Роксана. Детство (СИ) - Колч Агаша - Страница 14

— Вот здесь, — ничего не понимающий работник вытащил за шнурок кисет, висевший на шее.

— Верни, — протянула я руку.

Мужик начал было послушно развязывать мешочек с драгоценным рисунком, но понял, что дело нечисто, и перестал теребить узел завязки:

— Барышня Роксана, толком объясни, что случилось? Почему бумагу забираешь?

— Не получится у нас с вами работать, Пётр Сидорович, — жалобно проблеяла я. — Говорю же, не те вы люди, чтобы в таком деле участвовать.

— Почему? — у мастера опустились плечи и потух огонь, горевший в глазах.

Должно быть, он уже распланировал, куда и как будет прибыль тратить, и тут такой облом. А без моего позволения строить они не смогут — клятва не позволит.

— Понимаешь, уважаемый, ледник — это не уборная. Для солидных людей строить непросто. Помимо мастерства вежество понимать надо. А вы в этом ни ухом ни рылом.

— Да как же… — совершенно растерялся бригадир.

— А ты поди сюда, посмотри, — поманила я Петра на крыльцо.

Тот было шагнул на чистые доски, но глянул на свои заляпанные грязью сапоги, крякнул и, обойдя крыльцо, встал рядом, но на землю, почти сравнявшись со мной ростом.

— Что смотреть?

— Скажи, ты когда вчера ко мне пришёл, двор видел?

Собеседник хмуро кивнул. Кажется, он начинал понимать, о чём я толкую.

— И грязь эту, словно здесь стадо диких кабанов картошку рыли, тоже видел?

— Так а как лёд-то возить? — начал было оправдывать учинённый разгром мастер, но я его прервала.

— За каким грехом обе телеги разом во двор загонять? Вот сейчас, разворачиваясь, твой Гнат остатки дернины сметёт и устроит тут болото. Нет?

— Да, — хмуро кивнул бригадир и хотел было броситься, чтобы остановить работника.

Но я его не отпустила.

— Стоять! — ух, как хорошо-то получилось. Громко, звонко, командно. — Самому бы понравилось, если бы тебе, пусть даже ради благого дела, разор учинили? Ладно, мы люди свои, и я знаю, что вы после себя и ограду поправите раскуроченную, и двор найдёте чем засыпать, дабы грязи не было. Потому что заказчиков сюда водить на показ, а значит, должно быть не только качественно, но и красиво. — Бригадир повинно кивал. Только я не собиралась на этом останавливаться. — А вдруг вы такое непотребство у старосты устроите, к примеру? Заплатит он вам после такого погрома? — мастер вздохнул, понимая, что не заплатит. — А если вы его сад, огород или углы подворья с нужником попутаете, так и вовсе люлей получите.

Пётр Сидорович неверяще вытаращил на меня глаза. Я только молча кивнула и взглядом показала сначала на отметившегося работника, а потом на сарай. Поняв, что бригадир осознаёт, сколько они накосячили всего лишь за одно утро, я сделала «контрольный выстрел»:

— Поэтому я, пожалуй, других мастеров искать стану. За лёд и работу, чтобы обид не было, бабушка с вами расплатится.

Мастер ошалело таращился на меня.

— Да как же это, барышня?

— А так же! Не собираюсь за вами, как за сосунками ходить и носом в ошибки тыкать. Ты меня дважды спрашивал: «С чего начнём?». Я каждый раз отвечала, но подумать не могла, что должна была упомянуть взрослым дядькам, что до ветру в уборную, а не за угол ходить следует. Хотите новое строить, так и делайте по-новому. Так, чтобы после вас ни грязи, ни мусора не оставалось. Додумались же лёд от солнца мешковиной укрыть, почему же ума не хватило землю выкопанную не под ноги из ямы выбрасывать, а прибрать, дабы не затоптали? Могли бы потом её в огород или в палисад высыпать. Дело надо обустроить так, чтобы после вас заказчики не за голову хватались и бежали хозяйство восстанавливать, а соседям хвастались, как всё ладно получилось, и не пожалели ни об одной потраченной мышке.

Хотела было сказать о внешнем виде, о нечёсаных волосах и кудлатых бородах, но оставила на потом. И так бригадиру мозг сломала в понимании культуры труда. Посмотрю, что из этого получится.

Высказавшись, не прощаясь ушла в дом, сделав вид, что забыла забрать чертеж из-за расстроенных чувств. Правда, особо актёрствовать для этого не надо было. Трясло меня от гнева не по-детски.

— Ксаночка¬—детка, что там случилось? — поинтересовалась Глафира, отходя от печки.

После вчерашнего похода в баню бабушка моя преобразилась. Промытые волосы, собранные в высокую причёску, открыли изящный овал лица и горделивую шею. Платье, сшитое из дорогой ткани, подчеркнуло хорошую фигуру. Даже из глаз исчезло нечто такое, что старило её и клонило к земле.

— Какая ты у меня красавица! — похвалила я женщину, глядя на неё с улыбкой.

— Спасибо, птичка моя, — обняла меня Глафира. — Мне бы ума и практичности немного, было куда как лучше для нашей сегодняшней жизни.

— Не печалься, родная, — погладила я опекуншу по плечу. — Верю, что святая Роксана не оставит нас в своей милости и мы с тобой ещё будем благополучными и счастливыми.

— Доброго дня, милостивая госпожа! — голос неожиданно вошедшего мужчины заставил вздрогнуть и разомкнуть объятия.

Это у них здесь фишка такая — без стука входить?

— Добрый день и вам, любезный господин урядник, — поднялась Глафира. Спина прямая, плечи развёрнуты, взгляд… Вот как она так может? Только что носом хлюпала и на жизнь сетовала, а вот уже царицей Савской на мир взирает. Полна чувства собственного достоинства и родовой гордости. — Проходите, Гаврила Давыдович. Чай предложить не могу, но есть похлёбка с зайчатиной. Будете?

— С зайча-а-тиной? — удивлённо протянул представитель власти, снимая фуражку и вытирая лысину большим клетчатым платком. — На охоту ходили?

Урядник пошутил, а я насупилась. Это мои слова… были. Это я так Марфу поприветствовала. И отчего-то говорить, что Дружок у нас добытчик, не захотела.

— Он сам пришёл, — хмуро ответила я на шутку. — В ограде запутался, а пёс наш его придавил.

— Вы и пса завели? — продолжал удивляться полицейский.

— Он тоже сам пришёл, — всё так же неприветливо отчиталась я.

Дядька, глядя на мою хмурую мордашку, продолжал шутить:

— Вот бы к вам во двор корова сама забрела или хотя бы коза. Глядишь, хозяйством обзавелись бы.

— Их кормить надо, а у нас сена нет, — приветливости в моих словах не добавилось, но разговор поддерживать надо, а Глафира или что-то делает, или говорит.

Сейчас она доставала с полки миску и наливала в неё похлёбку. Отвлеки её на беседу, и случиться может всё что угодно. Или чугунок перевернёт, или ошпарится супом горячим, или миску из рук выпустит.

Наконец-то еда стояла на столе, и урядник с удовольствием вдыхал аромат наваристой похлёбки.

— Глафира Александровна, никак, готовить научились? — втянув в себя первую ложку супа и хмыкнув от удовольствия, обратился он к моей опекунше.

— Поздно мне уже учиться, — отмахнулась бабушка. — Это Марфа Кузнецова — добрая душа, за денежку малую взялась нам с Роксаночкой помогать.

Урядник, услышав новость, нахмурился, отложил ложку — благо, что уже доел всё, — и вытер платком усы.

— Марфа, говорите? — потянулся к отложенной форменной планшетке, достал из неё серый конверт с большой печатью и как-то просительно посмотрел на бабушку. — Глафира Александровна, голубушка, помогите, Триединого ради!

— Да чем же я вам, господин Замыков, помочь-то могу? — женщина, чувствуя подвох, смотрела на урядника строго.

Дядька помялся, покрутил головой, повздыхал и наконец решился:

— Мужика у неё убило. Вот из полка известие пришло. Передать надо, да я слёз бабьих терпеть не могу. А она точно выть будет. Может, вы сами как-нибудь, по-свойски, по-бабь… ну, в смысле по-женски, известите…

Урядник что-то ещё говорил и не слышал, как у него за спиной по косяку входной двери сползала Марфа, услышавшая страшное известие о своем Ванечке. И не выла она, как того боялся полицейский, и сознания не теряла, чего боялась я, а просто смотрела вопросительно на Глафиру, словно та ответ знала, и шептала безостановочно: