Черная кровь ноября - Хаан Ашира - Страница 51

Кристина в шоке обернулась к Ирну, и он улыбнулся:

– Такой я увидел ее впервые.

Он искал в себе боль, которую должна была вызывать Айна в сердце, но не находил.

Воспоминания были светлыми.

Вот она обнаженная, купается в водопаде, и черные с седыми прядями волосы плавают в воде как водоросли.

Вот она оборачивается восемнадцатилетней красоткой, чтобы назло Ирну затащить молодцеватого парня с рыжей гривой волос на верхушку стога сена, седлает его там и ее крики разносятся по всему полю.

А Ирн смотрит на это, стискивая рукоять меча и обещает, что этот стог еще долго будет сохнуть от крови.

Вот она направляется на бал Неблагого двора в честь Самайна, и платье ее – разноцветные, большей частью алые, кленовые листья, а в черных волосах хвостом лисы мелькает рыжина.

Он догоняет ее и идет рядом – в короне из ольхи и плаще из заката. Она едва заметно улыбается – она знала, знала, как одеться, чтобы порадовать его.

Вот они танцуют смертную джигу спиной к спине – у каждого по два меча и на них наседают острозубые ши, лучшие бойцы Неблагого двора и лесные эльфы – лучшие Благого. Но они вдвоем против всего мира. Ирн помнит, как пело его сердце в тот момент. Пело от счастья.

И как оборвалась его песнь, когда он нашел Айну на болоте. Мертвую. Оставленную ими специально, чтобы заманить его в ловушку. Пока он оплакивал ее, сгущались сумерки.

И только с первой вспышкой молнии он вскочил, вытаскивая меч – но опоздал.

Уже не болит.

Ирн лишь отмечает, хладнокровно наблюдая за битвой, что вот здесь пропустил удар, а здесь мог бы провести прием чище.

Только крепче прижимает к себе Кристину, которая вскрикивает и прячет лицо у него на груди, когда на импровизированной сцене призрачный Киндеирн падает с дырой в груди и пустым взглядом на прелую листву.

Ирн развеял жестом туман и вывел Кристину на солнечный холм. Вокруг вставали рыжие сосны, ловящие верхушками закатные лучи солнца, плыл запах смолы и давленой на солнце земляники.

Она плакала.

По-настоящему плакала, размазывая слезы по щекам.

Ирн позвал ягоды, и те вкатились ему на ладонь. Протянул ей, но Кристина лишь качнула головой.

– Попробуй. Это земляника из страны фейри, людям она приносит счастливые воспоминания и любовь.

– Мне не нужна любовь, – снова качнула она головой. – Не хочу никакой любви. Она отвратительна.

Ирн взял тонкими пальцами ягоду и поднес к ее губам. Мазнул красным по нижней, рассмеялся, когда она облизнула сок, и глаза ее расширились. Вкус земляники фейри не забудет ни один попробовавший ее смертный.

– Нет, без рук, – сказал он, и длинные плети травы оплели запястья Кристины. – Будешь наказана за недоверие. Губами.

Она потянулась, забирая губами ягоду с его ладони, и тут-то его сердце зашлось нежностью, словно запоздало просыпаясь.

Трава тут же расплелась, Ирн привлек к себе Кристину и выдохнул в ее волосы тепло и спокойствие.

– Не плачь, – сказал он. – Не бойся. Все это закончилось задолго до твоего рождения.

– А с моим рождением началось опять…

Ирн слушал, как она, сбиваясь, пересказывала то, что узнала от Алексея и задумчиво вплетал в ее волосы невидимые ленты силы и уверенности. Спокойствия и тепла. Доверия и согласия. Чтобы ей было легче. Маленькой смертной женщине, попавшей в жернова войны между старым и новым порядком. Пусть продержится. А потом он подарит ей все, что только может подарить фейри человеку.

Смертные часто искали пути в страну фей. Но находили очень немногие.

Только те, кого фейри заманивали сами. И те, кто иначе не мог существовать.

Они придумывали себе дорогу, и желание их было так велико, что дорога приводила их туда, куда они хотели. Не всегда их судьба была счастливой. Люди – всего лишь игрушки для волшебного народа. Но они были счастливы умереть в стране мечты. Это лучше, чем умереть все равно – только так и не увидев чудес.

На холм незаметно спустились густые синие сумерки, засияли звезды над головой и зажглись болотные огоньки в траве, освещая мерцающим светом их двоих.

– Мне пора возвращаться? – спросила Кристина с тоской. – Это ведь сон? Скоро я проснусь?

– Это сон, но сон о волшебной стране, – мягко сказал Ирн. – У нас свои отношения со временем. Здесь нет никаких законов, потому что законы придумывают люди. Отдохни. Успокойся. Расслабься…

Кристина судорожно выдохнула, когда его пальцы пробежались по ее лицу, едва касаясь кожи и оставляя сияющие золотом следы.

– …люби.

Его поцелуй наполнил ее магией.

Знакомой теплой и щедрой магией Сердца, которое теперь билось в его груди, и его сила переливалась через край – касанием губ Ирна.

Если бы Кристину спросили, она бы твердо ответила, что не хочет больше никаких мужчин в своей жизни. Ни человеческих, ни волшебных.

Но когда сила лилась в нее с прохладных губ, она вообще об этом не думала, наполненная светом. Таким мощным и ярким, какого она еще не встречала в своей жизни.

Прикосновения пальцев были нежными, такими нежными, что хотелось закрыть глаза и чувствовать только их. Словно облако вишневых лепестков окутывало ее, лаская кожу.

Когда-то давно, в далеком, оставшемся на другом краю пропасти детстве, Кристина мечтала о поцелуях с тем, кого полюбит по-настоящему и выйдет за него замуж. Алексей вывернул наизнанку ее мечту, разорвал ее в клочья, показав кровавую и страшную сердцевину, наполненную ненавистью.

Она больше не думала о любви.

Но Ирн и не предлагал ей любовь. Он предлагал ей магию, силу, нежность – но не любовь. Она бы сказала «нет» любви. Но не могла отказаться от все более глубоких поцелуев, втягивающих ее в такой головокружительный свет, что она сама тянулась за ними. Обвивала руками его шею и прижималась сильнее.

Ее кожа стонала от счастья, когда он проводил по ней мягкими подушечками пальцев, лишь едва касаясь. Платье расходилось на нитки под его руками, открывая ее тело ласкам, но Кристина даже не замечала этого.

Лишь когда Ирн накрыл ладонью ее грудь, она вздрогнула и спросила тихо:

– Ты не сделаешь мне больно?

Его глаза полыхнули яростной зеленью.

– Любовь – это радость. Кто посмел лишить тебя ее?

Ей не нужно было произносить его имени.

Ирн сузил глаза. Его руки чуть сильнее сжали ее, но тут же вновь стали нежными.

– Я боюсь, – сказала она, кусая губы и опуская глаза в пол.

– Тогда…

Он отвел руки, выпуская ее.

Позволяя ей отступить и больше не касаться его тела.

И тут же стало мучительно обидно и жалко, что она лишилась его прикосновений.

Кристина подняла глаза на Ирна, глядящего на нее с легкой полуулыбкой на тонких губах. Он никуда не уходил. Он не бросал ее. Он был тут, рядом – просто…

Она сама взяла его руку в свои. Такую красивую – с длинными белыми пальцами, умеющими держать меч и ласкать одинаково умело.

Сама положила ее на свое горло, отдавая ему власть.

Но Ирн покачал головой.

Молча.

Он откинулся в густую траву, маня ее за собой, и Кристина прильнула к его груди, касаясь щекой того места, где слышен был стук сердца.

– Мне не нужно уходить, если я просто хочу… побыть еще с тобой? – спросила она, потому что не могла без слов, пока не доверяла тому, что чувствовала почти так же ясно, как если бы это было сказано словами.

– Ты можешь провести здесь хоть целую вечность.

В свете болотных огоньков его шелковые волосы переливались как ручей под звездами, сплетаясь с густой травой.

Он был такой красивый. Нечеловечески.

Твердая грудь – но она помнила страшный шрам на ней.

Сильные руки – но она помнила, как с них лохмотьями сползала кожа.

Гладкий живот – но она чувствовала, что он уязвим. Уязвим и силен одновременно. Это завораживало в нем. Нежность и ярость, жестокость и доверие, красота и равнодушие.

Она коснулась губами его плеча, и Ирн прикрыл глаза.