По сложной прямой (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 15

Начинал я всю эту сомнительную движуху лишь с одним желанием — четко выполнить не особо приятное дело, которое в итоге станет пятном на моей репутации, но, как это частенько бывает, в процессе увлекся. Причины же были просты и понятны: с той же Янлинь, куда бы ты не положил руку, в неё почти всё сразу и вместится, а тут щупаешь, щупаешь, и всё новое! И его еще много!

В общем, когда политрук и его молодцы ворвались в класс, прошло уже, наверное, довольно много времени. Наверное, если судить по крикам Могилёва, тут же принявшегося нас растаскивать. Именно нас, да, потому как если я довольно быстро свернул с дорожки угара на прямой путь конструктива, то Галкина совершать те же эволюции совсем не желала. Она жаждала продолжения банкета! Глаза девы заволокла поволока, грудь бурно дышала, топорща бюстгальтер сквозь едва держащуюся рубашку, ну а руками она так вкогтилась мне в куртку, что бедному политруку пришлось немало потрудиться, помогая (!) мне оказаться на свободе. И всё это под вопросительное блеяние двух баранов, страшащихся протянуть к нам руки.

— Фух, — первым делом, сказал я, оказавшись на свободе и утирая рот рукавом, — Кажется, получилось.

В принципе, если судить по сидящей и бурно дышащей девушке, домогательство, успешно перераставшее в развращение, прошло просто идеально! Вся она была встрёпана, взвинчена, возбуждена, взъерошена, но, при всем этом — одета, прикрыта… помята. Правда, окружающим так не казалось. Они орали голосом товарища Могилёва, выражая всю глубину своего возмущения. В чём была суть его претензий я уловить попытался, но не смог, потому что Рита Галкина вернулась в реальность.

…увидела меня.

…протянула ко мне руки с слегка подрагивающими пальцами.

…а потом жажахнула с них какой-то почти невидимой способностью, отбрасывая в стену и меня, и политрука, и обоих баранов! Пусть удар от способности и был мягким, но стена-то вполне твердая! И то, что, совершив это, встрепанная возбужденная девица ойкнула, круглея глазами и прижимая ладошки ко рту, совсем её не извиняет!

Дальше начался цирк с конями в том плане, что просто раздраженный Могилёв и Могилёв, ударенный об стену, — это два очень разных политрука, а Галкина, хоть и переставшая использовать способности, но вспомнившая о претензиях к моей светлой личности — это, всё-таки, не чахлая первокурсница, краснеющая при виде пиписьки в учебнике, а самый настоящий боевой комсорг Стакомска, привыкший окорачивать самых разных неосапов!

В общем, конвоировали меня к ректору под такие страшные крики ссорящейся парочки, что человекообразные бараны, которым надлежало меня вести под руки, семенили впереди, стараясь держать моё чахлое тело между собой и разъяренной девицей, разоряющейся на половину университета так, что сам ректор выскочил к нам навстречу метров за 30 коридора!

Ну а в кабинете…

— Он меня чуть не изнасиловал! — грохотала Ритка, тыкая в моем направлении пальцами. Жеста этого я исправно боялся, ёжась, но морду держал невиновной, а на инсинуации отвечал прямо — ничего не было! Совсем ничего!

— КАК ничего?!! — еще сильнее бесилась комсорг, вызывая у ректора обоснованные подозрения в том, что всё-таки что-то было, но тут уже Могилёв, не взирая на свою вредность и ушибленность, докладывал, что мол оставил нас на две минуты, а когда зашёл, товарищ комсорг была полностью одета, а руки и прочие части полностью одетого товарища Изотова были полностью на виду как у него, так и у двоих свидетелей. Последние робко, но согласно блеяли, продолжая бояться Галкину.

Та не успокаивалась и негодовала так яростно, что бедному ректору ничего не оставалось, кроме как задать мне крайне неудобный вопрос:

— Студент Изотов, будьте любезны, опишите проведенные вами действия в отношении студентки Галкиной, — процедил пожилой мужчина, всем лицом ненавидя себя за эту фразу.

— Докладываю, — сухо и четко начал, — В рамках ранней договоренности между всеми сторонами, оставшись наедине с товарищем Галкиной, произвел домогательства легкой степени!

Девушка аж воздухом захлебнулась, сверля меня взглядом, а я продолжал:

— Немного пощупал за попу, чуть-чуть за правую грудь, затем поцеловал! В процессе поцелуя сменил грудь, продолжая щупать! Всё было максимально невинно и цивилизованно! Я всего лишь чуть-чуть!

Ритка утробно зарычала, а затем, всё-таки придя в себя, возмущенно взвизгнула:

— Это, по твоему, чуть-чуть?!!!

И воцарилась тишина. Полная. Глухая такая. Вполне обоснованная, надо сказать, так как у Галкиной спёрло вторично, а всё потому, что лица всех пяти мужиков, находящихся в помещении, исходили недоумением и полнейшей уверенностью в том, что это было именно «чуть-чуть».

— Так, стоп, — неожиданно хриплым голосом выдал я, — Ты что, девст…

Девушка всхлипнула, спрятала лицо в ладонях, а затем выбежала из кабинета ректора всем своим крупным и слегка опороченным телом. Я угрюмо уставился на ректора. Тот, в свою очередь, на Могилёва. Бараны смотрели друг на друга, желая потеряться.

— Всем выйти, — негромко, но очень внушительно произнес ректор, — А вас, товарищ Могилёв, я попрошу остаться!

Мы со свистом вымелись все втроем. Кажется, кому-то сейчас начнут вставлять нечто неструганное и глубоко. До щелчка.

Чуть позже до меня дошло. Боевая девка, спортсменка, комсомолка, наводит шорох и строит всех подряд. Ну разумеется у Галкиной с личной жизнью полный швах при таких раскладах! Она же наполовину массовик-затейник, наполовину дисциплинарный комитет! Потому и кредит доверия к ней колоссальный, аж на такое дело подписали. Но вот романтического опыта у такой боевой девахи, как выяснилось, наплакал кот. Вот и поняла она мелкое, едва ли не дружеское выражение приязни чуть ли не как тот самый половой акт, который после свадьбы, одетыми и с партбилетами на тумбочке.

Чисто технически, вся эта шалость удалась просто великолепно, потому что злая как не знай кто Галкина великолепно и громко меня ненавидела, часы на моей руке начали показывать фатально низкое значение в 23 балла, а из ректората поступило порицание и выговор с занесением в личное дело. Из среднего, хоть и нелюдимого, студента я моментально стал чуть ли не отбросом общества, скрывающим свое похотливое и хулиганское лицо под благородной металлической маской.

Это как раз было хорошо. А вот то, что от меня начали шугаться наиболее крупные девушки в университете — НЕТ!!

Я не из этих!

Хотя… всё идёт по плану. Да, приходится вновь играть роль, которую я ненавижу — парии и пугала из Кийска, но только в политехе. Дома в общаге всё намного лучше и проще, даже Дашка перестала рычать при встрече. Ну а для дела — чего бы не потерпеть?

С барашками Могилёва мы устроили нечто вроде симуляции мордобоя. Они меня как бы подловили и как бы набили рожу в защиту чести Галкиной, а я как бы подловился и побился. Когда слухи об этом наказании дошли до самой «жертвы», та возлютовала еще сильнее, чем раньше, полоща моё имя при каждом удобном случае прямо как батя всех енотов. На каждом собрании, каждой линейке или мероприятии Ритуська вовсю меня демонизировала, рассказывая всем желающим и нежелающим о глубинах падения некоего Изотова, которого по какой-то превратности судьбы еще не прибили гвоздями к воротам университета. Или, хотя бы, не выгнали из Стакомска ссаными тряпками.