Комсомолец 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 40

Я выключил фонарь, отдал его капитану. Потом стащил с головы будёновку — её тоже протянул Александрову (часть моего сознания отчаянно протестовала против этого щедрого жеста). Взглянул на тёмное пятно на будёновке — на красную звезду.

— Мне она больше не понадобится, — сказал я.

Капитан советской милиции не отказался от моего подарка. Я скорее почувствовал, а не увидел, что он посмотрел мне в лицо. Глаза не привыкли ко вновь воцарившейся на дороге темноте — милиционер мне сейчас виделся лишь тёмной фигурой на фоне кустов, забора и затянутого облаками ночного неба.

— Александр Иванович… спасибо вам за Дашу, — сказал Александров. — Она вам верит. А значит, верю и я — так и знайте. И не переживайте. Вы своё дело сделали. Пришло время потрудиться мне. Я не последний человек в милиции — как-никак, почти майор.

Сергей Андреевич улыбнулся (я не увидел — угадал его улыбку).

— Всё будет хорошо, — сказал он.

Свитер я не снял — набросил пальто поверх него. Мокрый плед унёс с собой. Относительно аккуратно сложил его только на лавке около больницы (поленился перевязывать его верёвкой — сунул свёрток подмышку). Там же я очистил от грязи ботинки, привёл в порядок причёску. Волосы на голове давно намокли (небо без устали швыряло на землю тяжёлые капли). Но я не жалел, что расстался с будёновкой Комсомольца. И даже радовался этому расставанию. Словно творил в этом головном уборе глупости не по собственной инициативе — а подчинялся воле суконного шлема с красной звездой, пытавшегося сотворить из старого болтуна советского супергероя.

До дома Королевы я добрался без приключений (прислушался к совету милиционера: направился не на автобусную остановку, как подсказывала логика, а в гости к Альбине Нежиной). Не светил по дороге лицом — старательно опускал физиономию к земле; не смотрел на прохожих (спасибо дождю — люди на улице Первомайская встречались нечасто, да и те прятали головы под зонтами). Не встретил я по пути патрули бдительных дружинников, не проходил мимо милиционеров. Брёл по вечернему Зареченску, точно разыскиваемый преступник или иностранный шпион. И чувствовал себя при этом искупавшимся в проруби (в одежде) — постукивал от холода зубами. Не спасало даже зимнее пальто: они тоже пропиталось дождевой водой, потяжелело раза в полтора.

Сердце выскакивало из груди: подъём по ступеням я осилил с трудом — будто за вечер постарел лет на шестьдесят. Наверняка, это сказывалась усталость и недавнее месячное пребывание в больнице. Да и тяжесть намокшей одежды никуда не делась — пальто и свитер прижимали меня к земле, словно лежащая на плечах штанга (подзабытое ощущение: давно не заглядывал в тренажёрный зал — в этой жизни ни разу). Я из последних сил переставлял ноги (прогонял желание постоять, минутку отдохнуть) — как на финишную черту посматривал на лестничную клетку четвёртого этажа.

Пытался не шуметь, но то и дело громыхал тяжёлыми ботинками. Помнил просьбу Александрова не привлекать внимание Альбининых соседей. И подумал уже, что справился с этой задачей. Как вдруг дверь четырнадцатой квартиры распахнулась — выглянула Изольда Матвеевна (в цветастом халате, причёсанная, с ярко накрашенными губами, будто собралась на свидание). Я набрал было в грудь воздух, чтобы поздороваться с женщиной. Но увидел, как пенсионерка нахмурилась, прижала к губам указательный палец и шикнула, призывая меня молчать. Выдохнул, кивнул головой — дал понять, что не пророню ни слова.

Последние ступени преодолевал медленно, крадучись. Боролся с желанием бросить на лестницу мокрый, тяжёлый плед. Думал, зачем вообще тащил его с собой, а не оставил где-нибудь по пути в кустах. Небось, отвык в этой жизни разбрасываться вещами — или получил эту жадность в наследство от Комсомольца. Женщина одобрила мои старания: показала мне поднятый вверх большой палец. Потом вдруг заговорщицки подмигнула, усмехнулась. Вышла из квартиры, громко кряхтя и шаркая ногами. Направилась к шестнадцатой квартире — поманила меня за собой. Вновь жестом велела мне молчать. Постучала в дверь Королевы.

— Альбинка, это Изольда Матвеевна! — громко возвестила женщина. — Девочка моя, открой!

Замок загрохотал почти тут же — будто Нежина дожидалась появления соседки, караулила в прихожей. Никакого звона цепочки. Дверь распахнулась широко. Изольда Матвеевна посторонилась — шагнувшая на лестничную площадку Королева вцепилась в моё пальто, втащила меня в квартиру. Я не ожидал подобной встречи, готовился к долгим объяснениям и расспросам. Но те если и предстояли, то позже. Сейчас же я едва не растянулся на полу, задев ботинком порог. Ощутил в воздухе запах валерианы, услышал за своей спиной голос Изольды Матвеевны — женщина без смущения нарушала вечернюю тишину.

— Альбинка, ты обещала мне вечером отдать печатную машинку, — заявила Альбинина соседка. — Поздно уже. Что если ночью явится ваш алкоголик? Печатная машинка — дорогая вещь. Мне бы не хотелось, чтобы она пострадала из-за его пьяных выходок.

— Конечно-конечно, Изольда Матвеевна, — ответила Королева. — Я уже закончила работать. Сейчас я попрошу Сашу. Он вам её отнесёт.

— Не хочу беспокоить твоего кавалера. Я ещё не старуха. Сама донесу.

Нежина выхватила у меня из рук плед, повертела его в руках (пыталась сообразить, что за мокрую тряпку я принёс). Вручила плед соседке. Принялась расстёгивать пуговицы на моём пальто. Я не сопротивлялся, позволил Альбине стащить с меня верхнюю одежду. Та тут же шёпотом велела мне снять свитер. Его Королева тоже передала Изольде Матвеевне. Шёпотом спросила, где будёновка — я ответил, что избавился от головного убора. Нежина и соседка обменялись заговорщицкими взглядами — пенсионерка ушла (печатную машинку не взяла, но унесла покрывало и свитер). Альбина прикрыла дверь.

— Саша, ты ранен? — услышал я её шёпот, когда стягивал с ног ботинки.

Обернулся.

Прочёл во взгляде Королевы тревогу (почти испуг).

— У тебя кровь на спине, — едва слышно сказала Альбина.

«Валицкий, гад, испачкал, — промелькнула мысль. — Опять придётся пальто чистить!» Я покачал головой. Хотел ответить, будто герой голливудского боевика, что «кровь не моя». Но не выдал эту заезженную фразу. Вздохнул, чувствуя, как подобно мешку с песком на плечи всё сильней наваливалась усталость.

— Со мной всё нормально, — сказал я. — Цел и невредим.

— Значит, это правда? — спросила Нежина. — Саша, ты стрелял в человека?

Я так и не решил по пути к дому Королевы, буду ли рассказывать той о Романе Георгиевиче. Потому что пока не понимал, что именно могу о нём говорить (правдиво, а не выдвигать версии). Разве что рассказал бы Альбине, как стрелял в её хорошего знакомого — это единственный известный мне неоспоримый факт, который я мог поведать Нежиной. Ну, если не считать того, что Валицкий сегодня прогуливался по городу с молотком в руках (молоток выпал из рукава Романа Георгиевича — в этом я тоже не сомневался). На прочие мои утверждения Королева была вправе воскликнуть: «Какие твои доказательства?!» Ответить мне ей было бы нечего (не рассказывать же о вещих снах и о своём предчувствии). Я не сомневался, что Валицкий сегодня хотел убить Дарью Степановну. Вот только доказать своё предположение (уверенность!) никак не мог.

Пуститься в объяснения мне не позволила Изольда Матвеевна. Женщина вошла без стука — принесла стопку одежды. «Чтоб твой кавалер не расхаживал в мокром или нагишом», — сказала она Альбине. Сообщила, что вещи принадлежали её покойному мужу («Рука не поднимается почистить шкафы, пусть уж его одежду потом выбрасывают вместе с моей»). Отругала Королеву за то, что я по-прежнему торчал в прихожей, а не «грелся» в горячей ванне. Отправила Альбину «разжигать горелку» (я вспомнил, что видел на кухне у Нежиных газовый водонагреватель) и «пускать воду». Шёпотом заявила, что Альбина ей «как внучка», и что если я «забалую» — она оторвёт мне руки и ноги, а «прочие конечности» завяжет «бантиком». Забрала моё пальто («Просушу, почищу») и удалилась, погрозив мне на прощание пальцем.