(Не) Сокровище капитана (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 11

Кажется, эта каморка, залитая холодным сиянием осветительных шаров, была вотчиной лекаря.

Самого властителя этого места я увидела не сразу. Сперва в глаза бросился высокий стол. Сейчас, пожалуй, невозможно было угадать, из какого дерева он был сделан когда-то — темный, покрытый где-то въевшимися бурыми, а где-то свежими алыми разводами.

Лицо мужчины, лежавшего на столе, перекосилось от боли, рубаха задралась, обнажая половину живота, а штанов не было вовсе. По счастью, нижнюю половину тела заслонял склонившийся человек. Наверняка он-то и был корабельным хирургом.

Лекарь отступил от стола, разворачиваясь к нам, я торопливо зажмурилась. Мало мне было Блада без рубахи, теперь еще незнакомый мужчина без штанов!

— Капитан? Так вы все же ранены? — услышала я. — Простите, я…

— Царапина, — небрежно произнес Блад. — Не стоит вашего беспокойства.

Хирург помолчал.

— В таком случае… Если девушка пришла сюда своими ногами, ей придется подождать, пока я не закончу с ранеными.

— Это не моя кровь, — пискнула я, осмелившись открыть глаза.

Зажмурившись, далеко не убежишь. Впрочем, куда мне бежать с корабля? Прямиком на дно морское? Да и капитан по-прежнему держал меня за руку.

Я оглядела помещение. Довольно просторное, без окон, как и, похоже, все каюты на нижних палубах. Невысокий потолок — едва ли на ладонь над макушкой Блада. И двигаться ему пришлось бы очень осторожно, чтобы не влететь головой в осветительные шары, подставки для которых торчали из стен. Еще один осветительный шар — заключенный в хрустальный сосуд, как и те, что у крюйт-камеры — свисал с потолка. Это, конечно, дешевле, чем свечи, если не платить магу, который их поддерживает; и место в трюме не занимает. Но неужели капитану не лень заниматься этим самому? Или он все же не единственный маг на корабле?

— В таком случае, зачем вы привели сюда женщину, капитан? — Хирург нахмурился.

— Занимайтесь своим делом, господин Дезо.

Казалось, от холода в голосе Блада на потолке вырастут сосульки. Я поежилась. Господин, не лорд и не сэр. Хотя чего я ожидала? У мужчин есть лишь стихии, они не смогут исцелять магией. Даже если бы кто-то из лордов решил выучиться на лекаря, здесь ему не место. Гильдия хирургов — подразделение гильдии цирюльников, а бакалавры медицины не снисходят до пролития крови…

В ответ на отповедь капитана, которая приморозила меня к полу, корабельный хирург лишь пожал плечами и снова склонился над раненым. Тот застонал сквозь зубы.

У меня пересохло во рту. Закружилась голова. Капитан склонился к моему уху. Прошептал:

— Вздумаешь упасть в обморок, снова оболью, и все, кто окажется в этой комнате, смогут невозбранно любоваться твоими прелестями, облепленными мокрым шелком.

— Когда людям больно, им плевать на любые прелести! — так же, едва слышно, прошипела я. — А мне больно на это смотреть, и потому тоже плевать. Зачем ты меня сюда притащил?

— За ответами.

Сказать что-то я не успела. Хирург выпрямился.

— Свободен. Давай следующего.

Раненый зыркнул на меня, прикрылся комом ткани, наверное, когда-то бывшим одеждой, и похромал к двери. Но мне было не до его голого зада. Совершенно оторопев, я смотрела, как лекарь обтер ветошью иглу, вдел в нее нить — и воткнул в незажженную сальную свечу, лежащую на столике рядом.

Матушка учила меня, что если уж приходится работать не магией, а ножом и иглой — хотя мне самой ни разу не доводилось этого делать — все инструменты нужно тщательно вымыть и прокипятить. Руки, прежде чем браться за работу, промыть мылом и щеткой, а потом ополоснуть щелоком, хотя если заживлять рану планируется магией, можно немного отступить от строгих правил. Но у этого-то явно магии не было!

Может быть, среди хирургов-мужчин заведено по-другому? Но как тогда они справляются с воспалением, неизбежным после того, как в рану попадет зараза? Надеются, что тело одолеет заразу само?

И даже сравнить, сильно ли отличаются привычки корабельного хирурга от того, как ведут себя другие, я не могла. Наш семейный лекарь большую часть времени бездействовал и время от времени приглашал цирюльника. Тот делал кровопускание отцу — в последние годы батюшка стал тучен и полнокровен. Ему нравилась процедура — дурная кровь стекает, и в голове образуется необыкновенная легкость, так он говорил, а лекарь ему поддакивал.

Обрабатывал ли цирюльник инструменты? Я не спрашивала, да и кто бы мне ответил? Братьев ни он, ни наш домашний лекарь не пользовал — они были молоды и здоровы, а ко мне обоих просто не подпускали, разве что морали читать. Матушка заявила, что незачем лекарю-мужчине осматривать юную девушку. Кажется, дело было не в том, что он мужчина…

Я так глубоко задумалась, что не обратила внимания, как на столе появился еще один раненый. Вздрогнула от крика.

Двое, что ввели под руки этого человека, прижимали его за плечи к столу, а хирург ковырялся в ране под ключицей. Повезло, что артерию не зацепило. Или не повезло, потому что хирург не мог то ли нащупать пулю, то ли ухватить ее щипцами. Раненый кричал, кашлял, сплевывая кровь, и снова кричал. Я зажмурилась, попыталась заткнуть уши, но на моих запястьях, словно клещи, сомкнулись руки капитана.

— Завидую твоей выдержке, — прошептал он. — А с виду цветочек-цветочком.

— Отпусти меня! Чего ты хочешь добиться?

— Правды.

Лекарь, меж тем, выпрямился, утер пот со лба. Крик стих, снова сменившись кашлем.

— Он умрет. — Блад снова склонился к моему уху. — Не так быстро, как умер бы я, но неизбежно. Если не извлечь пулю, она отравит тело…

Да вовсе не пуля, а вся та дрянь, что она занесла на себе в тело! Обрывки одежды, грязь с пыжа… А может, до этого и не дойдет, кровь изо рта раненого текла уже непрерывно, яркая, пенистая. То ли щипцы зацепили стенку уже поврежденного сосуда, то ли пуля сдвинулась, открыв кровотечение.

Блад был прав, если не вмешаться, этот человек обречен.

А если вмешаться, плохо будет мне.

— Ну так чего ты смотришь? — вскинулась я. — Если можно притянуть яблоко с ветки, почему бы не вытянуть пулю из раны? Это точно такой же предмет, как и любой другой! Действуй!

Блад покачал головой.

— Хотел бы, но не могу. Чтобы воздействовать на предмет магией, нужно его видеть, а человеческое тело непрозрачно. Я ничем не могу ему помочь. А ты — можешь?

Я стиснула зубы. Раненый снова закашлялся. Каково умирать, захлебываясь собственной кровью?

— Ему всего двадцать два года, — не унимался Блад. — Сколько твоим братьям? Молодой граф, кажется, мой ровесник, а среднему брату?

Я вырвала руки из его хватки — сама не знаю, как мне это удалось. Не знаю, как удалось отодвинуть хирурга вместе с его щипцами. Положила ладони по краям раны, закрыла глаза. Что там?

— Капитан, уймите вашу… гостью! — донеслось словно издалека.

Тяжелая рука легла мне на плечо и тут же исчезла. Мне было не до того. Считается, что женщины неспособны к стихийной магии, но мы все же можем чувствовать стихию, слышать ее, пусть управлять получается весьма своеобразно.

Вот, скажем, вода. Она переполняет человеческое тело, и если обратиться к ней, можно многое узнать.

На миг исчезла комната, пропахшая кровью, перед моим внутренним взором тело раненого стало полупрозрачным. Рана, залитая кровью. Глубже… Да, как я и предполагала, пуля зацепила стенку, а щипцы доконали, перервав сосуд почти полностью. Вот кровь и полилась в легкие.

— Уймитесь сами, господин Дезо. — сказал Блад. — Для того я и привел сюда леди Беллу, чтобы она вмешалась, если сочтет нужным.

Сперва заставить сосуд сжаться, чтобы остановить кровотечение. Представить, как тонкие нити растворенного в крови вещества перекрывают повреждение. В нитях запутываются частицы крови, склеиваются между собой, формируя тромб, под действием магии это происходит куда быстрее, чем обычно. Тромб уплотняется, чтобы поток крови его не размыл, врастает в стенки. В легких очень много сосудов, так что ничего страшного не случится оттого, что временно перекрыт этот. Тем более, что по мере того, как стенка сосуда будет восстанавливаться, начнет рассасываться и тромб, открывая просвет.