Рубеж веков (СИ) - "Ludvig Normaien" - Страница 36

— Эх, будь тут мои богемцы… — слышит он рядом, оборачивается и видит, что рядом с ним сражается сам фон Русворм. И Лемк стал понимать, что скорее всего это конец, раз уже даже командующий войском, человек, который знаком с Императором, бьётся в первом ряду.

Но это не оказалось концом, так как оттуда же, из-за холмов, откуда какое-то время назад появились сарацины. Появились новые кавалерийский отряды. Три тысячи всадников единым отрядом налетели на многострадальный холм, смяли стоявших там исмаилитов и без промедления ударили в спины увлекшимся сарацинам. Рубя прямыми тонкими мечами, стреляя в упор из пистолей, одетые в хорошие доспехи, савойская конница с союзными отрядами, они навели панику, но когда сперва одиночные, а затем и подхватывающие начали кричать:

— Шахзаде! Шахзаде! — только уже с оттенком страха, отчаяния, то враги в этот самый миг повернулись и начали бежать. Смертельно уставший, Теодор был бы и рад бежать и добивать паникующих врагов, но сил уже не было. Лишь кавалерия, да отдельные солдаты кинулись преследовать врага.

Но тут появился да Мартони:

— Строиться! По местам! Стрелки — зарядить оружие!

Больше всего Теодор хотел его послать к чёрту, но всё так же недалеко был Русворм, появился живой и чёрный как выходец из Чёрных земель Глёкнер и Лемк против своей воли сам начал созывать стрелков и отдавать команды. И когда люди были построены, их повели не на вражеский лагерь, а к своему обозу, в котором забаррикадировались часть врагов. Штурма не случилось. Видя, что те из пушкарей, кто сумел уцелеть, совместно с Карлом Истваном разворачивают орудия на захваченный обоз, какая-то часть всадников попыталась прорваться, и, потеряв часть людей прорвалась, а часть повернула назад и уже там сдалась.

Как выяснилось позднее, корпус Карла Эммануила никто не вызывал, но более многочисленная кавалерия ромеев второго корпуса следила за передвижениями сил сарацин и потому спешила, предполагая что они хотят дать бой, попытавшись воспользоваться случаем и разбить разделённые силы по отдельности. Правда, как многие думали, Карл Эммануил скорее опасался, что Русворм присвоит победу себе и именно поэтому спешил отправить вперёд конницу, поручив номинальное командование ею своему старшему сыну, юному Филиппу Эммануилу.

Пленные… Пленных было много. Тысячи. Сначала те, что сдались в захваченном обозе, разграблением которого они увлеклись до такой степени, что проиграли битву. А потом начали подходить пехотные части савойско-генуэзско-прочего войска, которые сразу шли в сторону сарацинского лагеря, в котором окопалась основная часть отступившей пехоты врага. Истощенные тремя дневными атаками на позиции ромеев во время боя, они были слишком истощены, чтобы оказать свежеподошедшим силам хоть какое-то сопротивление, а потому предпочли сложить оружие. Немногие смогли сбежать оттуда, преследуемые конницей. Таким образом, в руки объединённого войска попали горы добычи — сотни телег с провизией, бочонками пороха, свинца, ядер, сотни мушкетов и аркебуз, клинков, бесконечные связки стрел, холмы сёдел и уздечек, десятки пушек, стада крупного и мелкого скота и многого, многого другого. Так же досталась в качестве добычи казна войска. Сколько там было денег никто не сказал, но слухи ходили самые невообразимые.

Войско силистрийского шахзаде перестало существовать. Спаслась лишь часть конницы, которую не смогли достать, и которая растворилась на просторах западной Фракии и прилегающих гор, образовала неподконтрольные никому банды грабителей, либо начали искать того, кто будет организовывать новое войско.

Первым стремлением, когда смотришь на убитых товарищей, было пойти и перебить всех пленных. И лишь неимоверная усталость победителей спасла тогда многие сотни жизней проигравших. А савойцы с прочими… Они не теряли в битве своих друзей, а потому не испытывали и ненависти к пленным, взяв их под охрану и относясь во многом скорее с неприязнью и некой долей любопытства.

А солдаты Русворма, после некоторого отдыха, начали разбирать тела погибших, отделять своих от чужих, искать раненых, которых привалило убитыми конями или находились без сознания, добивать раненых врагов. Всё это надо было делать быстро, потому как из-за жары уже над полем боя начали виться рои мух, и пока тела были в более целом виде, их следовало похоронить. Правда, со многими телами сарацин поступили проще — их просто стаскивали к Эвросу, и пускали на волю волн и рыб, чтобы их рано или поздно вынесло в море или их прибило на побережье где бы они и разлагались. Но не здесь и не сейчас. А могилы копали уже для соратников. Большие общие могилы, куда укладывали тела рядами, так как рыть одиночные могилы не было никакой возможности. Бледные тела в исподнем закидывали чёрной землёй, священники читали молитвы, а боевые товарищи, с обнажёнными головами стояли рядом, горюя или радуясь, что сегодня они не оказались на их месте.

И Теодор так стоял над общей могилой, над которой возвышался большой крест, сбитый из разбитой телеги. В этой могиле упокоился его друг, с которым они осенью записались в ряды армии. Пётр был хорошим другом, своеобразным. Скуповатый, но это лишь от бедности, в которой он жил. Попав в контарионы, и не успев себя проявить, он был ранен, и судя по всему, когда он упал, его просто затоптали солдаты — свои или чужие, не разобрать. Сид, Евхит и Михаил были ранены и находились в лазарете, а Теодор, Юхим, Илия, Месал и Юц, которому удалось выжить, спрятавшись во время погрома в лагере под телегами, прощались с погибшими. Здесь же лежал и Герберт Бауман, один из первых их инструкторов. Множество других офицеров и простых солдат, с которыми они проводили бок о бок немало времени, а после одного дня никого из них уже не стало.

Лемк, стоя у могилы друга, вспоминал момент, когда после сдачи врагов в обозе, к ним подскакала кавалькада блестящих всадников.

— Поздравляю с победой, мой дорогой Кристоф!

— Как и я вас, Ваше сиятельство! — поклонился фон Русворм, бледный, с обвисшими щегольскими усиками, с обнажённой и окровавленной шпагой и местами помятом доспехе он больше походил на не слишком удачливого наёмника, в отличии от ослепительного в прямом смысле Карла Эммануила, который в своих тонко отделанных золотом латах смотрелся совершенно великолепно.

— Вы появились чрезвычайно вовремя!

— Не мог же я пропустить столь увлекательное дело! Кстати, мне тут рассказали, что там, оказывается, лежит тело сына султана Ибрагима! Не хотите ли взглянуть? На мой взгляд, это весьма любопытно.

— Моего коня убили, Ваша светлость, но как только мне подадут нового, я непременно последую за Вами. — и когда ему подавали коня, он, запрыгивая в седло, лишь с ненависть прошептал так, что было слышно лишь рядом находившимся солдатам:

— Украл, всё-таки украл победу…

И, мазнув взглядом по лицам стоящих рядом солдат, он поскакал вслед за командующим, смотреть на ещё одних мертвецов.

После победы в битве при Эвросе, войска направились к Адрианополю, под которым застряли почти на месяц, ввиду того, что это был большой, богатый и довольно неплохо укрепленный город, не пожелавший сразу открыть ворота победоносному войску. Пока организовали блокаду, занимали более мелкие близлежащие поселения и городки, организовывали лагерь… А потом в войске началась дизентерия, унесшая немало жизней, несмотря на то, что командование сразу начало принимать запоздалые меры — ввело карантин, организовали единые выгребные ямы, запретив гадить где придётся, были организованы из местных водоносы, которые кипятили и разносили речную воду по лагерю. А также саму воду велели брать только выше по течению, а уже ниже — поить скот и лошадей.

Лемка перевели в другую друнгарию, в которой у него не было знакомых, протодекархом. И вроде ему надо было радоваться повышению, но выходило не очень, так как с гемилохитом Натаном Моленаром у них возникла антипатия при первом же знакомстве. Но подарки отданы, обещания получены, осталось держать слово.