Рубеж веков (СИ) - "Ludvig Normaien" - Страница 23

— Зачем? — только спросил Гедик у возвращающегося Лемка.

— Благодарность… На удачу… — только и смог выдать он, сам не понимая, что на него нашло. Ну посчитал он нужным так сделать, вот и всё.

Некоторые из греков, на удивление, только понимающе кивнули, как будто так всё и должно быть, в отличие от латинян, которые посматривая на это, крестились. Как будто это и не они рубили головы трупам и собирались резать пленных женщин.

Трясясь в телеге, он пытался для себя обосновать, зачем он так сделал. Богатую шапку, за которую можно было получить немало серебра, считай выкинул. Измазался сам весь в крови. Хотя и так весь в ней, в принципе, был. Показал себя каким-то сумасшедшим. По крайней мере, именно такие взгляды он на себе ловил. Но обдумывая всё, что произошло, Лемк уже, заскакивая наперёд, и в лагере не пожалел о своём поступке. Обдумывая эту мысль, он пришёл для себя к выводу, что ему важно было показать хотя бы в такой незначительной мере, что забытые традиции их рухнувшей империи ещё живы, что дух побед прошлого присутствует здесь, с ними. Ну а если враги увидят то, что осталось от убитых юрюков, и хоть у некоторых из них поселится в сердцах страх, то Лемк знал — он сделает подобное ещё раз. Старые враги его народа должны видеть — им ничего не сойдёт с рук. Он будет показывать всем, что связываться с армией императора себе дороже и лучше уйти у неё с дороги, покориться или умереть.

В целом путь обратно прошёл успешно. Уже у своего лагеря их попытались атаковать около сорока исмаилитских всадников, видно приняв их за какой-то обоз, везущий припасы армии. Но слитный залп из нескольких десятков ружей быстро охладил их пыл, и оставив пару тел своих товарищей на земле, они удалились на недосягаемое для аркебуз расстояние, откуда пускали редкие стрелу, не причинившие никакого вреда.

В лагере их встречали как героев. Пока вереница телег тянулась в сторону расположения их обоза, почти весь их осадный лагерь вышел посмотреть на это. К ним подходили, хлопали по плечам, если видели знакомых, расспрашивали о том, куда ходили, сколько врагов убили. Среди встречающих в стороне были видны даже офицеры, которые провожали взглядом забитые добром телеги.

Теодора, вместе с остальными, определили в лазарет, но так как у него были не самые тяжёлые раны, его оставили на очереди к лекарям в одну из последних очередей. Пока ждал, его навестили друзья, Месал с Евхитом предложили его быстро подлатать самому. На вопрос каким образом они собираются сделать, они принесли откуда-то комок паутины, отодрали корку запекшейся крови с ран, протёрли тряпкой, залепили паутиной раны и вновь замотали всё это. Когда, после долгого ожидания к нему всё же подошли, чтобы помочь с ранами, то лекарь пришёл к выводу, что тут уже он большего ничего сделать не может, а потому он пока остаётся у них под присмотром. Следующую неделю Лемк провел у них, смотря как прибывают новые страдающие, как умирают один за другим те, кто отправился с ним в налёт на лагерь юрюков. Вообще поправилась примерно половина из оставшихся у лекарей, а половина отправилась за пределы лагеря в своё новое вечное земляное жилище. Причем эта выздоровевшая часть была в основном из тех, кого навещали товарища, кормя и ухаживая за ними. Хотя, в общем, кормёжка в этом месте была неплохая — им давали даже мёд, еда была со специями, в день выдавали немного миндаля. Говорили, что это всё помогает быстрее излечивать раны. Ну а друзья приносили ему его долю из котла, где было немало мяса, так как добыча позволяла им питаться настолько сытно, насколько вообще могли позволить себе солдаты в полевых условиях: баранина, конина (которую латиняне вообще отказывались есть), сытные каши, грубый хлеб, разбавленное вино. В общем — отлично Лемк отдохнул!

Лёжа, он читал сочинение Маврикия, заучивая некоторые моменты, которые ему особенно нравились, предавался мечтаниям, размышлял. Всё было бы вообще отлично, но стоны тех, кому менее повезло, чем ему, омрачали общий ход мыслей и утягивали с небес, где он уже был богатым и уважаемым комитом, на землю, показывая, что война не закончена и в следующий раз он может оказаться на месте очередного испустившего дух товарища. Поэтому при первой же возможности, как только начал чувствовать себя вообще хорошо, показал лекарем свои начинающие затягиваться раны и убеждая, что, так как он декарх, без него десяток совсем распустится и натворит немало дел в лагере, потому что там такие драчуны и сорвиголовы, что ему лучше за ними присмотреть. С чем его быстро и отпустили восвояси.

За то время, что он был в лазарете, ситуация с городом изменилась. Кстати, одним из вопросов, над которым он размышлял — как правильно, лазарет или госпиталь? Пришел к выводу, что это одно и то же, но у них лазарет, так как с ними есть рыцари из ордена святого Лазаря. Так вот, ситуация в городе изменилась. Они уже не осаждали город. Штурмом его тоже не брали, хотя к этому всё уже было готово, так как и ожидаемый флот тоже подошёл, полностью заблокировав город. Но он и не сдался. Вернее, не совсем сдался. Так как там проживали крупные «миллеты», то есть общины армян, греков, то они сумели между собой сговориться и послать человека к командирам осаждающей армии с предложением о том, что они помогут им взять город, в обмен на неприкосновенность жизни и имущества членов общин. На что Русворм ответил, конечно же, согласием. Хоть и всячески постарался показать, что они бы и сами справились, но лишь человеколюбие и заветы Мессии толкают его на путь того, чтобы воспользоваться помощью горожан. И накануне ночью несколько тысяч бойцов просто вошли в город, благодаря распахнутым греко-армянскими войскам сераткулу (ополчение) воротам, устроив там погром и резню, уничтожив почти полностью гарнизон исмаилитов, который не ожидал такого коварства. Но обещания не трогать кварталы и склады (основную часть складов, так как в суматохе захвата порой не разобрать — где чьё) тех, кто решил перейти на сторону правых сил всё же сдержали.

Кстати, так как исмаилиты всех иноверцев объединяли в общины по религиозному признаку, то миллет греков и армян должен был быть единым, но у них во всех сарацинских городах они всегда были разные. А во главе таких общин ставили самого старшего по иерархии священника, спрашивая с него за все деяния членов общины.

Пока в городе офицеры и представители тех кругов, которые финансировали войско и вообще являлись кредиторами ромеев, подсчитывали прибыль от конфискованных в счёт долгов ромеев перед ними складов, кораблей, домов и прочего имущества местных джелепов (купцов), эминов (чиновников), кади (судей), мухтесибов и наибов (помощников судей), сердара (начальник гарнизона), глав эснафов (гильдий) в основном именно исмаилитов, Лемк, который вернулся в расположение своей кентархии, тоже занялся подсчётом прибыли.

Его ждала добыча из лагеря юрюков. Первым трофеем шла телега с палаткой. Её взяли в качестве общей добычи, и вмещала в себя десяток человек, а в упакованном виде, на телеге ещё оставалось достаточно места. Груда одеял, войлока, овечьих шкур, посуды, котёл прилагались. Пара шестидесятифунтовых мешков ячменной муки, немного вяленого мяса. Шерстяные халаты, кожаные шапочки, ношенное исподнее, стоптанные сапожки (неподходящие по размеру), платки, пару отрезов ткани с кушаков, плети, какие-то обмотки. Несколько кавалерийских пик, лук, куча стрел, ржавая сабля и несколько кривых ножей. То есть ничего такого, что бы Теодор себе захотел оставить. Немного женских украшений: пара серебряных, четыре медных колечка, подвески из медных монет.

Когда Лемк пришёл к своей прежней палатке, то увидел увидел уже установленную новую палатку, и встречающих его товарищей. Хоть и недолго его не было с ними, но Теодор успел соскучиться, а потому был рад обнять их всех. Когда он вошёл внутрь и увидел Верни, натачивающего нож, хотел обняться и с ним, но тот лишь хмуро махнул рукой в сторону:

— Вон твоё барахло.

Лемк, сбившийся, лишь пожал плечами и пошёл разбирать добычу. Мардаит, вошедший следом, свистнул ему и перекинул полотняной мешочек с серебром.