Экстаз - Джордан Николь - Страница 29

• Предыдущая
• 29/74
• Следующая

И первое, что она поняла: он не хочет, чтобы у них — у нее — был ребенок. Это поначалу вызвало в ней острое чувство печали, однако потом здравый смысл подсказал ей, что он поступил совершенно правильно, если не сказать — благородно. Разве хотела бы она иметь ребенка от человека, который не собирался быть ее подлинным мужем и уж тем более — настоящим отцом?

И то, что он лежит сейчас почти под ней с учащенно бьющимся сердцем, и то, что его рука нежно убирает локон волос, упавший ей на лоб, ничего не значит. Общего будущего, общей судьбы у них нет и быть не может. И это, наверное, к лучшему…

— Скажи, Рейвен, — услышала она, — то, что сейчас произошло, похоже на твои сновидения?

Прозвучи вопрос несколько минут назад, она затруднилась бы ответить, но сейчас ей было легче это сделать. Да, он вовлек ее в такое завихрение страсти, в такое наслаждение… Она достигла такой высоты, что упасть с нее казалось катастрофой, — но они вместе достигли вершины и вместе низверглись с нее в пучину еще большего наслаждения… Он все это раскрыл перед ней, позволил познать, и она ему благодарна. Однако зачем ей это теперь, если ее жизнь сложится так, как ей предстоит сложиться?..

Избегая его настойчивого взгляда, она спокойно сказала:

— Пожалуй, я все-таки предпочитаю мои фантазии. Они не столь болезненны…

Он понял ее в самом прямом смысле и спросил обеспокоенно:

— Тебе было очень больно?

— Нет, не очень. Даже меньше, чем я предполагала.

— Следующий раз будет совсем не больно, — сказал он.

— Следующего раза у нас не будет, — отозвалась она.

С этими словами она набросила на плечи простыню, чтобы прикрыть наготу, и собралась сойти с постели, но он остановил ее.

— Подожди.

Поднявшись с кровати, он подошел к умывальнику, откуда вернулся, держа в руках тазик с водой и полотенце. После чего, к ее великому замешательству, вытер следы крови и семени с простыни и с тела Рейвен. Затем вымылся сам.

Это проявление внимания и заботы производило довольно странное впечатление, потому что лицо его оставалось все время суровым, чтобы не сказать больше. Но делал он это быстро, ловко и естественно. Было ясно, что ему не впервой оказывать услуги людям. Она смутно припомнила, как прошедшей ночью он неоднократно отирал пот с ее лица и тела, приносил воды, не говоря уж об услугах совсем иного толка.

Однако она испытала облегчение, когда он закончил все эти дела и она смогла наконец лечь под одеяло. Он потушил лампу, и комнату теперь освещал только камин.

Он тоже лег и вытянулся на спине, подложив руки под голову, не глядя на Рейвен. Скосив глаза, она различила его четкий профиль.

В ней вновь шевельнулось желание пережить все то, что совсем недавно произошло. Это ее не на шутку испугало. Ведь она решилась на этот странный и попросту нелепый брак с единственной целью — избежать громкого скандала, притушить его в зародыше. И ничего больше ей не нужно от человека, который с сегодняшнего вечера стал называться ее мужем. Но все ее надежды лопнут, окажутся напрасными, если к их отношениям примешается чувство — страсть, которая запросто может превратить ее в легкую добычу этого мужчины, сделать его жертвой.

Она вздрогнула, когда раздался его голос.

— Ты в самом деле решила лишить себя того, что называется интимной жизнью?

Господи! Что она должна отвечать?

— Да, — сказала она.

— Ну и ну!

В его голосе было искреннее удивление.

— Что здесь странного?

— То, что ты не предназначена для участи монахини. И что никакое, даже самое живое воображение, каким наградил тебя Господь, не может сравниться с истинной, невыдуманной страстью. Боюсь, ты со временем весьма пожалеешь о том, чего лишила себя.

— Сомневаюсь, ибо полагаю, что фантазии могут заменить многое в жизни. Не напрасно способностью грезить нас наделило небо.

Он повернул к ней голову, не поднимаясь с подушки.

— А знаешь ли ты, что страсть может существовать и без любви?

— Возможно. Но мне бы не хотелось, чтобы со мной происходило такое.

Келл усмехнулся.

— Что ж, меня, как твоего мужа, вполне устраивает подобное заявление. Мне не хотелось бы носить рога.

— Можете не беспокоиться на этот счет.

— Однако хочу надеяться, что эти ограничения не относятся ко мне? — В его голосе звучало подлинное беспокойство.

— Нет, — ответила она. — По-моему, мы уже говорили об этом, когда обсуждали условия нашего брака.

Ее слова задели Келла довольно странным образом: он почувствовал обиду за Рейвен; ему стала неприятна ее покорность, ее полная готовность терпеть неверность другого. Грех прелюбодеяния. Про себя он такого сказать не может. Он бы не стерпел, узнав, что у нее другой мужчина…

Келл нахмурился, глядя в потолок.

Как же он все-таки относится к Рейвен? Может он, черт возьми, разобраться в этом и честно признаться самому себе?..

Пожалуй, самое верное определение его чувств по отношению к ней такое: чистой воды первобытный инстинкт. Шестое чувство древнего мужчины. Желание стать первым в обладании ее телом и не отдавать никому свою добычу. Да, примитивная тяга здорового самца к самке. Упоение победой над ней, подчинением ее себе. И еще древний закон о воспроизведении себе подобных… Но об этом сейчас не надо… Так что все ясно: у него простое и естественное влечение к той вещи, обладателем которой стал. Особенно если эта «вещь» — красивая женщина…

Келл усмехнулся над самим собой и прервал размышления, оставшись недовольным их итогом. Вновь повернувшись к Рейвен, он с явной неохотой произнес:

— Если ты еще не заснула, нужно поговорить вот о чем: у меня, как ты знаешь, есть дом в Лондоне. Можешь находиться там, если хочешь, но, полагаю, через какое-то время ты приобретешь свой собственный.

Она спокойно спросила:

— Вы не будете возражать, если я поживу в одном доме с вами?

— Так или иначе, — ответил он, — это следует сделать, если мы хотим, чтобы нас считали настоящими супругами. Впоследствии каждый из нас определит свой путь… Завтра мы с вами отправимся в лондонский дом.

— Спасибо, — сказала она.

— Постарайтесь уснуть, — посоветовал он более мягким тоном.

Она послушно повернулась к нему спиной, ее шелковистые волосы разметались по подушке.

Прошло немало времени, прежде чем он услышал ее ровное дыхание — она спала.

Он не мог уснуть еще довольно долго, несмотря на усталость — снова думая о Рейвен, об их отношениях…

Итак, нельзя не признать: то, что следовало бы считать просто половым актом, совокуплением, соитием двух существ, превратилось во что-то более значительное. Во что-то, зацепившее его за живое, оставившее глубокий след… Какой? Он еще не понял. Не разобрал. Одно он уже знает: ему хочется вновь и вновь видеть ее, прикасаться к ней, погружаться в ее тело…

Да, он осуществил свое желание. Насытил его. Полон впечатлений от происшедшего недавно здесь, на этом ложе. Не может забыть ее глаза, волосы, движения ее тела, теплоту, мягкость и волнующую тесноту того заветного места, куда он проник первым и единственным (если не считать всяких флибустьеров из ее сновидений)…

Но острое чувство голода по ней, неизбывная жажда снова и снова повторить засели в нем как наваждение… Искушение… И некуда от него деваться…

— Проклятие! — пробормотал он сквозь зубы. Выпростав руку из-под головы, он осторожно коснулся ее волос, упавших на плечи, пропустил их шелковистые пряди сквозь пальцы.

Ох, Рейвен Кендрик… нет, уже не Кендрик, а миссис Лассетер, его законная жена. И в сущности, полная загадка для него. Определенно в ней есть что-то колдовское. Маленькая колдунья, за неистовой чувственностью которой скрывается ясный рассудок и недюжинный ум. Этот рассудок и заставляет ее в глубине души бояться того мужчины, который в состоянии пробудить в ней подлинную страсть.

Однако, признался он себе, и он, Келл Лассетер, страшится ее, своей колдуньи — ее глаз, ее губ, каждого изгиба ее тела, которое он познал, но хочет познать еще и еще. Вот он, дьявольский соблазн, о чем толкуют и пишут во все века…

• Предыдущая
• 29/74
• Следующая