Шлак (СИ) - Велесов Олег - Страница 26

— Они сейчас в соседнюю квартиру зашли, — шепнул он. — Коптер пролетит, сразу идём.

Жужжание шло по нисходящей. Напротив окна оно стало настолько громким, что почудилось, будто коптер влетел в комнату. Но тут же начался спад. Коптич скользнул через порожек, на корточках пробрался к отверстию и прыгнул в него головой вперёд.

У меня так не получилось, пришлось разворачиваться, чтобы пролезли плечи, и я не нырнул, а вывалился по другую сторону плиты. Коптич, стоя на коленях, пытался открыть дверь.

— Чё тормозишь?

— Не открывается!

— Надави сильнее.

— Куда сильнее? Она изнутри закрыта.

— Замечательно. И что дальше? По каким балконам дальше бегать будем? Я же говорил, дворами уходить надо, а теперь всё, доигрались.

Во мне снова заиграла паника, второй раз за полчаса, но теперь мы уже на сто процентов в жопе. Никуда не дёрнешься. Я приподнялся. В окнах все стёкла целы, разбить — привлечь внимание. Охотники, услышав любой посторонний шум, сбегутся на него. Господи… Нащупал что-то тяжёлое под ногой, сжал.

В квартире зазвучали шаги, хлопнула дверь в санузел, загремела посуда на кухне. На балкон кто-то вышел. Мы вжались в стену. Если он заглянет в дыру…

— Чисто.

По голосу — Жестянщик. Он вышел на балкон, облокотился о парапет. В дыру я видел ботинки, такие же, какие подогнала мне Тёща. Ни у одного ли продавца мы отовариваемся?

— Эй, ты уснул там?

— Вид хороший.

— Давай на следующий этаж.

Жестянщик приподнялся на носках, харкнул и вернулся в квартиру. Шаги затихли. Я вытер лицо и посмотрел на Коптича. Тот беззастенчиво скалился.

— Обоссался? Хе. Видел бы ты свою рожу.

— Твоя не лучше.

— Не сомневаюсь. Смотрю в тебя как в зеркало… Классный ты мужик, Дон. Я бы тебя на сушку взял.

— Это типа в разведку?

— Это типа на тварей. У меня своя артель была, пока нас рейдеры под Чёрным Оврагом не раскатали. Ну да это долгая история, а нам надо рвать отсюда. Эти друзья сейчас до пятого этажа доберутся и начнут заново всё обшаривать, но уже основательней. Поэтому тихо выходим на улицу и бежим быстро и долго. У нас пять минут, пока им с точки не сообщат, что маяки сместились. Ну, чё смотришь? Ноги в руки и на выход.

Я шагнул к отверстию. Нырять не стал, неудобно. Сунул ногу, потом голову, перенёс вес и продёрнул плечи, обтираясь о крошащийся бетон. Выпрямился…

Возле балконной двери стоял парень. Лет двадцать, в клетчатой рубахе, в руке двустволка дулом вниз. Он застыл, увидев меня, потом медленно потянулся к выходу и прохрипел:

— Мужики…

Я ударил его утюгом. Удар пришёлся острым углом в висок. Парнишка обмяк и съехал по стене на пол. Меня заколотило, рука поднялась и опустилась второй раз. На лицо брызнуло тёплым, я машинально утёрся и ударил снова. На клапане рубашки было вышито «Афоня». Это тот, который… Один из них.

Над ухом стрекотало. Я распрямился, повернул голову. Напротив балкона висел коптер, объектив камеры был направлен на меня. Всё, что он сейчас видел — видит тот режиссер. Сука! Я размахнулся и швырнул утюг в него. Коптер вильнул, уклоняясь от броска, и вернулся в прежнее положение.

Из отверстия вынырнул Коптич, склонился над парнишкой. Без лишних вздохов обхлопал карманы, расстегнул патронташ, повесил на шею. Коптер приподнялся над балконом, заглядывая внутрь. Коптич подобрал ружьё и дёрнул меня за руку.

— Чего расселся? Бежим!

На меня напала апатия. Мир вдруг стал тусклым, и Коптичу силой пришлось тянуть меня за собой. На лестничной клетке я услышал, как этажом выше ругаются:

— Афоня, мелкий выпердыш, тебя долго ждать?

Дикарь приложил палец к губам, хотя я и без того не был настроен на разговоры, и начал медленно спускаться. Одной рукой он подталкивал меня, второй держал за цевьё двустволку, направляя стволы вверх.

На улице апатия сменилась истерикой. Коптич продолжал подталкивать меня, оборачиваясь к подъезду, а я заговорил быстро:

— Я ударил его утюгом. Я ударил его. Откуда у меня утюг?

— Тише… Ты подобрал его, когда Жестянщик на балкон вышел.

— И я ударил его. Ударил. Я никого… никогда. Это впервые. Я убил его? Ну конечно. Утюг тяжёлый, я убил его. Как же иначе.

— Тише, Дон… Это нормально. Ты защищался. Иначе он убил бы нас. Ты молодец.

Он говорил вполне правильные вещи, но понимание того, что я убил человека, выворачивало желудок наизнанку. Меня стошнило. Весь не переваренный завтрак вывалился наружу. Вытирая губы, я продолжал сипеть:

— Убил, убил. Представляешь? Убил…

Из подъезда выскочил охотник, завертел головой. Коптич выстрелил навскидку. Заряд дроби увяз в разгорячённом асфальте далеко в стороне. Охотник метнулся обратно, а звук выстрела вернул мне ощущение реальности. Ещё ничего не закончилось. Возле нас кружили два коптера, третий держал на прицеле вход в подъезд, четвёртый завис над головами. Съёмочная группа взялась за нас всерьёз. Не дай бог, вторую команду охотников подтянут, совсем весело станет.

Мы добежали до троллейбуса. Из-за угла выглянул тот же охотник. Он не стал подставляться под ружьё Коптича, вскинул винтовку и выстрелил первым. Я отметил про себя: трёхлинейка. Пуля угодила в верхнюю часть троллейбуса, прошила его насквозь и выбила бетонную крошку из пятиэтажки на другой стороне улицы. Охотник передёрнул затвор и снова выстрелил.

Коптич швырнул меня к троллейбусу, выстрелил от бедра и крикнул:

— Бежим!

На бегу он преломил стволы, вытащил пустые гильзы и вставил новые патроны. Сзади снова громыхнула винтовка. Пуля прошла выше. Не сговариваясь, мы вильнули в проулок и побежали вдоль ряда разросшихся акаций. Позади, не отставая от нас, летели два коптера. Режиссерская задумка завалить на выходе двух зайцев не сработала. Зайцы оказались слишком шустрыми. Но это и раззадоривало. Охота становилась интереснее. Охотников стало меньше, зайцы вооружились и того гляди сами начнут охотиться.

Дорожка уткнулась в теплотрассу. Когда-то через неё был перекинут деревянный мостик, но теперь от него остались гнилые обломки. Насколько давно жители ушли из города? Судя по разрухе, по разросшимся деревьям и слою пыли в квартирах, лет двадцать точно, а то и все тридцать.

Я присел на корточки, заглянул под трубы. Пробраться под ними не вариант, если только предварительно поработать топором. Но это время, да и топора нет. Коптич подставил мне сложенные ладони. Я наступил, ухватился за крепление теплообмотки, подтянулся, потом протянул дикарю руку и втащил наверх. Тут же раздался крик Жестянщика:

— Вижу их! На трубе!

С высоты я разглядел обоих охотников, они стояли шагов за сто от теплотрассы, возле кирпичной коробки теплопункта. Жестянщик указывал в нашу сторону, Кромвель целился из винтовки. Ждать, когда он совместит цель с мушкой мы не стали, спрыгнули в кусты по другую сторону. Чтобы догнать нас, охотникам придётся перебираться через трубы. Мы успеем уйти. Ещё бы избавиться от коптеров. Эти механические твари выдают нас с головой.

— Сбей их, — крикнул я Коптичу.

— Пусть летают. Собью, пришлют другие. Мозгоклюй от такой картинки не откажется. Заяц убил охотника! — он хлопнул меня по плечу. — Такого ещё никогда не было. Мы с тобой на весь Загон прославимся, а потом и на всех Территориях. Наши портреты в каждом трактире висеть будут. Зачётно?

— Какая покойнику разница, где висит его портрет?

— Ай, какой ты скучный, Дон. Это же слава! Многих помнят после смерти? А нас запомнят.

— Это если умрём красиво. А если твари сожрут?

— О тварях можешь не думать. Твари не любят, когда много людей с оружием. Я тебе уже говорил, что они ни разу не тупые, даже когда кажутся тупыми? Будут держаться в стороне и слюной захлёбываться, но не подойдут. А если какая выскочит, — Коптич погладил приклад двустволки, — я ей обеспечу достойный приём.

— И ревуну?

— Ревун дело особое. Исключение, подтверждающее правило.