Сайберия. Том 1 (СИ) - Василенко Владимир Сергеевич - Страница 36

— А я всё-таки не пойму, почему вы называете эмберит живым, — проворчал здоровяк — приятель Кудеярова. Кажется, он называл его Кочаном. — Это же просто камешек.

— Да помолчи ты! — шикнул на него сам Кудеяров. — Вы лучше скажите, Николай Георгиевич. Если в эмберите содержится эдра, и Одарённые могут её поглощать, то… Что насчёт обычных людей? Они могут тоже получить какой-то Дар? Многие же, например, амулеты всякие носят с эмберитом…

— Это очень сложный и интересный вопрос. Но тоже немного не по адресу. Есть теории, что взаимодействие с эмберитом и вообще жизнь в приграничных с Сайберией районах, насыщенных эдрой, способствует появлению новых Одарённых. Не таких сильных, как нефилимы — с ними отдельная история. А вот по поводу вашего вопроса про то, что эмберит живой… Я сказал, что он квазиживой. То есть обладает некоторыми признаками органики, хотя ей определённо не является

Кабанов подошёл к доске и после некоторых операций с оборудованием развернул несколько больших плакатов. На одном была фотография скалы с вкраплениями стекловидной массы — что-то вроде той парящей глыбы, что была установлена напротив входа в институт. На другой изображена какая-то схема, напоминающая иллюстрации из учебников по биологии.

— Как я уже говорил, эмберит при рассмотрении через микроскоп имеет ячеистую или волокнистую структуру, чем-то напоминающую структуру древесины. При этом многолетние наблюдения за месторождениями эмберита в естественной, так сказать, среде, показали, что размер вкраплений — их ещё называют самородками — постепенно увеличивается.

— То есть он действительно растёт? Как грибы?

— Что-то вроде того. Мало того, при добыче многие самородки имеют специфичную форму — они округлой или овальной формы, и от них в скальную породу тянется длинный истончающийся хвостик. Что-то вроде стеклянных капель — их ещё называют слёзы принца Руперта. Знаете? Нет? Ну, хорошо, на лекциях по физике вам расскажут…

— Так может, их как-то можно выкопать с корнем и потом выращивать где-то?

Кабанов рассмеялся.

— Вполне закономерный вопрос. Однако, увы, это пока никому не удавалось. Я сам лично участвовал в одном масштабном эксперименте. Мы нашли крупную друзу солнечника на вершине скалы, похожей на высокий столб. Высотой он был в пять раз выше человеческого роста, и метра три в поперечнике. И мы решили попросту подрубить его под основание и увезти друзу вместе со всей скалой. Это была нетривиальная инженерная задача, мы угрохали на это два месяца. Но в итоге всё оказалось напрасно. Очевидно, корни солнечника уходили ещё глубже.

— А до каких размеров тогда могут вырасти эти самородки? Вы какие находили?

— Самый крупный эмберит, который я видел своими глазами, был… — Кабанов деловито насупился, раскинув руки, как рыбак, хвастающийся уловом. — Пожалуй, раза в два больше лошадиной головы. Но, теоретически, могут быть и гораздо более крупные размеры. Это даже, я бы сказал, логически обосновано, поскольку разрастающиеся друзы постепенно сливаются друг с другом. Некоторые типы эмберита к этому склонны больше остальных. И тут мы плавно подходим к ещё одной знаменитой легенде… Об эмберитовых столпах.

В дверь постучали, и в аудиторию заглянула Амалия. С виноватым видом взглянула на Кабанова, показывая на часы. Тот подошёл к ней и после короткого разговора обернулся к аудитории.

— Прошу меня извинить, молодые люди. Лекцию придётся закончить немного раньше, у меня образовались важные дела по административной части…

— Ну хотя бы про столбы расскажите, Николай Георгиевич! — взмолились с первых рядов.

— А вы их сами видели? — выкрикнул кто-то.

— Ты чем слушаешь? Говорят же, это легенда…

Кабанов, чуть помедлив, всё же вернулся за кафедру.

— Ну, хорошо, совсем коротко. Сами понимаете, для любого изыскателя найти столп эмберита — это тоже что-то из разряда мечты всей жизни. Хотя бы потому что чем крупнее фрагмент — тем больше эдры он содержит и дороже стоит. Зависимость тут не линейная, идёт взлёт по экспоненте. Однако огромный вопрос, что делать с этой находкой. Понимаете, что произойдет, если попытаться каким-то образом срубить его? Взрыв энергии, высвобождающейся при этом, убьёт всё живое в огромном радиусе. И тут даже конкретный тип эмберита не имеет значения.

— Как же его тогда срубить?

— Ну… — Кабанов замялся, будто сомневаясь, стоит ли об этом говорить. И почему-то встретился взглядом со мной. — Рубить столпы совсем не обязательно. Есть теория, что как раз они и дают побеги остального эмберита. Представьте что-то вроде гигантской грибницы, тянущей свои тонкие, едва видимые корни на многие километры вокруг. А ещё… Задумайтесь, какое влияние на окружающую местностью будет оказывать столп эмберита, размером, скажем… с это здание?

— Смотря что это за эмберит.

— Конечно. Если, например, это какая-то токсичная разновидность, то мы получим на много вёрст вокруг ядовитую, мёртвую пустошь. А если, например, это огромный жар-камень? Где-то там, далеко на востоке, где уже не бывает лета? Вокруг таких столпов могли бы образовываться отогретые области. Как оазисы в пустыне вокруг источника воды. И что можно найти в этих оазисах? Какие существа, а может быть, и люди могут жить там, отрезанные от остальной цивилизации сотнями вёрст колдовской мерзлоты?

Слушатели снова притихли, и вопрос из аудитории донесся уже когда Кабанов направился к дверям.

— И такие правда существуют?

Ректор, берясь за дверную ручку, обернулся и с улыбкой ответил:

— Я же сказал — это легенды.

После того, как Кабанов вышел, в аудитории будто переключили невидимый рубильник — поднялся обычный студенческий галдёж. Все принялись переговариваться, кто-то начал собирать вещи, кто-то уже рванул с места, будто только и ждал, когда преподаватель выйдет.

А я так и сидел, крутя между пальцами карандаш и уставившись в одну точку. За всю лекцию я не записал ни слова, но в этом не было необходимости — новая информация была для меня так важна, что я впитывал её, как губка.

Особенно меня зацепила последняя часть — про Одарённых и их взаимодействие с эмберитом. Учитывая специфику моего Дара, в голове сразу же зароились идеи по поводу того, как можно применить эти знания.

Ну, и, конечно, столпы. Когда Кабанов сказал про огромный столп из жар-камня, у меня сработало чувство дежавю. Я уже точно слышал об этом. Точнее, видел. Вспомнились рисунки и пометки на старых географических картах, которые я разглядывал в последние дни.

Начинаю догадываться, что именно пытался отыскать Аскольд.

— Отличная лекция, хоть и короткая! — следуя за мной по коридору, восторженно делился впечатлениями Жак. — Я ещё больше утвердился в решении поступать именно на геолого-исследовательский факультет. И не терпится поскорее приступить к занятиям. А ты, Богдан? На какой факультет зачислен?

По-русски Полиньяк чесал очень и очень неплохо, почти без ошибок. Хоть и с акцентом, особенно заметным на словах с буквой «р». Ещё у него была беда с ударениями — в большинстве случаев он норовил делать их на последний слог.

Из аудитории мы вышли вместе — француз увязался за мной, будто мы уже старые друзья. Впрочем, я был даже рад. Парень был неординарный, он мне сразу понравился своим неуёмным любопытством, смелостью и непосредственностью. К тому же, если честно, мне не хватало человека, с которым можно было бы пообщаться по-приятельски. Тот же Велесов на эту роль не подходил. Со здоровенным, как медведь, мрачным упырём как-то не тянет вести дружеские беседы.

— Я тоже на исследовательском. Будем сокурсниками.

— Très bien! Очень хорошо! А жить будешь тоже в казарме? Или как это тут называется… общежизние… общежитие?

— Говори «общага», так будет проще, — улыбнулся я. — Я пока не решил. Надо закончить кое-какие дела.

— Могу составить компанию. До вечера я совершенно свободен. Если ты, конечно, не против.