Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич - Страница 50

Сначала он увидел фары. Затем метрах в ста из тьмы возник приземистый силуэт, который парень сначала принял за микроавтобус. Да нет, побольше будет. Но только когда тот появился в широком луче прожектора, сомнения пропали.

Этот «микроавтобус» был оснащен крупнокалиберным пулеметом. Армия. Неужели они приехали навести здесь порядок? Вряд ли, разве что — свои порядки. Толпа в своей массе увидела новую угрозу позже, чем Саша, но не смогла оценить ее степень до того мига, когда по ней ударил свинцовый ливень. Сонмище людей метнулась как вспугнутое стадо оленей, но было поздно. Дикий захлебывающийся вопль вырвался из каждого горла. Несколько пулеметных очередей проделали в тесных рядах широкие просеки, заполнившиеся кровоточащей плотью. Ополовиненная толпа завыла от ужаса и закружилась на месте, выбрасывая из себя мертвых, которые еще висели, зажатые между живыми, и слабых, которых тут же сминали и затаптывали более удачливые.

Данилов оказался в самой середине. Но — странное дело — страх, не покидавший его с самого прихода на площадь, как рукой сняло. Теперь голова была холодна, а сердце полно спокойствием живого мертвеца. Видя перед собой альтернативу — быть растоптанным или расстрелянным, он пошел по пути наименьшего сопротивления и предоставил выбор ближним своим. Те, не долго думая, поставили ему подножку, и он полетел кувырком. Но опять ему повезло — его не растерзали, потянув в разные стороны, не расплющили, переломав все кости. Он упал не на землю. Упругое, как батут, единое тело агонизирующей толпы прогнулось под ним и тут же распрямилось, вытолкнув его, как вода — ныряльщика. Ноги Александра не касались асфальта, и несколько секунд он будто парил над землей. Толпа несла его, как чемпиона или кинозвезду, подбрасывая, швыряя как щепку... тащила прямо на острые зубья чугунного забора.

Он уже видел перед собой кованые пики, на которые его должны были насадить, как на шампур, успел рассмотреть каждый дефект на них, каждый прогиб и пятнышко грязи, когда людская река изменила направление, обтекая возникшее впереди препятствие. Скамейка. Боже, спасибо Тебе за Твою доброту.

Толпа изменила направление движения, но не ослабила своего напора, и в какой­то момент центробежная сила буквально зашвырнула Данилова на газон, заставив его больно приложиться лбом о кирпич бордюра. В таком положении, распростершись на спине, он наблюдал за окончанием побоища, не в силах пошевелиться. От каждого движения голова взрывалась болью.

Первый прожектор лопнул фейерверком стекла и мгновенно погас. Второй прожил чуть дольше, пока и эту беззащитную мишень не раздолбил кто­то из нападающих. Вокруг сгустилась темнота, которую прорезали только фары автомобилей, вспышки автоматных очередей и вопли, вопли, вопли. В темноте гремели выстрелы, сквозь полузабытье Данилов слышал громкие хлопки.

Потом все стихло, и некоторое время — минуту, а может, две — его никто не беспокоил. Затем раздался визг автомобильных шин в каких­то десяти метрах, громко хлопнула дверца.

— Пошли! Выносите!

Совсем рядом прогрохотали тяжелые сапоги, присасываясь к асфальту с противным хлюпающим звуком. Стрельба продолжалась с редкими остановками, ухали взрывы, взвизгивали рикошеты, но в какой­то момент Данилов перестал воспринимать звуки, оглохнув от канонады и криков. Остался только мерный звон в ушах. Потом на него рухнуло что­то тяжелое, вдавив его в мерзлые листья и жухлую траву. Дыхание начало даваться с трудом, но сил стряхнуть с себя этот груз не было. И вскоре стало совсем тихо.

Прийти в себя. Иногда это надо понимать буквально — выбраться из бездны или упасть с небес, что, в общем­то, одно и то же, а потом «нырнуть» в собственное тело, распростертое на грешной земле. Но Саша не терял сознания. Хотя удар, пришедшийся на его голову, был чувствительным, а шок от увиденного мог подкосить и человека с более крепкой нервной системой, он не отключился, а скорее «перезагрузился». При этом «питание», то есть сознание как таковое, не исчезало ни на секунду.

Некоторое время он еще лежал как труп, боясь привлечь внимание случайным движением. Потом к нему начали возвращаться ощущения. Первым врубилось осязание, и Александр понял, что лежит, придавленный не то мешками, не то подушками, не то тяжелыми шубами. Мокрыми и скользкими. Медленно включались остальные органы чувств, сигнализируя: больно, кисло, холодно, тихо, темно. Последним проснулось рациональное мышление и выстроило все в логическую цепочку. Лучше бы оно этого не делало. Он понял, что погребен под грузом мертвых тел.

Парень с трудом разлепил глаза и, разумеется, не увидел ничего. Он понюхал воздух, но ощутил только запах крови, сплюнул и высморкался, вместе с кровавыми сгустками избавившись от пыли и грязи, забивших ноздри.

«Ты везуч, Александр Данилов. Ты чертовски, незаслуженно везуч... Как бы еще не пожалеть».

Саша читал где­то, что после сильного удара по голове последние пять минут могут стереться из памяти. Все дело в механизме переноса информации из кратковременной памяти в долговременную. Аналогия — если выключить электричество, то все, что не было сохранено на винчестере компьютера, пропадает из оперативки.

Может, оно и так. Но в этом ему не повезло. Последние мгновения врезались в его память если не навсегда, то уж точно надолго. Однако то была чистой воды ложная память. Он не мог видеть. Там было слишком темно, а очки потерялись задолго до падения, но перед глазами у парня стояла одна картина. Десять тонн бронированного металла проходятся по залитой кровью площади, как уборочный комбайн по ниве. Саша не слышал, как хрустели кости, не видел, как рвалась плоть, но знал, как исчезали под широкими колесами боевой машины человеческие фигурки, лежащие сплошным ковром. Как в фильме «Чистилище», где есть сцена, в которой перемалывают траками танков трупы русских солдат, чтобы не дать боевикам надругаться над ними.

Он встал, с трудом сбросив с себя чьи­то руки и ноги, зашатался и прислонился к шершавой стене. Перед глазами расплывались красные круги. Очки... Но много ли проку от очков в темноте? Фонарик... К счастью, рюкзак был на месте. Он вспомнил, что успел продеть руки через лямки незадолго до того, как его понесла толпа. Тогда мозг с трудом успевал фиксировать события. Теперь Саша получил возможность привести мысли в порядок и приблизительно представить себе, как все происходило.

Едва ли солдаты целенаправленно стреляли по безоружным из чистого садизма. Абсурд. Скорее всего, их мишенью был магазин. Им надо было подавить огневые точки в здании и на крыше, поэтому огонь автоматов и пулеметов был сконцентрирован на супермаркете. Он вспомнил, что там, на втором этаже, вспыхивало красными огоньками то одно, то другое окно — защитники огрызались в ответ.

А толпа... ей просто не повезло. Беженцы оказалась между молотом и наковальней. Новоприбывших они не интересовали. Те воспринимали их как досадную помеху на пути к добыче, и только. Со случайными потерями «военные» или гражданские, раздобывшие где­то БТР, не считались.

Когда бойня началась, авангард толпы был приговорен. Инстинкт самосохранения заставил ее расступиться, но для людей, зажатых между супермаркетом и соседними домами, было поздно. Они пытались бежать, но мешали друг другу, сцеплялись сумками, спотыкались и падали сотнями, чтобы погибнуть не от пуль, а от подошв соседей. А когда погас свет, все превратилось в кучу-малу, в которой выжить мог или очень сильный, или очень везучий. Понятно, к какой категории относился Александр. Здесь погибли сотни, если не тысячи.

Темнота начинала давить на психику. Парень сунул руку в карман, и от сердца отлегло. Каким-­то чудом уцелел фонарик, который он, вопреки правилам поведения в местах скопления людей, взял с собой. Это стоило ему огромного синяка на боку, куда тот был вдавлен соседями по толкучке, зато он не был полностью слепым. Лишь наполовину.

Саша провел лучом наискосок — никакого движения. Если говорить о живых, то площадь была пуста. В соседних домах тоже не горело ни одного окна. Несколько огоньков шевелились вдалеке, но, не считая их, поселок будто вымер. И тихо стало как на кладбище, только ветер тоскливо подвывал, словно от жалости к себе.