели не было вовсе, впрочем, особо много сюда и не впихнуть — комнатушка была раза в полтора меньше капитанской спальни. Интересно, велика ли каюта лорда Джеймса?

— Как видишь, не слишком комфортно, — заметил Генри, оглядывая помещение так, словно видел впервые.

— Если ты расщедришься на тот шкаф, что должен был служить мне кроватью, и велишь принести таз и кувшин для умывания, этого будет более чем достаточно. Или, может, найдется другая свободная кровать?

— Матросы спят в койках, подвешенных к потолку. Из них не выбрасывает во время качки, но, боюсь, ты просто не сможешь в такую забраться.

— Хорошо, шкаф так шкаф, — не стала капризничать я.

Может, я и смогла бы влезть в подвесную койку и выбраться из нее, но что, если нет?

В конце концов, шкафы для сна вот уже пару лет как вошли в моду на севере Беркива и потихоньку распространяются в соседних странах. Ограниченное пространство лучше хранит тепло, а если еще и поставить жаровню под доски постели — так и вообще замечательно. Правда, в климате южных морей эта их способность играла в обратную сторону: в шкафу воздух становился еще более влажным и горячим, чем за бортом. Ничего, не буду закрывать дверцы и ладно.

Зато никто не будет храпеть рядом… Я исподтишка глянула на Генри. Нет, как-то не вязался с ним храп. В моем детстве храпела тучная старая нянька, что спала на подстилке в углу нашей с братьями спальни. Потом братья выросли, и спальня стала моей, а нянька ушла на покой. Поджарый и хищно-грациозный Генри на нее вовсе не походил, и вряд ли…

— О чем задумалась, сокровище мое? — поинтересовался он.

— Храпишь ли ты по ночам, — брякнула я прежде, чем подумала.

Он расхохотался.

— Ты сама отказалась от возможности проверить, — сказал он, отсмеявшись.

Я вскинула подбородок, изо всех сил делая вид, будто мы ведем обычный светский разговор, как совсем недавно, за ужином.

— И не забудь поставить задвижку на дверь.

— Непременно, — согласился Генри. — Только знаешь что? — он склонился к моему уху, притягивая за талию и мурлыкнул. — Магия может отодвинуть любой засов.

Он выпустил меня прежде, чем я успела возмутиться.

— Ничего, я придумаю как его закрепить.

— И еще не забудь положить под подушку заряженный пистолет, — ухмыльнулся Генри.

— А что, можно? — обрадовалась я.

Он снова рассмеялся. Выдохнул.

— Ох, Белла, ты неподражаема! Я обдумаю это.

Он вывел меня из каюты, все еще хихикая себе под нос.

— Не понимаю, что тебя так развеселило, — произнесла я тоном, полным достоинства. По крайней мере, так это задумывалось, но, судя по смешку Генри, получилось не очень.

Он жестом пригласил меня в свою каюту.