Зеркальщик. Счастье из осколков (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна - Страница 45

- Пощадите, барин, - заскулил слуга, падая на колени и колотясь лбом о промёрзшую землю. – Нужда заставила.

- Почему регистрацию не прошёл?

Резкий взгляд из-под коротких ресниц, злой оскал, промелькнувший подобно молнии, стиснутые кулаки, впрочем, быстро расслабленные и поникшие, словно сорванные цветы.

- Испужался я, ваша милость. Люди бают, та джистрация по голове шибко шибает. После неё, бабка сказывала, не человек, а ента, боболочка одна остаётси.

Всеволод Алёнович устало поморщился, потёр виски. Магическое напряжение давало о себе знать глухой головной болью и дрожью в коленях, но сдавать парня околоточному Зеркальщик не спешил. Конечно, Лев Фёдорович быстро выколотит из этого полового все необходимые сведения, потом и под суд пустит, причём добьётся самой строгой кары. Только вот что изменится в душе этого мальчишки, какие выводы он сделает? Поймёт ли, что закон, хоть и суров, но в первую очередь справедлив? Станет ли в другой раз, коли жив останется, помогать дознанию? Будет ли дар свой Зеркальщика применять на благо людям или проклянёт его и навеки откажется? А то и вовсе озлобится и залютует пуще прежнего при первой же возможности?

- Послушай, - Всеволод Алёнович присел на корточки перед слугой, чуть тронул его за плечо, - то, что уже совершено, мы исправить не можем. За то, что ты скрывал свой дар, делал незаконно амулеты и прочее, ты, без сомнения, будешь наказан…

Мальчишка тоненько заскулил, размазывая слёзы рукавом изгваздавшейся рубахи.

- Но степень наказания можно изменить, - мягко продолжил Зеркальщик, в который уже раз проявляя нежелательное для дознавателя милосердие к арестованному. – Если ты, скажем, начнёшь оказывать помощь в деле, коим мы занимаемся…

- То что? – фыркнул половой, зло сверкнув глазами. – Пощадят меня? А можа, и награду дадут, а барин? Ентот, как его, орден повесят? Али медалю?

- Жизнь сохранят.

- А на кой она мне жизнь-то, коли я Зеркальщиком быть перестану? Всей у меня и радости в жизни было – дар редкий, так и его отнимут!

- Не отнимут, а заблокируют, - терпение Всеволода трещало словно зеркало, в которое лупили молотком. – Дар врождённый отнять нельзя, он до самой смерти с тобой.

Слуга шмыгнул носом, зыркнул недоверчиво, словно зверёк дикий:

- Правда али брешешь?

- Брешут собаки, а я дело говорю! – рявкнул дознаватель, резко поднимаясь. – Учиться надо было лучше, тогда бы сам всё знал!

Мальчишка ощерился, но не грозно, а как щенок, который усиленно хочет казаться грозным псом, а у самого ещё даже клыки толком не выросли:

- Когда мне было учиться? Это над Вами, Ваша милость, с рождения мамки-няньки скакали, всё на блюдечке с голубой каёмочкой подавали, а я сам пробивался, всего добивался! У меня слуг не было!

Всеволод Алёнович усмехнулся однобоко, чтобы не потревожить разошедшийся шрам. В самом деле, не объяснять же этому мальчишке, что мамок и нянек в воспитательном доме не предусмотрено, а слуг у Всеволода и по сей день нет, потому как привык во всём и всегда полагаться в первую очередь на самого себя.

«Хотя, пожалуй, кое-что в заведённом порядке пересмотреть стоит, - подумал Зеркальщик, вспомнив о Вареньке, своём ненаглядном Отражении. – Я человек без пяти минут семейный… если только Варвара Алексеевна в пылу гнева не отречётся от нашего обручения. Всё-таки не стоило её одну оставлять. А с другой стороны, тащить неведомо куда барышню тоже нельзя. Вдруг бы этот мальчишка её напугал али и вовсе ранил? С Зеркальной магией шутки плохи, даже крохотный осколочек покалечить серьёзно может, коли в глаз или нос попадёт».

Дознаватель встряхнулся, возвращаясь от дел сердечных к хлопотам служебным, нахмурился, строго глянул на полового:

- Ладно, довольно мне тут лазаря петь, как бы худо в жизни не было, а закон всё одно нарушать не следует.

Мальчишка сник, словно сугроб по весне под жаркими лучами солнца, залепетал что-то неразборчивое, пресечённое властным взмахом руки Всеволода.

- Хватит, я сказал! Значит так, коли снимешь свою ворожбу, да подробно без утайки поведаешь, кто и для чего к тебе обращался, уж так и быть, похлопочу, чтобы смертной казни тебя не подвергали. От плетей, клеймения и каторги уберечь точно не смогу, но хоть жив останешься.

Половой задёргался, точно марионетка в неопытных руках. Всеволод Алёнович скрестил руки на груди, холодно наблюдая за арестантом:

«Думай, голубчик, думай. Дров ты наломал уже предостаточно, пора и за ум браться. Право, лучше с клеймом на лбу, чем без головы на плечах».

- Я согласен, - проскрипел половой, зло посверкивая глазами. – Токмо мне для снятия Кривого зеркала в дом купца надобно, отсюда не потяну.

- Поедем-поедем, только околоточного с его людьми кликнем.

И опять полыхнуло от мальчишки лютой злобой.

«На помощь надеялся, - догадался Зеркальщик. – Думал, в доме сумеет сбежать».

- Пошли, - Всеволод вынул зеркальце, приложил его к стене, привычно создавая переход, - сперва в сыскное Управление, а потом уж к купцу наведаемся. Ну, чего встал, шевели ногами!

Половой неохотно, нога за ногу, поплёлся к зеркалу, но, получив сильного тычка в спину, буквально кубарем влетел в переход, разом очутившись в кабинете дознавателя, и звучно впечатался в прозрачную стену, коей Всеволод Алёнович окружил Вареньку перед уходом.

- Ой! - вскрикнула барышня и склонилась над слугой, - Вы не пострадали?

- Позвольте представить, Варвара Алексеевна, это и есть наш незарегистрированный Зеркальщик, - отрекомендовал Всеволод, входя в кабинет.

- А имя у Зеркальщика имеется?

- Тимоха я, - плаксиво отозвался половой, - и ей-же-ей ни в чём неповинен!

- Муха да пчела снова начала, - вздохнул Всеволод, не спеша развеивать защитную стену вокруг девушки. – Ты повторяешься, Тимофей.

Тимоха шмыгнул носом, пустил скупую слезу и метнул на девушку быстрый вороватый взгляд. К искреннему огорчению полового, барышня не спешила требовать его немедленного освобождения, наоборот, взирала строго, как бонна на расшалившегося ребёнка.

«Вот стерва бессердечная, - мысленно выругался парень, опять пуская скупую слезу. – И не проймёшь-то её ничем».

- Варвара Алексеевна, Вас не затруднит позвать несравненного Льва Фёдоровича? Если я правильно предполагаю, он уже в Управлении… скорее всего, в осьмом кабинете.

- Слушаю-с.

Варенька почтительно поклонилась, даже присела чуть-чуть, а потом поспешно вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

«Всё-таки обиделась, - понял Зеркальщик, сердито дёрнув щекой. – Вот же ж!..»

Не прошло и десяти минут, как в кабинет вошёл околоточный. Да ещё и не один, а в сопровождении трёх городовых, при виде которых Тимоха тоненько заскулил и попытался залезть под кресло.

- Ну здравствуй, голубь, - осклабился Лев Фёдорович, - а я ведь не зря за тобой наблюдал. Чуял, что ты не так прост, как кажешься. Ваш Благроть, разрешите с ентим супостатом по-свойски побеседовать?

- Ни в коем случае, - у Всеволода опять запекло следы кнута на спине. – Сейчас мы отправляемся в дом купца Пряникова, Кривое зеркало снимать.

Околоточный понял только, что к покойному купчине следовать надо, а больше ничего и спрашивать не стал, поостерёгся. Чай, чародей-дознаватель знает, чего делает. Ну, а ежели нет, так и отвечать ему придётся, он же, Лев Фёдорович, человек отчасти подневольный, с начальством не спорящий.

- Я с вами! – звонко выпалила Варенька и даже не покраснела под обращёнными на неё взорами, лишь добавила, умоляюще глядя на Всеволода Алёновича. – Ведь с вами же, верно? Я же Ваша помощница.

Дознавателю страх как не хотелось брать с собой барышню, он понимал, что загнанный в угол преступник будет отчаянно драться, спасая собственную жизнь, но как отказать, когда на тебя с мольбой взирают прекраснейшие карие глаза? Где сыскать суровость в сердце, без остатка принадлежащем этой милой девушке?

- Хорошо, Варвара Алексеевна, Вы отправляетесь с нами. Но защиту я развеивать не стану, и не просите.