Из Ро́ссии с любовью (СИ) - Колч Агаша - Страница 1

«Путешествуя, мы теряемся во времени». Утверждают, что сказал это Марк Твен. Кажется, он тоже был попаданцем.

Болела голова…

Да так, словно вместо мозга в череп насыпали углей раскалённых. От этой нестерпимой боли из глаз катятся слёзы.

И в ушах звенит…

Но что хуже всего — тело плохо слушается, словно не моё вовсе. Каждое движение с трудом, через силу.

Что со мной? Заболела? Нельзя мне болеть! Никак нельзя…

Боясь потерять сознание, я протянула руку и постаралась ощупью найти опору. Под ладонью нечто шершавое, влажное и холодное.

Кажется, стена. Уткнулась лбом в прохладную поверхность, пытаясь остудить мучительный жар и немного прийти в себя.

Легче не стало.

Желая осмотреться и понять, где я, вздохнула поглубже, сморгнула слёзы. Ох, лучше бы не смотрела! Оттого, что продолжала стоять, упершись головой в стену, обзор был ограничен. Видела только то, что под ногами.

Брусчатка!

В нашем провинциальном городке такого чуда отродясь не бывало. Лужи и грязь по колено — в огромных количествах. Покрытие асфальтовое, в котором ям и выбоин больше, чем самого асфальта — в центре имеется. Щебёнка, ежегодно отсыпаемая на относительно благополучных улицах — тоже встречается. А вот таких аккуратных поверхностей, крытых плотно уложенными друг к другу прямоугольными камнями, нет.

От удивления даже о боли на время забыла. Мамочка дорогая, где я?

Чтобы осмотреться, осторожно поворачиваюсь спиной к стене.

Не может такого быть, потому что быть такого не может, — решительно заявляю сама себе.

Да, я стопятьсот раз мечтала погулять по улицам Старого Таллинна, Риги, Праги или любого сохранившегося европейского города с многовековой историей.

Мечтала… Но где я и где те сказочные, прекрасные города?

В нашем городишке недавней выпускнице педагогического колледжа хорошо бы на скромную жизнь заработать. Важнее многих других умений ценится навык растягивать скромный аванс до не менее скромной зарплаты. К тому же хорошо бы прожить от зарплаты до аванса, не влезая в долги.

Поэтому мечта прогуляться по брусчатке, по которой люди ходили двести, а то и триста лет назад, так и оставалась мечтой. Не кредит же на такое брать. Как говорил хозяйственный кот из мультика: «А отдавать чем? Долги отдавать надо!»

Но вот я стою на мостовой, прижавшись к стене, сложенной из тёсаных каменных блоков, кое-где поросших темно-зелёным влажным мхом и, задрав голову, смотрю на башни замка, над которыми развеваются немного выгоревшие под солнцем вымпелы.

Сон? Бред? Чтобы ни было, мне пора возвращаться в реальность.

У меня сегодня первый урок во вторую смену. Надо захватить сапоги и по пути зайти к сапожнику. Может, можно что-то ещё с ними сделать? Или уже не позориться? Он прошлый раз сказал, что не стоит реанимировать дохлую лошадь.

Купить, что ли, резиновые сапожки? Вроде бы модно сейчас… я в журнале, забытом кем-то в учительской, видела. Конечно же, не такие, что на подиумах высокой моды демонстрируют, а те, что доступны мне. Надену под них носки, бабулей связанные, и прохожу до морозов. А там…

Что «там» может измениться через месяц-полтора, я не знала. Зарплату в три раза увеличат? Или Абрамович случайно заглянет в наш богом забытый городок, зайдёт в школу, увидит меня и скажет: «Маша, ваши голубые глаза разбили моё сердце». И бросит к моим ногам новые сапоги, шубку утеплённую и недельный тур в Чехию.

Улыбнулась своим глупым мечтам и…

…ничего не изменилось. Разве что голова меньше болеть стала. Вымпелы по-прежнему развевались, стена холодила спину, а я ничегошеньки не понимала. Мне что, пора паниковать?

Ещё и озноб одолел. То ли от страха, то ли от холода, но стало меня ощутимо потряхивать. Сжала челюсти, чтобы зубы не клацали, поплотнее запахнула тонкую накидку, желая немного согреться.

Стоп! Какая накидка? Сроду такого не носила. Аккуратно, стараясь не привлечь к себе лишнего внимания и дабы не сочли сумасшедшей, осмотрела себя. Тёмно-коричневая юбка в пол, в тон ей накидка до середины бедра, похожая на пончо. Что под ней, пока не вижу. На руках тонкие перчатки, а на голове, похоже, шляпка.

Шляпка?! На мне — шляпка! Скажи кому… Наверное, меня похитили, переодели и в кино историческом снимают. Или, что скорее всего, я грибочками отравилась и сейчас наслаждаюсь галлюцинациями.

Мимо шли люди, одетые по моде… ох, не разбираюсь я в исторических костюмах. Одеты, как в кино о жизни в давние века. Женщины с корзинами в руках, мужчины в куртках забавных. Поодиночке или парами. Некоторые торопливо проходили, не замечая меня, другие оглядывались на чудну́ю девицу, но никому до меня не было дела.

Прошли два горожанина, громко о чём-то споря. Услышав их речь, мне захотелось сползти по стене и завыть в голос. Мужчины говорили по-французски. Нет, я ни разу не полиглот, но «шарман», «тужур», «камрад» я поняла.

— Детка, когда плохо будет, всегда проси Господа помочь. Он добрый и никого не оставит в милости своей, — учила бабуля.

Наверное, поэтому я и взмолилась сейчас:

— Господи, спаси и сохрани!

Хотела тихонечко, шёпотом, но на эмоциях вырвалось в полный, хорошо поставленный учительский голос.

Приличного вида полноватый господин шарахнулся от неожиданности и ускорил было шаг, но вдруг остановился. Оглянулся на меня, внимательно осмотрел с головы до ног и вернулся.

С неприличным любопытством рассматривала я и его самого, и одежду, непривычную глазу.

На вид прохожему лет сорок-сорок пять, гладко выбрит, глаза карие с лёгким прищуром. Из-под шляпы с высокой тульей и большой пряжкой выглядывают ровно подстриженные тёмно-русые волосы с частой сединой. Одет в добротный камзол бутылочно-зелёного цвета и коричневые короткие штаны. На ногах то ли гольфы, то ли чулки, и башмаки на толстой подошве с точно такими же пряжками, как и на головном уборе, но чуть меньше размером.

— Мадемуазель росская? — с жутким акцентом спросил господин.

— Да, месье, — подтверждаю я и неожиданно для самой себя, склонив голову, делаю легкий книксен.

Это когда же я и где таким манерам научилась? Ни бабуля, ни преподаватели в школе и в колледже такому точно не учили.

— Мадемуазель говорит на франкском? — последовал следующий вопрос от неожиданного собеседника.

— Увы, нет, месье, — всё так же кратко отвечаю я, чем вызываю чуть ли не горестный вздох.

Похоже, с русским у мужчины неважно, как и у меня с французским. Пара-тройка дежурных выражений и небольшой словарный запас, который трудно связать в осмысленные фразы. Но собеседник не отступает.

— Мадемуазель хочет работа? — господин с трудом подбирает слова.

Я настороженно делаю шаг назад. Работа бывает разной. Кто знает, куда он меня вербует. Может, мужик сутенёр и работает на публичные дома. Нафиг, нафиг такую работу! Пусть я не понимаю, где я и как сюда попала, но это не значит, что опущусь до продажи тела.

— Но! Но! — затряс раскрытыми ладонями собеседник, поняв о чём я подумала. — Гувернант! Эээээ… Учитель. Вы может?

— Могу, — согласилась я. Правда, опыта у меня всего ничего, но училась прилежно. Пусть не ради знаний, а в основном за стипендию, но диплом без троек.

Облегчение, которое я увидела на лице незнакомца, сыграть, по-моему, невозможно. Или дядька востребованный актёр Голливуда.

— Мадемуазель, прошу! — сначала он молитвенно сложил руки перед грудью, а затем, отступив на шаг, показал, куда нужно идти.

Я и пошла. А что мне делать оставалось? Во-первых, я продрогла и боялась заболеть, во-вторых, стоять и ждать невесть чего было неразумно, а в-третьих, случилось всё после моей мольбы о помощи. Откажусь сейчас — в другой раз могут и не услышать.