Ловушка для демона - Джордан Роберт - Страница 3

• Предыдущая
• 3/57
• Следующая

– Очень маленькое предательство, – сказал невозмутимо Найпал, собрав, однако, всю свою волю, чтобы сохранять спокойствие.

– Мне не нужно знать расположение гробницы. Только один-единственный воин из многих тысяч!

– Вырваться из пут после двух тысячелетий оков – это одно, но предать то, что я был обязан охранять, – это совсем другое!

– Я предлагаю взамен этого свободу, Масрок. Свобода после двух тысяч лет заключения.

– Две тысячи лет, о Человек? Вся человеческая жизнь – не более, чем секунда мысли для меня. Что такое время для меня?

– Две тысячи лет, – повторил колдун.

– Гробницу охраняют еще три таких же демона, как и я, – произнес медленно Масрок. – Такие же, как я, мои двойники. Мы все были созданы из кружащегося куска Хаоса в момент, когда само Время было только что создано богами. Три таких же демона, как я. Это потребует времени, о Человек.

Найпал едва сумел скрыть свое возбуждение.

– Сделай это как можно скорее. И помни, что когда твоя служба будет закончена, ты получишь свою свободу. А теперь ступай, Масрок. Я приказываю тебе!

Еще раз раскаты грома сотрясли комнату, и огненная клетка опустела. Найпал вытер дрожащей рукой пот со лба. Дело было закончено. Еще одна нить вплетена в ковер с необыкновенно сложным узором...

Легкая улыбка появилась на лице чародея. Когда узор будет окончательно сплетен, весь мир склонится перед Вендией и, сам того не осознавая, мир склонится перед ним, Найпалом.

На расстоянии город казался сделанным из драгоценных камней, слоновой кости и золота на фоне сапфирового моря, вполне оправдывая свое гордое имя – «Золотая Царица Вилайета». Однако более близкое знакомство с городом объясняло также, почему люди дали Султанапуру другое, менее изящное название – «Позолоченная Шлюха Вилайета». Защищенный широким и большим молом и волнорезами, залив был переполнен кораблями, которые давали Султанапуру все права называть себя Царицей, но на каждое торговое судно, нагруженное до самых краев шелками из Кхитая, на каждую галеру, которая везла пряную корицу, перец и ваниль из Вендии, приходился один, а то и два корабля из Корафа или Хоарезма, насквозь пропахших отчаянием и потом, и знакомым страшным клеймом работорговца.

Золотые купола-луковицы поднимались вверх над дворцами из бледного мрамора, алебастровые шпили, казалось, пронзали собой небесно-голубую высь, но улицы были кривыми и грязными, забитыми разношерстным сбродом, даже в самых богатых кварталах, так как Султанапур рос во все стороны, быстро и без всякого плана. Городу было много столетий, сколько?.. Этого никто не мог сказать... Не один раз уже за свою долгую историю город погибал, его золотые дворцы и гордые храмы давно уже забытых богов разрушались и рассыпались в прах и пыль. Однако с каждой новой смертью новые дворцы и новые храмы, посвященные новым богам, вырастали, как грибы после дождя, на руинах старых храмов, и точно так же, как грибы, они теснились вместе, так плотно, как только могли, оставляя лишь кривые узкие проходы между улицами. Город был пыльным, поскольку в этих краях дождь выпадал только раз в год, и это тоже имело свой отличительный запах. Без дождя, который мог бы омыть улицы, тяжелый запах годами висел в горячем, душном воздухе, какая-то странная смесь из специй, пота, духов и навоза. Тысячи запахов сливались вместе, и уже невозможно было отличить один аромат от другого. Запахи смешивались в жуткие миазмы, висевшие день и ночь над городом и ставшие такой же неотъемлемой его частью, как и любое его здание. На каждом углу в Султанапуре стояла баня; это были украшенные богатым орнаментом мраморные сооружения с бассейнами, покрытыми красивой мозаикой. В них прислуживали чернокожие рабыни и служанки, не прикрытые ничем, кроме своей блестящей кожи. Были бани и победнее, обычные деревянные дома, стоявшие позади таверн, где служанки могли поскрести спину клиенту за стоимость стакана дешевого вина. Но не запах, а постоянная удушающая жара сделала бани традицией. Сморщенный в гримасе нос, надушенные лицо и одежда были отличительными приметами чужеземца в Султанапуре, так как для тех, кто жил здесь, запах стал привычным и не столь уже неприятным, да у них и времени не было на то, чтобы его замечать. Здесь всегда было полно чужестранцев, так как Золотая Шлюха Вилайета привлекала людей особого сорта со всех концов мира. В прохладном, расположенном в усаженном фиговыми деревьями, отбрасывающими приятную тень, квартале можно было встретить чернокожего купца из Пунта, разговаривающего с кхитайцем с глазами миндальной формы и обсуждающего с ним качество вин из Зигнары, или бедного коринфийца, который разговаривал с увенчанным тюрбаном вендийцем о караванных путях, доставляющих слоновую кость в Иранистан. Улицы являли собой смешанный калейдоскоп разноцветных халатов и тюрбанов, из сотен городов разных стран, а на рынках и базарах можно было слышать языки и диалекты стольких стран и княжеств, что их невозможно было перечислить. В одних местах товары покупались и приобретались честно. В других товары были скуплены у пиратов, бороздящих море. Или же монеты переходили из рук в руки бандитов, грабящих караваны, либо доставались контрабандистам с черного побережья. Но каким бы образом ни добывались товары, едва ли половина их проходила через царскую таможню Султанапура. Султанапур был царицей, гордившейся своим непостоянством царю...

Несмотря на то, что ростом он был намного выше и в плечах шире почти всех, кто проходил мимо, мускулистый молодой парень не привлекал к себе слишком большого внимания, шагая по переполненным улицам, по которым катились сотни запряженных буйволами телег, немилосердно скрипевших. «По крайней мере, они могли бы не пожалеть медяка на смазку», – подумал юноша. Почти все телеги спешили к порту.

Туника из белого полотна плотно облегала сильное тело; широкий, длинный меч в простых потертых кожаных ножнах висел на поясе. Но ни меча, ни широких плеч парня явно не хватало для того, чтобы выделиться из толпы в Султанапуре. Большие мужчины, мужчины, которые ходили с мечами на поясе, всегда могли рассчитывать найти работу в городе, где никогда не было недостатка в товарах или жизнях, которые нужно было охранять.

Волосы густой черной шапкой спускались юноше на плечи; на лбу они были перехвачены тоненьким кожаным ремешком. Глаза юноши были такие же голубые, как цвет моря Вилайет, и жесткие, как агаты. И эти глаза привлекали пристальные взгляды тех немногих людей, которые обращали на парня внимание. Некоторые делали знак пальцами, чтобы отогнать дурной взгляд, когда голубоглазый гигант проходил мимо, но те, кто делал это, делал это осторожно и незаметно. Одно дело избежать проклятия этих странных голубых глаз, но рассердить их владельца было делом совсем иным, особенно когда было видно, что кожаные ленты на рукоятке меча были отшлифованы от долгого употребления, а походка и лицо показывали, что парень нисколько не возражает против того, чтобы еще раз-другой использовать свое оружие. Юноша видел тех, кто делал пальцами рожки при встрече, отгоняя злых духов, но не обращал внимания. Два месяца жизни в Султанапуре приучили его к таким людям, и он не сердился на них, а скорее игнорировал. Порой он пытался представить, что бы эти люди подумали, если бы вдруг очутились в его родных горах, в Киммерии, где глаза любого цвета, кроме серого и голубого, так же редки, как его собственные в этой южной стране – в Туране. И очень часто с тех пор, как он попал в этот город, он с грустью смотрел на голубое море Вилайет, которое дразнило своей влажностью сухой воздух, и вспоминал с тоской о пронизываемых ветрами снежных горных склонах своей родины. Он тосковал по Киммерии, но тоска его длилась не долго. До того, как судьба привела его в Туран, он был вором, однако понял, что золото, добываемое таким способом, имеет свойство растекаться между пальцами быстрее, чем вновь появляется. Он собирался когда-нибудь возвратиться в Киммерию, но с таким количеством золота, чтобы бросать его горстями, как воду. В Султанапуре он нашел старого друга и новое ремесло.

• Предыдущая
• 3/57
• Следующая