Пепел власти (СИ) - Муха Руслан - Страница 4

Моя спутница, стоит отдать ей должное, среагировала быстро. Она схватила первую попавшуюся под руки палку и вскочила на ноги. Она снова что-то заорала и на конце это палки сначала заплясали искры пламени, а после запылал огонь.

Рыжая начала махать горящей палкой и словесно угрожать волкам, выглядела она весьма воинственно и решительно, но едва ли это напугало хищников. Они отступали на шаг, когда пламя от палки проносилось вблизи, но затем снова приближались к нам.

Палка быстро догорала, а волки и не думали уходить. Голос рыжей становился все менее уверенным и теперь в нем слышалась неподдельная паника. Я искренне надеялся, что рыжая задействует магию, как та брюнетка, что схватит меня и запрыгнет в портал. Но, по всей видимости, она способна только подпалить палку. И это ничем хорошим нам не сулило.

Как же бесило, что в этом беспомощном теле я вообще ничего не могу. Или все же могу...

Если у рыжей есть магия и у той брюнетки, возможно, она есть и во мне? Но, черт побери, если бы я только знал, как ее использовать!

Огонь охватил уже всю палку и начал обжигать руку рыжей. Она, вскрикнув от боли, швырнула ее в одного из волков. Волк заскулил и отскочил, остальные же разом зарычали, а самый большой, подпрыгнув, бросился на нас.

Я зажмурился. Врагу не пожелаешь такой смерти — быть заживо съеденным зверем. Но я уже сегодня умирал, ничего страшного. Главное, чтобы все произошло побыстрее. Зато после я перерожусь снова. Наверное.

— Тео! — воскликнула рыжая, бросилась ко мне и прикрыла своим телом.

Этот ее поступок почему-то тронул меня до глубины души, я ведь ей даже не сын. Может, она моя сестра? У меня никогда не было сестры, а теперь, по всей видимости, похоже, уже и не будет.

— Ахане, Тео! Ахане! — говорила торопливо рыжая, она словно бы призывала меня к чему-то.

Я чувствовал, как ее трясет надо мной, она заскулила, потом вскрикнула, послышалось неистовое рычание, волк напал на нее.

«Ахане», — мысленно повторил я.

Мне так хотелось защитить нас, что это желание буквально захлестнуло меня. Рыжая защищала меня, и я просто обязан защитить ее. И почему-то я был уверен, что я могу, что я способен на это.

Что-то внутри груди екнуло, и я почувствовал нечто необычное. На этот раз это не имело ничего общего с тревогой или опасностью. Наоборот — я ощутил тепло, спокойствие, почувствовал, что мы в безопасности.

Все эти ощущения длились пусть и недолго, но достаточно долго для того, чтобы волки так медлили. Они ведь уже должны были давно разорвать на куски. Но вместо этого я услышал перепуганный скулеж.

Обзор мне почти полностью загораживала рукой рыжая, но сквозь небольшой просвет, я увидел нечто удивительное. Сиреневое сияние, тонкая пленка, будто стенка мыльного пузыря, по которой плыли причудливые узоры цвета бирюзы.

Эта преграда мгновение назад сбросила волка с рыжей, откинула его за пределы сияния. Теперь волк за этой тонкой стенкой стоял, замерев, и завороженно наблюдал за этими плавающими узорами.

Волк осторожно поднял когтистую лапу и коснулся сияния, но лапа твердо уперлась в стену из света. Он разочарованно заскулил и ударил сильнее. Узоры пошли рябью, расплылись по стенке, как напуганные всплеском рыбешки, но сама защита уцелела.

У меня есть магия. Обалдеть, да это ведь я сделал! Такой радости и восторга я, наверное, не испытывал с самого детства. Хотя, скорее всего даже тогда я подобного никогда не ощущал.

Послышался веселый младенческий смех. Я даже не сразу понял, что это я засмеялся. И снова это произошло само по себе. Я не мог контролировать смех, да я и не пытался. Мне было хорошо и легко, и я чувствовал, знал, что мы в безопасности.

Рыжая снова расплакалась, на этот раз от облегчения, начала мне что-то шептать, судя по интонации, она благодарила. Рыжая нежно гладила меня по голове, ее горячие слезы капали мне на шею. Я уже не смеялся, а разглядывал узоры на свечении. Даже вздохнул, вышло совсем как у взрослого, но рыжая этого даже не заметила, а все продолжала лить слезы.

Ну и плакса же мне попалась. Плохо — рыдает. Хорошо — снова рыдает. Чувствую, непросто мне с ней придется.

Меня начало неумолимо клонить в сон. Я опасался, что стоит только закрыть глаза, и щит падет. Помогала мне не уснуть рыжая, она взяла меня на руки и что-то бодро принялась рассказывать, переворачивала меня, показывала, что происходит вокруг. Видимо, тоже понимала, что спать мне никак нельзя.

Теперь я смог получше разглядеть щит. Он был похож на магический стакан, внутри которого мы сидели. Я думал, что и сверху будет что-то вроде крыши, оберегающее нас — но нет, это был все-таки стакан.

Заметил я и израненное плечо рыжей. К счастью, волк ее не слишком успел погрызть, но рану бы все равно не мешало промыть.

Волки еще какое-то время кружили вокруг нас, косились с опаской и больше не пытались прорваться сквозь щит. В какой-то миг им это надоело, и они ушли. Но что-то мне подсказывало, что просто так они не сдадутся. Они будут следить, ждать, а после вернутся. Нам нужно как можно скорее выйти из леса к людям, иначе нам тут не выжить.

Я долго боролся со сном, но, в конце концов, это стало сильнее меня. И это было даже нечто большее, чем сонливость. Я чувствовал себя смертельно уставшим, словно я неделю вагоны разгружал. Даже мышцы ломило.

Как-то объяснить это себе я не смог, только успел заметить, как тускнеет щит, как начинает волноваться рыжая, как встаёт и поднимает меня. А после я попросту вырубился.

Проснулся я, когда уже солнце светило вовсю. Рыжая несла меня, тяжело дышала, ей было явно непросто идти с таким животом, да еще и со мной на руках. Но она пусть и медленно, но упорно продолжала идти, и видимо, она так шла все то время, что я проспал.

Она довольно долго не замечала моего пробуждения. Шла, изредка что-то бормотала себе под нос, тяжело вздыхала. Я глазел на зеленые ветви деревьев над нами. Подумал, что раз это другой мир, значит, тут может быть и необычная флора, и фауна. Но ничего удивительного я так и не заметил: клен, ясень, дуб, сосна. Но зато теперь я точно выяснил, что на дворе осень.

Я был голоден. Сначала меня это вроде бы и не сильно беспокоило, но чувство голода нарастало с каждой минутой и становилось таким нестерпимым, что на меня снова набросился приступ плача. Рыжая тут же зашикала на меня, заговорила с укором, начла нервно качать. Едва ли это помогало — мое горло самовольно исторгало этот обиженный крик. А под конец я и вовсе обделался, что было особенно отвратительно.

Рыжая жалобно что-то заговорила, уселась прямо на землю, достала из торбы флягу и приложила к моему рту. Внутри оказалась прохладная вода. Пить у меня получалось плохо, я обливался и давился, но все же пил, жажда, оказывается, тоже меня мучила, но голод был все же сильнее.

Затем моя спутница достала из торбы кусок хлеба, отщипнула мякиш и засунула мне его в рот прямо за щеку. А после что-то строго сказала и пригрозила пальцем. Наверное, что-то вроде: «Смотри не подавись».

Хлебный мякиш — явно не то, что могло утолить голод. По всей видимости, я еще грудной и все, что я ел — материнское молоко. Но и все же я потихоньку смоктал этот мякиш, а голод постепенно отступал. Заметил, что рыжая переоделась, теперь на ней было серое шерстяное платье и плащ из тонкого меха. И где она его только прятала? Никаких вещей я при ней вроде не замечал.

Мне же она не удосужилась сменить пеленку, а продолжила путь. Было неприятно, но я смирился. Главное: пусть идет, пусть скорее выведет нас из леса. Здесь оставаться опасно, я до сих пор ощущал это тревожное чувство — то же что и ночью. И пусть уже не так явственно, но все же ощущал. Волки были далеко, но они продолжали идти за нами.

Оставалось надеяться, что ближайшее поселение близко. Хуже, если нам вот так придется провести в пути несколько дней, а может, и недель.

Мы шли целый день, и когда стемнело, рыжая все равно продолжила идти. Я начал всерьез за нее переживать. Она явно устала, и продолжать путь было нельзя. По-хорошему надо бы найти укрытие для ночлега. И, скорее всего, его-то она и искала, но повсюду были только деревья.