Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй - Страница 38

«Картины из жизни Вашингтона» возымели шумный успех. И когда были допеты последние слова «Да здравствует Колумбия», все радостно приветствовали наступивший короткий антракт, во время которого появилась возможность обменяться мнениями, освежиться лимонадом и немного передохнуть от накала драматических страстей.

Девочки, которым было отдано все второе отделение, до самого конца хранили в тайне, какая из юных актрис исполнит роль Принцессы. Поэтому, когда занавес наконец открылся, по рядам зрителей пролетел изумленный гул. Перед ними предстала следующая картина: на кровати во всем своем великолепии спала Джилл, а стоявший рядом с королевским ложем прекрасный Принц поднимал вуаль, закрывавшую лицо Спящей красавицы, чтобы разбудить девушку поцелуем. Вокруг них расположился весь королевский двор в состоянии векового сна. Король и Королева с комфортом спали на своем сдвоенном троне. Фрейлины с поникшими, как чашечки колокольчиков, головами замерли на софе. Маленький Паж застыл на ногах, совершенно не предполагая, что сразу по пробуждении его наградят подзатыльником. Шут, с широко разинутым ртом, негромко похрапывал у ног своего Короля. Мизансцена выглядела до того эффектно, что зрители были готовы любоваться ею хоть целый час, и, по всей вероятности, так бы и вышло, не прошепчи Джек, у которого еще не совсем прошла нога, кому-то за кулисами:

— Опускайте скорее занавес, иначе я сейчас упаду.

Занавес пошел вниз, но мгновение спустя вновь поднялся. Зрители снова увидели королевский двор, только на сей раз в стадии пробуждения. Король и Королева, очнувшись ото сна, озирались по сторонам. Фрейлины спросонья пребывали в некотором замешательстве. Шут расплылся в улыбке до ушей. А Принцесса нежно простерла руку к Принцу, словно благодарила судьбу за то, что та наконец послала ей того самого, единственного на всем белом свете принца, который смог ее разбудить.

Зрители от души посмеялись над Молли. Она с куда большей силой, чем требовалось, закатила Бу подзатыльник, отчего малыш взвыл, как сирена, чем вызвал у детей в зале настоящий восторг, и они требовали повторения этой сценки. Вот только Бу отказался. Впрочем, маленькие зрители весьма быстро утешились следующей живой картиной, которая тоже очень пришлась им по вкусу.

Прием у Матушки Гусыни получился выразительным и смешным. Роль сказочной старушки [72] исполнял Ральф, который специально для этой картины раздобыл костюмы для себя и своего неизменного партнера, Гуся, в настоящем театре. Парочка получилась что надо: старая величественная дама в островерхой черной шляпе, надетой поверх белого чепца, красной юбке, накидке и с тростью в руке, а рядом с ней знаменитый Гусь, намного более крупный, чем те, которых можно увидеть в жизни. В костюме Гуся находился Гриф; с подлинным наслаждением он принимался то хлопать крыльями, то перебирать на месте желтыми лапами, то двигать длиной шеей, открывать и закрывать огромный красный клюв, из которого раздавался звук, лишь отдаленно напоминавший нечто вроде кряканья или гоготанья. Радость детей не имела границ. Они даже приподнялись со стульев, чтобы получше разглядеть двух своих любимых персонажей, в подлинности которых совершенно не сомневались: малыши были абсолютно уверены в том, что в этот вечер к ним явилась самая что ни на есть настоящая Матушка Гусыня, чьи стихи и песенки их так восхищали.

И тут же на сцену, один за другим, начали выходить персонажи этих стихов и песенок. Каждый из них отвешивал почтительный поклон Матушке Гусыне, в то время как голос за сценой произносил строки, посвященные данному действующему лицу. Открывали шествие крестовый Валет с небольшой кастрюлькой в руках, улепетывавший от Дамы и Короля бубен, оставшихся по его милости без бульона. Вторыми в полном великолепии перед зрителями предстали король Коль вместе с тремя веселыми скрипачами. За ними вышла королевская чета, следовавшая за большим пирогом, который перед ними торжественно несли их слуги и из которого задорно высовывались двадцать четыре веселых дрозда. А затем на сцене появились маленькая пастушка Бо и барашек из ее стада. Барашек был без хвоста, и девочка горько рыдала. Ведь именно по ее вине, как известно, это животное и лишилось столь важной части своего тела. Простак Саймон, выкидывая на ходу невероятные коленца, бежал за пекарем, а тот горделиво косился на свои пироги в корзинке. С вполне довольным видом в тачке, которую катил ее супруг, проехала молодая жена. Весело выглядела и дама с кольцами на пальцах и колокольчиками на ногах, проскакавшая через всю сцену на кресле-качалке, словно верхом на лошади. Ее сменил сияющий Бобби Шафто. С ним рядом шла девушка, к которой он только что возвратился из далекого плавания, чтобы жениться на ней. Маленькая мисс Маффет с миской в руке спасалась бегством от огромного черного паука, так угрожающе двигавшего ногами, что многих из маленьких зрителей затрясло от ужаса. Им на смену пришли нищие в великолепных бархатных одеяниях, из-под которых выглядывало кошмарное рубище. У лежебоки-пастушка в волосах торчала солома. Он тер заспанные глаза и дудел в рожок, явно надеясь вызвать коров из зарослей кукурузы. Из Молли, державшей перед собой сковороду с длинной ручкой, вышла отличная королева — в бальном платье, клетчатом фартуке и с высокой короной на голове. Добрый король Артур по вполне понятной причине так и не появился на сцене рядом с ней. Ведь это именно он украл три мешка ячменной муки, из которой и был испечен праздничный королевский пирог, остатки которого уже лежали в сковородке, готовые к жарке.

Но самой неувядаемой славой покрыл себя в этот вечер Тобиас, черный кот Молли. Под строки о коте, стянувшем веревку от мешочка для пудинга, Тобиаса сначала провели на задних лапах вдоль сцены. За ним тянулась украденная веревка. И выглядел он при этом оскорбленным и разъяренным. Но стоило только сопровождающим освободить его, как Тобиас взвился в прыжке, разом перемахнув через оказавшийся на его пути торт с многочисленными веселыми дроздами, помчался прочь с такой скоростью, словно за ним действительно гнался озверевший повар, сиганул вниз, к ящику для угля, в котором и просидел, злобно таращась на происходящее до тех самых пор, пока веселье не завершилось.

Наконец все герои прочитанных стихов выстроились рядами на сцене. Послышалась музыка. Они начали танцевать вальс-бостон, [73] что давало возможность каждому из актеров еще раз продемонстрировать публике свой костюм. На сцене возникла веселая кутерьма. Толстый король Коль весело отплясывал в окружении девушек, изображавших нищих бродяг, одетых в бархат и рубище. Мисс Мэри в прелестном голубом платьице кружилась под музыку с простаком Саймоном. Дама, скакавшая прежде на кресле-качалке, спешилась со своей «лошади» ради танца, на который ее пригласил Бобби Шафто, и так разошлась, что каждый колокольчик на ее туфельках громко звенел на свой лад. Весело прыгали по сцене маленькая пастушка Бо Пип и скрипач. Мисс Маффет взяла в партнеры черного паука, ноги которого в каждом па разлетались в разные стороны. Женушка выбралась из тачки и принялась танцевать с нерадивым пастушком, растерявшим доверенных ему коров, в то время как ее супруг выкидывал коленца рядом с Молли, державшей свою сковородку на плече, словно ружье.

Все в этой сцене были по-своему хороши, но пальму первенства все же следовало отдать Матушке Гусыне и Гусю. Пряжки на туфлях старой дамы порхали в танце, будто голубиные крылья, а огромный Гусь, переваливаясь с боку на бок, кружился возле нее, выгнув длинную шею, размахивая крыльями и пытаясь поставить свои желтые лапы в первую позицию, [74] когда наступила очередь реверансов.

Веселый старый джентльмен от смеха рыдал. У мистера Бартона на руках полопались перчатки, столько воодушевления и энергии он вкладывал в аплодисменты. А дети, выбивая пыль из ковра на полу, прыгали на месте снова и снова и без умолку кричали: