Смертник (СИ) - Булгакова Ирина - Страница 33

   Грек посторонился, пропуская легкого на помине Краба. Его трясло. По всей видимости, ему не повезло в котельной. С мокрой куртки стекали капли, бурые повязки на ногах сбились и болтались у щиколоток наподобие спущенных носков. Он тяжело дышал и, не останавливаясь ни на секунду, тискал в руках автомат.

  И вдруг без предупреждения, без грозного рыка и хрипения, в щель между хламом, перегораживающим выход, и потолком, высунулась морда в противогазе. Длинные когти заскребли по бетонной стене, оставляя глубокие царапины.

– На твоей совести, – буркнул Перец, бросив на Краба злой взгляд. – Из-за тебя не успели. Живо, – он бросился вперед. – Десятая клетка, там дырка в решетке. И крышка люка! Сворачивайте вентиль, да побыстрее!

   Сталкер на бегу вскинул автомат. Длинная очередь прошила массивный шкаф. Глухо всхрапнул снорк и исчез. Но ненадолго. Из других, всевозможных щелей уже лезли лапы, стальными когтями раздирая рухлядь.

– Нашел! – крикнул Очкарик и, не дожидаясь приглашения, нырнул в дыру, образованную отогнутыми в стороны звеньями решетки. За ним следом втянулся Макс. Грек швырнул туда же едва передвигающегося от усталости Краба. Только потом обернулся.

   Конструкция, сдерживающая натиск снорков, дрожала. Тряслись шкафы, разбитые панели ЭВМ, хлопали уцелевшие створки. Гора хлама готовилась рухнуть в любой момент.

   Автомат в руках Перца огрызнулся огнем. Первому же снорку, вырвавшемуся из темноты завала на свободу не повезло. Его срезало в прыжке. Но дорога была проложена. Один за другим в зал выбирались твари.

– Чего копаетесь! Живее! Вниз! – орал Перец, отступая к решетке.

   Макс поднял, наконец, крышку и первым погрузился в лаз. Очкарик держал над ним фонарик, пока тот спускался по скобам, вбитым в бетон.

   Снорки расползлись по залу как тараканы. Часть из них карабкались по решетке, находили многочисленные дыры и переползали из отсека в отсек. Перец палил короткими очередями, ловко меняя опустошенный магазин.

   Проводник стоял возле люка, дожидаясь, пока скроется внизу Краб.

– Перец! – крикнул Грек. – Давай скорей, прикрою!

 Сам вздернул автомат и выстрелил в голову снорку, бросившемуся Перцу под ноги. Воспользовавшись поддержкой, сталкер передвинул на спину автомат и протиснулся в дыру.

   Грек ступил на скобу, готовясь к спуску. Перец поднялся на ноги и бросился к люку.

   Оставаясь в неведении относительно опасности, угрожающей Перцу, скрылся из виду проводник.

  Он не видел, как сверху на сталкера упал снорк. Перец повернулся, вскинул автомат, однако выстрелить не успел.

   Этот снорк, на порядок мощнее остальных тварей, бить по ногам не стал. Он резанул острыми когтями Перцу по животу. Сталкер нажал на спусковой крючок, вбивая пули в стекла противогаза.

   Но было поздно. Перец замер, зажимая руками разорванный живот. Скользя между пальцами, полз из чрева бурой змеей кишечник.

   Грек спускался, когда на голову ему обрушился Перец. Тяжелое тело едва не сбросило вниз. Он до боли в суставах вцепился в железные скобы, еще не до конца осознавая, что произошло. За шиворот, обжигая кожу, потекла горячая кровь.

   Перец успел закрыть крышку люка, но часть кишечника осталась снаружи.

   Грек спускался, изо всех сил удерживая на плечах тяжелое тело. Вслед за ними, пристегнутая крышкой люка, липкая от крови, тянулась грязно-бурая лента кишечника.

 Последние капли воды из фляги сталкер стряхнул в рот. Судорожно глотнул. Пересохшее горло дернулось, не пропустив внутрь ни капли влаги.

   Изрытая ногтями земля хранила следы вчерашнего нервного срыва, когда выпита была фляга с коньком. Вместо ожидаемого расслабления, алкоголь возымел обратный эффект. Граммов двести не больше, так, пустяк – только раззадорили. Орал истошно, как мартовский кот, ругался последними словами, которые удалось вспомнить. Швырял в радужную оболочку всем, что попалось под руку. А попались рюкзак, банка тушенки, да контейнер с артефактами. И сразу вместе, и каждый в отдельности. Дошел до того, что тыкал в мыльный пузырь острым ножиком и выпустил с десяток пуль. Короче, отдыхал по полной, и ни в чем себе не отказал.

   Что греха таить? Была, была опасная мысль запихнуть в рот дуло пистолета и выстрелить, раз и навсегда покончив с мучениями. Что его остановило – неизвестно. Во рту до сих пор стоял металлический привкус, и перебить его теми жалкими каплями воды было невозможно.

   В общем, мышеловка должна им гордиться. Не секрет, что аномалии подпитываются за счет пойманных жертв. Иные выкачивают кровь до капли. Например, изнанка. Не сразу, конечно, очень медленно, чтобы надолго хватило. Среди останков, обработанных в той же птичьей карусели, вы вряд ли отыщете хоть каплю влаги. Вакуумные ямы превращают трупы в мумии, а комариные плеши со временем не оставляют вообще ничего. Только тень, вжатую в землю.

   Мельница, та посложнее. Кроме органики питается еще и человеческими эмоциями. Выбраться из нее невозможно. Имелась опосредованная информация от тех, кому удалось наблюдать со стороны за долгой и мучительной смертью попавших в аномалию – далеко не каждый в Зоне согласится прервать твои мучения, сердобольно выпустив тебе пулю в голову. Пагубным пристрастием грешили одиночки, специально заманивавшие в ловушки мародеров. Так вот, тот, кто орет и ругается – живет дольше. В отличие от того, кто смиренно готовится принять смерть. Такая безропотная игрушка быстро надоедает мельнице. От нескончаемых поворотов с головы на ноги и обратно, наступает кровоизлияние в мозг, но еще долго мертвец продолжает крутиться по кругу.

   Так и мышеловка. Если не убила сразу, то потому, что расчитывает вытянуть из него больше, чем даст простая смерть. Сначала сведет его с ума, чтобы потом поступить так, как обычно поступают все аномалии – выжать без остатка.

   Красавчик поставил пустую флягу в центр изрытого ногтями круга и долго смотрел на нее, не мигая. Жратва еще оставалась – в тушенке наверняка имелась жидкость. Так что ближайшие дни он продержится.

Дни… сильно сказано. Сколько там человек может прожить без воды – шесть дней? Или это без сна шесть дней, а без воды меньше? Вот, скоро он будет знать точно, что там происходит в первую, а что во вторую очередь.

   Еще спасибо следует сказать за то, надежду дает, тварь, воздуха не лишает. Хотя предупреждает, без сомненья. Вчера после срыва, полчаса по земле катался, пытаясь вбить в легкие хотя бы глоток. А отдышаться смог только когда успокоился и стал соображать.

   Надежда есть? Она не может не есть – питается, недремлющая, негасимые иллюзии глотает.

   Отправился Глухарь в Зону, некуда ему деться. Пошел. Дойдет ли? Другой вопрос. Но приложит все силы, чтобы дойти.

   Другого бы кого Красавчик не ждал. Тут предполагалось простое решение возникшей проблемы – две пули. Если хотите, четыре – для полного контроля. Две девушке, за то, что слишком много знает. Две лично Красавчику, практически за то же самое. И все. Расчет окончен. Нет свидетелей – нет проблемы.

   Кто-либо иной так бы и поступил. Но не Глухарь, для которого сталкерский Кодекс давно заменил все остальные принципы.

   Кстати, другого сталкера Красавчик не стал бы и напрягать. А на Глухаря возлагал эти самые надежды.

   В оконных дырах гас вечерний свет. Порыв ветра вздыбил кучи песка, лежащие у входа в сарай. По-прежнему капала вода. За последний день, Красавчик перестал воспринимать стук капель не только как постоянный раздражитель, но и как звук вообще. Довод оказался простым и объяснил на пальцах обычную вещь: где-то существует и большой мир, километрах в пятидесяти отсюда. Там покой и нет аномалий. Но где он, а где ты? Взялся ходить в Зону, принимай ее правила. Ты же не задаешься вопросом, почему все аномалии не собраны на одном поле, а рассеяны на огромной площади. Так есть. И не твое дело предъявлять претензии.