Птичка по имени Авелин (СИ) - Красовская Марианна - Страница 26

Я смеялась. И подумала бы, что Ада - дурочка навроде Тешки, но взгляд у этой крохотной брюнетки был острый, внимательный.

Ее светлость герцогиня Шантор отлично разбиралась в моде и имела безупречный вкус. Я была поражена, как ловко она управляла портнихой. Бедная женщина с ног сбилась, пытаясь успеть за её указаниями. А я... я философски вспомнила слова тетушки: "Лучшая помощь мастеру - не мешать ему" и просто молча позволяла снимать мерки и кивала на все предложения Ады.

- Ты какая-то странная, - наконец, недовольно надула она свои очаровательные губки. - Стоишь как статуя, молчишь.

- Я просто вижу профессионала, - уверила ее я. - К тому же у меня опыта нет, а ты - прирожденная герцогиня.

- Это да, - согласилась со мной Ада. - Я все-таки из королевской семьи. Мой дед - старший брат нынешнего короля.

Я едва не вытаращила глаза: вот это да! Нет, моя родня тоже не самая последняя в Эльзании. Мы, в конце концов, одни из немногих птиц. Вот в Фулбине птичьих родов всего три. Но графинь до меня у нас не случалось, а уж родственников короля и подавно.

Интересно, а Ада знает, что я ей вовсе не ровня?

Если и знала - это ее не смущало. Она щебетала как птичка обо всем на свете, а я только молча удивлялась: видала я болтушек, но чтобы настолько! Я даже слово вставить не успевала, но ей это было и не нужно. К вечеру голова у меня гудела. Любопытно, а муж как её выносит? Или при нем она другая?  

- Ада, твой муж – герцог? – наконец, вспомнила я. – Он же старый? Все герцоги старые. Все двенадцать.

- Старый? Ему сорок два, - удивленно посмотрела на меня брюнетка. – Отличный возраст!

- Ой! Ральфу тридцать. И он уже не молод.

- А мне, по-твоему, сколько? – насмешливо спросила Ада.

- Двадцать? – предположила я. – Двадцать один?

- Ну спасибо! – захихикала девушка. – Мне тридцать два.

- Да ну, брось, - изумленно разглядывала ее я. – Не может быть!

- Честно! Маленькая собачка до старости щенок.

- Но ты и в самом деле выглядишь гораздо моложе! – всё еще не верила я.

- Эва, ты маленькая дурочка. У женщин в тридцать только рассвет начинается. Дурь уже выветрилась, зато уверенности в себе и опыта хоть отбавляй!

- А у тебя дети есть?

- Нет. Рано. Слишком опасно сейчас детей рожать.

- Опасно? – удивилась я. – Почему?

- Не бери в голову, - отмахнулась Ада. – Тебя это не касается. Ну и вообще… Я пока не готова стать матерью, мне слишком нравится моя жизнь.

- А какая у тебя жизнь? – спросила я, резонно полагая, что моя жизнь будет похожей.

- О! Тебе понравится! Танцы до рассвета, балы, красивые мужчины вокруг! Путешествия, скачки, салоны мадам Луазье… Новые платья, драгоценности, букеты…

- А какая от тебя польза? – не удержалась я. Мне ведь тетушка всегда говорила, что от любого человека должна быть польза.

- Я красивая, веселая, создаю настроение, дарю любовь и ласку, - нисколько не обиделась Ада. – Я как цветок – радую глаз!

- Любой цветок еще можно использовать по-другому, - задумчиво пробормотала я. – Ромашку в отвар от кашля добавляют, лаванду в духи и пастилки для дыхания, из одуванчиков варенье варят, а из роз – розовое масло.

- А ты умнее, чем кажешься на первый взгляд, - скосила на меня глаза герцогиня. – Женщина, которая находится рядом с влиятельным мужчиной – не только украшение, но еще и помощница. Но тебе об этом знать еще рано. Посмотрим, что из тебя вырастит Ральф, цветочек мой.

Погодите, что значит «вырастит»?

- Ада, Ада, - с театральной грустью протянул мой супруг, очевидно, подслушивавший разговор. – Какая же ты, всё-таки, болтушка!

- Это факт, - качнула черными кудряшками прелестница. – Надо было тебе позвать Хлою.

- Увы, Клебсон занят какими-то своими горнодобывающими делами, - пожал плечами Ральф. – А его жена одна никуда не ездит. К тому же ты более… опытная. Ну что, дамы, не желаете ли перерыв? Сегодня повар побалует нас мороженным! Жду вас в столовой!

Учитель ниххонского, невысокий пожилой дядька с узкими глазами и лысой головой, мне понравился. Он был очень терпелив со мной, много шутил, постоянно хвалил меня – уроки ниххонского стали для меня истинным удовольствием. История, география и искусствоведение были сложнее и скучнее, но и с ними я справлялась. Мои познания в арифметике были признаны достаточными, почерк – приемлемым (хотя уроки чистописания я все равно выпросила), а вот с танцами вышел полный провал.

Я думала, что раз я стройная, выносливая, могу долго ходить и быстро бегать – то мое тело в отличной форме. Оказалось, что это не так. Наутро после первого же занятия я не могла пошевелиться без слез. Все мышцы ныли. Было такое ощущение, что я состою из одной сплошной боли. 

Пришедший на меня взглянуть Ральф укоризненно покачал головой, а потом улегся рядом со мной на постель, погладил по волосам и сказал:

- Эва, да ты, оказывается, неженка! Не ожидал от горожанки, что она сомлеет после одного урока!

- Я не понимаю, каким образом танцы связаны со всеми этими наклонами, приседаниями и поворотами, - проворчала я.

- Это элементы, милая. Поверь, всех так учат. Жаль, что ты такая слабенькая. Я хотел тебя еще учить драться.

- А это мне зачем? – испуганно дернулась я.

- Я не всегда буду рядом. Кто знает, что может случиться в жизни! Впрочем, я уже понял, что это бессмысленная затея. У тебя не получится.

- Почему это? – возмутилась я. – Я вовсе не немощь! Справлюсь, вот увидишь!

Больше всего я в этот момент напугалась, что он пожалеет о том, что взял меня в жены. Это же такая стыдоба – оказаться недостойной и слишком слабой! Нет, конечно, я справлюсь! Я все же из Фернов, а они – бойцы! А еще… травники!

- Ральф, а можно мне на кухню? – спросила я мужа. – Я ведь аптекарь. Хочу сварить себе чай для укрепления мышц и снятия боли.

-Это прекрасная мысль, уточка моя, - заулыбался граф, ловя мои пальцы в свою руку. – Только не в кухню, у меня есть лаборатория. Там есть всё необходимое. 

Он поднес мою руку к губам и принялся покрывать ее поцелуями. Я замерла, трепеща: так… странно и волнительно! Не знала, что пальцы такие чувствительные. Ральф неожиданно слегка прикусил мой безымянный палец, и пискнула: в животе ухнуло, как на качелях, щеки вспыхнули огнем. А он еще и захватил его мягкими губами и принялся посасывать. Я лежала на подушках ни жива ни мертва, с отчаянно колотившимся сердцем. Он что же, собирается… завершить брачный обряд? Или просто играет со мной? Ничего не понимаю.

Выпустив мой несчастный палец, Ральф потянулся к губам. Это было мне понятно, я охотно позволила себя целовать. Его язык нежно ласкал мой рот, наше дыхание смешивалось, меня трясло от волнения и страха, но протестовать я не осмеливалась. Наконец, он отстранился и позволил заглянуть ему в глаза: они были почти черные от расширившегося зрачка.

- Какая ты сладкая, - выдохнул он. – Отдыхай, Эва. Я прикажу, чтобы тебе завтрак принесли в постель.

А потом он просто встал и ушел, оставляя меня всю потную, взволнованную и со странным томлением внизу живота. Что это было вообще? Почему он передумал? Я уверена, будь моим мужем не этот странный граф, а обычный горожанин – он взял бы свое, не вникая во всякие тонкости брачного контракта. Во всяком случае, меня бы это не смутило и не расстроило. А вот граф – расстраивал. Он был мне непонятен, а всё непонятное вызывало острое любопытство. Странный такой: целовать меня целует, пальцы вон облизывает, вроде как дает понять, что я ему нравлюсь (а в Эльзании уверял, что вовсе влюблен), а решительных шагов не предпринимает никаких. На мужское бессилие не похоже, что-то такое твердое там, где и положено, кажется, я пару раз почувствовала.

Лаборатория теперь еще! Зачем ему лаборатория? Он что, химик? Или какой другой ученый? Пока я в нем страсти к науке не заметила, а я за ним всё же немного следила, пока замок обследовала. Он то на балконе кофий пьет с пирожными, то письма какие-то пишет, то с людьми во дворе беседует. Впрочем, может, он по ночам не спит, а готовит всякие зелья! Я просто обязана попасть в эту его лабораторию! И если для этого придется подняться с постели, охая и стеная, я это сделаю!